циклон.
На море появилась зыбь, а барометр повёл себя как-то странно; со стороны же надвигающегося урагана появились перистые облака. Рымницкий с изумлением смотрел на происходящее и всё томился в неприятном ожидании. Подводники свои взаимоотношения с бурями обычно решают простейшим способом — понятно каким; теперь же уйти на глубину было невозможно по причине отсутствия таковой. Предстояло принять удар, как обыкновенному надводному кораблю. Между тем надвинулось чёрное месиво облаков, и наступило невыносимое затишье — духота и ни малейшего ветерка. Радисты жаловались из своего центрального поста на непрерывные разряды в атмосфере, которые мешали им работать; вскоре последовал доклад о выходе из строя радиолокационной станции, а в воздухе вдруг стало совершенно черно — чернее, чем ночью: сначала потерялся из виду корабль охраны, а затем уже ни носа собственной подводной лодки, ни её кормы невозможно было различить… Рымницкий приказал снизить скорость с восьми узлов до пяти…
И тут — началось!..
А кончилось всё так же внезапно, как и началось: спокойствие и величественная панорама вдруг откуда-то взявшихся небоскрёбов, озарённых солнцем. Как мираж! Все приборы работали нормально, и корабль продолжал движение вперёд.
Рымницкого тогда этот случай сильно поразил: пираты и вскоре после них, как продолжение их злобы — ураган. Существует часть человечества, совершенно неизвестная нам. Готовимся к войне с американцами, которые ведь в сущности ничего плохого нам никогда не делали и которые похожи на нас, которым стоит во многом подражать, а война-то, может быть, нагрянет совсем и не оттуда, откуда мы её ждём. Как ураган она примчится из перенаселённого Китая, из нашей же собственной Средней Азии, из этого же Сингапура, из Африки, из Вьетнама… Во Вьетнаме он уже бывал прежде и видел этих людей вблизи. И разделял ощущение многих наших моряков — смутное, не всегда объяснимое чувство недоверия к этому народу. Непостижимые для европейского разума поступки: в Кам-Ране они взорвали шикарные виллы, оставшиеся от французов и предпочли жить в дрянных хибарках — только бы не видеть перед собою следов другой цивилизации. К особо сложной технике, оставшейся от американцев, так и не подпустили советских пришельцев, а сами в ней разобраться так и не сумели, несмотря на все усилия. Во взаимоотношениях с нашими моряками проявляли себя торгашами и отъявленными мошенниками… И потом: почему их всех так невообразимо много? Почему они так живучи и так неприхотливы в пище; они голодают, им очень тесно, а они словно бы ради какой-то высшей цели всё претерпевают и с непостижимым упорством воспроизводят и воспроизводят себе подобных, чтобы тем новым стало ещё голоднее, ещё теснее и ещё хуже — так, что ли?.. Непонятно… Тайна…
А после диких азиатских пиратов начались культурные и симпатичные американцы. Их вертолёты кружили, не переставая, вокруг нашей подводной лодки. Американцы разглядывали нас, как хотели. Весело и нахально. Кинокамеры, фотоаппараты, бинокли. Вполне возможно, что и микрофоны направленного действия — чёрт их знает, что у них там могло быть. Так что наши моряки держали язык за зубами и лишнего не болтали. Американцы же высовывались так, что чуть только не вываливались наружу, и через свои громкоговорители что-то орали нам по-своему, ржали-хохотали на весь Малаккский пролив, шутя звали нас с собою, свешивая верёвку и предлагая взять на буксир, и при этом упорно забрасывали лодку красивыми пёстрыми пакетиками — видимо, всё-таки с чистосердечными сувенирами и угощениями, а не с ядом и минами…
Рымницкий, ещё в бытность свою капитаном второго ранга, уже был свидетелем такого эпизода в Атлантическом океане: к нашей атомной подлодке, идущей в надводном положении, почти вплотную подлетает откуда-то прямо с небес американский вертолёт, оттуда высовывается огромадный негр и ювелирно точным попаданием — бряк об железо огромную корзину! А в корзине — цветы, выпивон-закусон и поздравление с наступающим новым годом. Вертолёт исчез, а на подлодке специалистами соответствующего профиля началось расследование — не диверсия ли это? Вражескую корзину осторожно занесли внутрь корабля, изучили, не слишком глубоко запуская руки (а вдруг — мина?), а по рации запросили командование эскадры: сброшена корзина… подозрительная корзина… что делать с корзиной?.. как поступить с напитками — пить или не пить? и, если пить, то — закусывать ихними харчами или не закусывать?.. подозреваем… опасаемся… возможна подрывная литература и порнография… как слышите? Переходим на приём!
