Голос доктора Хеске звучал умоляюще, почти заглушая еле слышный посвист.
Лейтенант заглянул в кладовую, да так и замер.
При отплытии из Циньдао на борт канонерки погрузили, помимо галет, солонины и прочего осточертевшего любому военному моряку провианта, несколько десятков живых кур. Куры так и не увидели Нового Света, отправившись еще до Разлома в офицерский котел, а вот клетка от них осталась, занимая место в одной из кладовых. Перед ней и сидел на корточках корабельный медик, а по совместительству полигност и полиглот доктор Хеске. Только теперь клетка была туго заплетена проволокой поверх крупной сетки и деревянного каркаса. А главное – вовсе не пустовала.
Забившись в дальний угол, как можно дальше от доктора и почти в той же позе, нелепым отражением сидела, как показалось лейтенанту вначале, крупная черная птица.
– Цып-цып… – пробормотал Хеске, едва не уткнувшись носом в сетку.
Когти процарапали немузыкальный аккорд на железных струнах перед самыми его глазами. Врач шарахнулся, усевшись прямо на пол.
– Доктор, что это? – заинтересованно осведомился Отто, перешагнув через комингс.
– Это, герр лейтенант… – Хеске тяжело поднялся на ноги. – Не знаю что. Наш первый живой образец.
Он торопливо отряхнулся.
– Поймали перед самой бурей. У лагеря на берегу. Верите, нет – накрыли пустым мешком и так скрутили.
Существо в клетке беззвучно приоткрыло клюв… нет, пасть: в неярком свете лампы блеснули острые зубы, похожие на крошечные наконечники копий. Будто из темноты на людей собралась наступать лилипутская фаланга. Круглые глаза, взблескивающие зеленым огнем, следили за каждым движением.
– Да, русские говорили об этих тварях – «черных петухах». Но… – Отто взмахнул рукой, не в силах подобрать слов. – Что оно такое?!
– Птица. Ящер. Зверь. – Хеске небрежно махнул рукой. – Порождение первобытного хаоса. Дело в климате.
– Что? – Лейтенант с трудом оторвал взгляд от зеленых глаз чудовища.
– Моя теория. Жаркий климат древних эпох. Холодное дыхание севера кристаллизует! – Хеске многозначительно поднял палец. – Смешение черт – антагонизм нордической ясности. Допотопные твари Нового Света – прообразы будущего: неясные, смутные. Расплывчатые. Им предстоит ощутить на себе поступь ледникового периода. Холод приносит порядок. Холод придает жизненные силы! Германская раса была откована ледяными молотами в горниле севера! Холод закаляет!
– Да? – скептически поинтересовался Шнивинд. – Тогда почему на вас свитер, доктор?
Сбившись с мысли, Хеске растерянно оглядел собственное брюшко, будто обвиняя его в измене и предательстве расы.
– Не важно, – без особого убеждения пробормотал он.
– Чем вы его кормите? – перевел лейтенант разговор на менее скользкую тему.
– Пока ничем, – признался врач. – Нужно мясо. Свежее мясо. А свежего больше нет.
– Так, может, оно от голода на вас бросается? – предположил Отто.
– Может быть, – неожиданно легко согласился Хеске. – Но! Эти твари нападали на людей. Уже дважды. Первобытная злоба? Может быть. Или недостаток пищи на пустынном берегу.
Отто вспомнил непрерывную череду мигрирующих динозавров. Если «сороки», по словам русских, стаей легко добывали ящеров-титанов, то их меньшие сородичи, очевидно, могли бы справляться с флагохвостами. А тех было очень много.
– Вряд ли, – покачал он головой. – Отойди от берега на несколько километров, и добычи там хватит на легион таких «петухов».
Тварь издала мучительный, сдавленный писк, резавший уши, точно скрежет ножа по стеклу, и снова бросилась на сетку. Когти на передних лапах нашарили слабое место: проволока лопнула. Отто вскинулся было и тут же замер: сетка держалась. Хеске молча вскинул руку, требуя внимания.
