включит, то нырнёт, то вынырнет, то вперёд пройдёт, то назад.
И так — много раз. И не хаотично, а по определённой схеме, вроде бы глубокомысленной и загадочной.
А однажды, когда она нырнула и американцы, уже вычислившие всё наперёд, уже поджидали её в нужном месте, она взяла да и не вынырнула там. Американцы переполошились и бросились искать её на путях к проливу Десятого Градуса, но её и след простыл.
Только её и видели!
Рымницкий, уведя корабль под воду, приказал повернуть его на сто восемьдесят градусов и повёл его совсем назад — в Малаккский пролив. Там, переждав немного, он велел пробираться в сторону всё того же Индийского океана, тесно прижавшись к берегу Суматры…
Есть полуостров Малакка.
Есть на нём город Малакка.
Есть Малаккский пролив между Суматрой и Малаккой.
А есть ещё и узенький ПРОХОД МАЛАККА — между Суматрою и двумя островками по имени Ве и Брёэх.
Протиснулись через эту ещё одну Малакку и выползли тою же ночью на новые просторы.
Молниеносный опорный сеанс радиосвязи с Москвой и приказ свыше: круто рвануть к экватору, обогнуть Мальдивские острова с юга, сильно изменив первоначально запланированный маршрут. Так и сделали. Круто рванули.
Американцы же шныряли по всему Великому Каналу — так называется пространство между Никобарскими островами и Суматрой — и ничего не могли найти, а наша подлодка знай шла себе и шла в тех краях, где её появления никто и не ожидал.
Иногда, как бы говоря «ку-ку!», она высовывала свою антенну и, едва сдерживая смех, вслушивалась в эфир.
Там творилось что-то невообразимое.
Рымницкому, с его хорошим знанием английского языка, многие слова в этом базаре были всё же непонятны, и он лишь по косвенным признакам догадывался, что это он слышит отборный американский мат-перемат. Потерявшие и голову, и бдительность американцы ругались между собою, обменивались упрёками и угрозами. Судя по всему, чьи-то карьеры были подпорчены, а репутации подмочены. «Вот, значит, и у них — всё то же, что и у нас, — с усмешкой подумал тогда Рымницкий. — Везде одно и то же. Такие же люди, как и мы. Из-за чего только ссоримся!..»
В скором времени он присоединил свой корабль к нашей эскадре, подойдя к ней не с востока, как ожидалось наблюдающими за всем этим американцами а, к величайшему их изумлению, — возникнув из морских глубин на юго-западе. Ни свои, ни чужие — никто не ожидал от нашей подлодки такой прыти, ибо прежде считалось, что игра с американцами в Малаккском проливе всё равно ведь ведётся в открытую: один чёрт, на этом этапе дистанции мы заведомо обречены на моральное поражение, так что и стараться тут особенно нечего. Научно доказано: стараться нечего!
А он взял — и постарался.
Потом он бывал и в Персидском заливе, и в Красном море на архипелаге Дахлак, и на Сокотре, и в Йемене… И везде он проявлял сообразительность и решительность, и всегда он был в почёте и уважении, и его приводили в пример другим экипажам и другим командирам…
Вот только двое сыновей и одна дочь росли без него, как будто он их бросил. И жена жила сама по себе, как будто она и не жена ему вовсе…
И чем дольше отсутствуешь во имя каких-то великих идей, во имя каких-то спортивных соревнований между двумя сверхдержавами, чем дольше отсутствуешь, тем тебя меньше и ждут, и тем меньше ты и нужен…
Появляешься дома — как какой-то чужой. Даже и для детей. Какой-то лишний дядя, взялся, неизвестно откуда. А зачем тогда было и спешить домой, и тосковать, и появляться?..
А если незачем, то тогда непонятно, ради чего жить… Развод с первою женою подкрадывался к нему всё явственнее. Да развод — оно бы и ладно! Но ведь оставались два сына и одна дочь! А жена, чрезмерно увлечённая причёсками, маникюрами и платьями, — сможет ли она дать им нужное воспитание? Она и безо всякого развода с некоторых пор перестала давать отчёт мужу о своих поступках, а что будет после распада семьи? Она и вовсе тогда забросит детей. Распад он и есть распад. Это, когда всё распадается: и любовь, и представления о долге, и судьбы родителей, и судьбы детей…
Глава седьмая
Дела семейные
Об Игоре Степановиче Рымницком следует сказать, что он никогда не считал себя тонким знатоком женщин. И поэтому в сфере женско-мужских отношений были такие вещи, которые не только оставались для него загадкой за семью печатями, а вообще попахивали мистикой. Он вроде бы и знавал кое-что, и слыхивал от других кое о чём, и теоретически допускал кое-какие необычные явления, но поверить по- настоящему в реальность некоторых дел он всё же не мог. Дескать, такое, быть может, где-нибудь и случается, но где-то там-там-там, где меня нет-нет-нет, где-то далеко-предалеко. Как камешек, который на Марсе лежал где-то на краю пропасти, а потом от дуновения марсианского ветра взял и свалился в неё и покоится теперь на самом дне. Вроде бы всё обычно, но попробуй этот камешек потрогать пальцем или просто посмотри на него — не дотянешься ни рукою, ни взором, ни даже мыслью! А ведь точно, что он там лежал-лежал, а потом скатился вниз…
Володя Ненастьев, бывший сокурсник Рымницкого, а ныне удачливый боец идеологического фронта в столице нашей Социалистической Родины городе-герое Москве, был принципиальным врагом женитьбы и всю свою бурную жизнь делил между карьерой одетого в военно-морской мундир трибунного трепача (Родина-Ленин-Партия-Брежнев!) и — женщинами.
К обеим этим сторонам своего бытия он относился с тихим юмором; совершенно спокойно рассказывал и про заседания Верховного Совета, в которых он участвовал, и про невероятные приключения с женщинами.
Представители высшей коммунистической власти в его рассказах были сплошь глупыми и подлыми, а женщины — сплошь скачущими в голом виде у него по квартире. Придя после Володиной обработки в неистовство, они у него опрокидывали мебель, выли и сладострастно визжали и стонали… Ну, ты же знаешь, что я кое-какую литературку почитываю и лично знаком кое с какими светилами по этой части. Так что у меня всё по науке. Да вот, кстати, у меня тут есть магнитофонная запись. Не хочешь ли послушать?.. Ну, как?.. Каково?.. Ну, ты ж, конечно, представляешь, до какого состояния я их довожу?.. Одно только плохо: не было у меня ещё негритяночки! А так хочется чего-нибудь африканского!..
В партийной карьере Володя старался не упустить ничего и добиться всего. И в отношениях с женщинами тоже всегда отличался дотошностью и деловитостью: вёл журнал наблюдений, содержал картотеку. Сотни и даже тысячи фотографий и кратких анкетных данных должны были по его мысли скрасить ему когда-нибудь неизбежную старость, лишённую детей, внуков и семейного очага; вместо всего этого, будет картотека: посмотрел, перебрал — вот и стало теплей на душе.
Ну а когда дело дойдёт до того, что некому будет и стакан воды подать перед смертью, тогда — пулю
