МИСТИК ИЛИ ЭРОТОМАН?
Прошла неделя. Заехав как-то ко мне г-жа Гончарова рассказала о том, что произошло за это время. Оказалось, что в течение этой недели она два или три раза побывала у 'пророка'.
— Хотя в последний раз, — говорила она, — я очень решительно заявила о своем желании непременно продолжать знакомство с Распутиным, тем не менее я не спешила воспользоваться его приглашением посетить его. Претило как-то. Воспоминание о его попытках 'гладить', 'массажировать', нащупывать корсет каждый раз во мне поднимало такое острое чувство возмущения и негодования, что я решительно не в силах была заставить себя снова поехать к нему…
Как-то рано утром я была еще в постели, когда горничная вошла и сказала, что меня зовут к телефону.
Было всего около восьми часов утра. Я удивилась, кто так рано мог звонить ко мне.
Беру трубку и слышу глухой мужской голос:
— Это ты, Ксения?
Удивленная, я спрашиваю, кто у телефона? Тот же глухой голос продолжал:
— Что же ты, душка, не приходишь ко мне?
Слово 'душка' ударило, ошеломило меня, я чуть удержалась на ногах. Хотела бросить трубку, но в тот же миг вдруг догадалась, что это говорит Распутин.
— Я соскучился о тебе, — продолжал тот же глухой голос — Отчего ты так долго не была у меня?
Я не была у него ровно три дня. Это показалось ему слишком 'долго'.
— Приходи, я буду тебя ждать.
— У вас кто-нибудь есть? — спросила я, не зная, что сказать.
— Есть кое-кто… Не много.
Затем, очевидно, сосчитывает своих посетителей и говорит:
— Пятеро.
Я сказала ему, что собираюсь посетить его на этих днях.
Распутин начал усиленно просить, чтобы я приехала к нему в тот же день. Я пообещала.
В этот раз мне удалось довольно долго говорить с ним, хотя по временам нашу беседу и прерывали доклады прислуги о приезде тех или иных посетителей и вызовы его к телефону. Хотя я и старалась наводить разговор на интересующие меня темы, но это не особенно удавалось мне, так как 'пророк', видимо, предпочитал говорить о том, что занимало его лично.
Я должна сказать, что эта беседа сильно разочаровала меня в Распутине, так как он не обнаружил в ней ни особого ума, ни чуткости, ни начитанности в Священном Писании, ни энтузиазма и пафоса, которыми обыкновенно говорят искренно верующие люди, мистики, проповедники религиозных идей, которые им дороги и святы.
Точно так же и в споре со мной 'пророк' не обнаружил никакой находчивости. Иногда он пытался ссылаться на Евангелие, но при этом ни одного текста не мог привести как следует: все ошибался, путал, передавая слова писания крайне неточно, с явным искажением смысла. Я должна была то и дело поправлять его. В споре он был очень сдержан, — настолько, что мне все время казалось, что он чего-то недоговаривает, о чем-то намеренно умалчивает, что-то скрывает.
На мои расспросы он между прочим сказал мне, что 30 лет ходит по земле, ищет Бога.
— Ну, и что же, нашли? — спросила я.
— Нашел… Бог в духе.
— В каком духе? Что это значит?
— Это тайна.
Вообще он любит ссылаться на тайну. Во время нашей беседы разговор, между прочим, не раз касался любви.
— Любовь — одна хмара, — говорил 'старец'. — Только та любовь хороша, когда ты любишь и своей любовью человека к истине приводишь.
— А что такое истина по-вашему? — спросила я.
— Истина — в тайне, — загадочно отвечал 'пророк'. 'Играет словами или скрытничает', — подумалось мне.
— А ты в любовь веришь? — спросил Распутин.
— Конечно, верю, но ведь разные люди различно понимают любовь, и у разных людей она проявляется различно. Ведь и вы говорите, что одна любовь — хмара, а другая — истинная.
Но, 'пророк', по-видимому, совсем не давал себе труда вникать в мои слова, не обращал никакого внимания на мои замечания и оговорки; он продолжал твердить свое:
— В любовь надо верить: весь мир в любви… Без любви ничего не уделаешь… Вот я тебя шибко полюбил… Во как! Ты теперь во мне, в моей душе сидишь… А ты меня не хочешь любить.
— Я не знаю, о какой любви вы говорите. Если вы говорите о той любви, которая выражается в ваших ласках, то она мне совсем не нужна. И ваши ласки мне не нужны… Слышите вы?
— Ты все о теле думаешь, — возражал Распутин. — А тело — преграда для души. Нужно о душе заботу иметь, а мы все больше о теле думаем, — опять наставническим тоном произнес он.
Подумав немного, он продолжал:
— В моих ласках — большая тайна… Мужчины всегда думают только о себе и о своем теле. А я только вполовину и для духа… Я даю людям такое большое счастье, но ты сама не хочешь этого… Пока ты не захочешь, я ничего не могу сделать для тебя.
'Пророк' говорил это со значительным видом, но для меня смысл его слов был темен и непонятен. При этом мне вспоминались те женщины из низов и верхов нашего общества, — поденщицы, крестьянки, графини, княгини, фрейлины, — которые слепо идут за этим темным человеком, которые считают его святым, пророком, живым Богом.
— Чем он покорил их? Что они нашли в нем? — с изумлением спрашивала Ксения Владимировна, пожимая плечами.
— Вам нужно поближе познакомиться с последовательницами 'пророка', — сказал я, — поближе сойтись с ними, — только тогда вы можете уяснить себе природу и характер их увлечения, их психологию.
— Я непременно сделаю это при первой возможности, — заметила г-жа Гончарова.
— Замечаете ли вы в Распутине способность к гипнозу? — спросил я свою собеседницу.
— Лично я не испытываю ни малейшего влияния 'пророка' на мою волю. Между тем в моей жизни приходилось обращаться к гипнотизерам и в Москве, и в Петрограде, и тогда я довольно легко поддавалась влиянию гипноза.
Другой вопрос, который меня сильно интересовал; был вопрос об источниках существования Распутина, о его экономическом и материальном положении. Как известно, 'пророк' не сеет, не жнет, но в житницу собирает. И собирает, можно сказать, чрезвычайно успешно.
Хозяйства он не ведет, никаким производительным трудом не занимается, никакого заработка, никакой службы у него нет. И тем не менее благосостояние его быстро растет, достаток и средства увеличиваются чуть ли не с каждым днем. Его дом в селе Покровском — полная чаша; комнаты устланы дорогими, прекрасными коврами; много ценных вещей… Откуда эти средства? Каким путем они притекают к нему?.. Говорят, все это — подарки высокопоставленных особ. Правда ли это?
Я полюбопытствовал узнать от Ксении Владимировны, не просил ли ее о чем-нибудь Распутин.
Нет, оказывается, не просил.
— Только раз как-то он сказал мне: 'Вышей мне рубашку. Мне хочется иметь рубашку, вышитую твоими руками'. Я ответила, что очень плохо вышиваю. Он сказал:
— Ничего, от тебя всякая будет хороша.
— А как держал себя 'пророк' с вами во время последних свиданий? — спросил я.
— Несмотря на то, что наш разговор имел все время характер деловой беседы, 'старец' от времени до времени все-таки возобновлял свои попытки 'погладить' и 'помассажировать' мои плечи и грудь, но,