Зверь ткнулся мордой в оборванную проволоку, отдернул голову. Приоткрыв пасть, он попробовал на зуб вначале крепкую часть сетки, потом пострадавшую. Попытался перекусить проволоку – не вышло. Задумался, склонив голову набок и еле слышно посвистывая.
Потом впился когтями крыльев в крышу клетки и заколотил по сетке жуткими когтями-кинжалами задних лап. Отто буквально слышал сквозь грохот и писк, как рвется тонкая проволока, стальная нить за нитью.
Доктор Хеске среагировал быстрей. Ухватив с полки жестяную коробку, он с размаху треснул зверя по торчащим сквозь крышку клетки пальцам. Тварь свалилась на дно и зашипела.
– Ц-цум доннерветтер, – просипел врач, роняя коробку.
– Я скажу боцману, пусть пришлет матросов укрепить клетку, – сказал Отто, глядя на бессильно буравящую людей взглядом черную тварь.
– Да, п-пожалуйста, – ответил Хеске. – Вы заметили… Да! Вы заметили какой-то шум?
Лейтенант прислушался.
– Идемте, доктор, – скомандовал он. – И заприте дверь. Нам сейчас будет не до зверья.
– Что случилось?
Нергер даже не пытался скрыть раздражение. Этим вечером он долго не мог заставить себя уснуть, но удалось ему это лишь час назад. Стук в дверь и просьба срочно подняться на мостик вырвали капитана из тягучей, без сновидений, дремоты, преподнеся взамен боль в висках и противный вкус в пересохшем рту.
– На «адмирале» какая-то суета, господин капитан, – доложил вахтенный офицер. – Все началось минуты четыре назад, со взрыва около их правого борта.
– Взрыва? – недоверчиво повторил Нергер. – Вы уверены, мичман?
– Я в тот момент находился за рубкой, господин капитан, – чуть смутившись, ответил мичман. – Вахтенный сигнальщик, матрос Бремер, сказал, что это было похоже именно на небольшой взрыв.
– Понятно.
Хмурясь, капитан «Ильтиса» взял бинокль и навел его на броненосец. Тот был затемнен – горели только штаговые и гакабортные огни, – но все же Нергер сумел разобрать, что британцы… спускают на воду шлюпки. Причем, похоже, все. Неужели броненосец тонет? Но тогда почему не дан сигнал «Терплю бедствие»? Что, черт побери, у них там произошло?
– Боевая тревога! – скомандовал Нергер. – Экипажу занять места. Сигнальщик – запрос на «Бенбоу»: «Что произошло? Нужна ли помошь?»
Ответа с броненосца пришлось ждать на удивление долго. Лишь когда переполненные людьми шлюпки отвалили от его борта и начали продвигаться к «Ильтису», на мостике британского корабля замигал сигнальный фонарь.
– «На наш корабль было совершено нападение, – вглядываясь в короткие вспышки ратьера, прочитал сигнальщик. – Приказываю принять на борт досмотровую партию».
– Мой бог, ну и наглецы! – не выдержал фон Горен. – «Приказываю»…
В этот момент «Бенбоу» направил прожектор на канлодку. После ночной темноты слепяще-белый свет был почти болезненно ярок. На крыше рубки «Ильтиса» дежурный унтер, в свою очередь, нацелил боевой прожектор канлодки сначала на броненосец, а затем – на лодки между кораблями.
– Эта досмотровая партия, – первый офицер, щурясь, пытался из-под ладони разглядеть силуэты британских шлюпок, – больше похожа на команду для абордажа.
– Еще как похожа! – буркнул Нергер и, развернувшись к сигнальщику, приказал: – Передавай: «В
– Да, господин капитан?
– Если они не ответят… – Нергер поправил фуражку, – а они, скорее всего, не ответят, пусть скорострелка даст очередь в воду перед шлюпками.
– Слушаюсь!
Первая очередь, поднявшая ряд пенных фонтанов метрах в тридцати перед шлюпками, не произвела на