А в ответ: какая корзина?.. почему корзина?.. откуда корзина?.. корзина или не корзина?.. Требуем разъяснений!..
Кое-как всё же переговорили. Получили ценные инструкции. Стали приступать к их выполнению.
Только глядь — а корзина-то пустёхонька! Всё содержимое необъяснимым образом растворилось среди проявившего политическую незрелость экипажа, который во время переговоров то и дело проходил мимо корзины — то взад, то вперёд. И с очень озабоченным, деловым и хмурым видом. И вот — не найдёшь ничего. И никто ничего не видел, и никто ничего не слышал. Провели потом расследование: у всех невозмутимые лица и опять — никто, ничего, ни о чём…
Но в этот раз кидали не только пакетики, а ещё и буйки, но, конечно, не прямо в лодку, а в воду рядом с нею. Эти ярко-красные шары с антенной служили для фиксации и передачи куда следует подводных шумов нашей субмарины. У каждой лодки — свой неповторимый, как отпечатки пальцев, шум от работы её двигателей, и, если иметь каталог всех шумов всех подлодок, то их можно будет при современном уровне техники легко распознавать. Но шумы надо изучать долго и тщательно — во всех режимах работы: при большой скорости, при малой, при погружении, при всплытии… Поэтому и буйков должно быть много. По приказу Рымницкого самые быстрые наши пловцы бултыхались в воду, хватали эти буйки и забрасывали, затаскивали их к нам — на изучение и на растерзание. Все разговоры возле буйков запрещались до тех пор, пока не будет отломана ненавистная антенна. Буйки заносились в недра подводного корабля, разбирались на кусочки, изучались, и любознательный экипаж смотрел, что у них там внутри.
Вот она — американская сверхсовременная подслушивающая техника!
Наиболее талантливые народные умельцы использовали потом добытые детали для своих самодельных радиоприёмников и магнитофонов, для сигнальных систем на своих автомашинах, для сушки белья и для прочих хозяйственных нужд. Но то будет потом.
А пока же развесёлые и культурные американцы всё кружили и кружили, окутывая подводную лодку тремя слоями: самый ближний — вертолётный круг; затем — круг средний, тоже вертолётный и затем — восьмёрка, а не круг, которую описывал по какой-то хитрой системе уже самолёт «Орион», а не тарахтелка, похожая на стрекозу. «Орионы» и вертолёты сменялись, а подлодка и насторожённые люди на ней оставались, проползая по величественному водному коридору между огромным островом Суматрой и немыслимо длинным полуостровом Малаккой.
Тоже ведь драма была какая-то и у них — миллионы лет тому назад Суматра оторвалась почему-то от материка и вместе с сотнями и тысячами других островов зажила отдельною жизнью в составе независимого архипелага; боязливая же Малакка не решилась отделиться от громады самой большой части света и присоединиться к островам: Суматра звала её, звала в своё семейство вольных островов, а Малакка тянулась и тянулась к ним, да так и не дотянулась — материк уговорил остаться.
Кругом борьба, везде соперничество. И вроде бы всё — игры да забавы…
Кто кого перетянет, кто кого перехитрит…
Сумасшедший пролив кончался. Впереди был кусок широкого океана, который потом суживался в пролив Восьмого Градуса, что между Мальдивскими и Лаккадивскими островами. За проливом, в Аравийском море, — наша эскадра, в подчинение которой и должен войти этот подводный атомоход. И весь этот путь от одного пролива до другого наша подлодка уже не сможет ускользнуть из-под плотного контроля американцев. И это будет означать НАШУ беспомощность и ИХ могущество. Ведь, чтобы вот так на виду у противника идти и идти, вовсе незачем быть подводным атомным кораблём, который стоит таких фантастических денег, как будто он весь из золота. Можно быть и просто баржей.
Обидно было. Что ж это — МЫ хуже ИХ, что ли?
Была ночь, когда подлодка Рымницкого приближалась к выходу из Малаккского пролива. Американцы следовали неотступно — и по воздуху, и по воде.
И тут наша подлодка вдруг стала выполнять какие-то непонятные действия: то потушит огни, то
