предстояла дуэль почти с десятком скорострельных орудий. Впрочем, уже вторым выстрелом загасив, а точнее, сметя за борт прожектор вместе с расчетом, подчиненные фон Горена заметно усложнили задачу для наводчиков броненосца.
Однако наибольшую опасность, с точки зрения Нергера, представляли уже высадившиеся на «Ильтис» британцы. Практически беспрепятственно заняв кормовую часть палубы – командовавший там мичман был сбит одной из первых очередей с катера, а заменивший его унтер приказал отступать к рубке, – абордажники Кармонди уже один раз попытались прорваться в носовую часть. Однако два оставшихся на борту «максима» почти сразу же убедительно доказали британцам, что наступать по узкому проходу навстречу потоку свинца – не самое лучшее занятие в любом из миров. Попытка использовать для поддержки картечницу катера тоже провалилась благодаря Отто – он просчитал этот ход и успел расставить стрелков на полубаке вдоль фальшборта. Даже в темноте стрелять по катеру длиной почти 20 метров было не очень сложной задачей – некоторые из матросов успели расстрелять по две обоймы, прежде чем изрешеченный «миноносец 2-го класса» отполз назад, под прикрытие кормы канлодки.
После этой неудачи Кармонди решил, что с дальнейшими атаками ему стоит обождать до подхода основных сил десанта. Сейчас при нем осталось чуть больше двадцати человек – из сорока высадившихся первоначально. Этого, по мнению майора, едва хватало, чтобы отбить возможную контратаку тевтонов. Когда же подойдут шлюпки…
– Когда подойдут шлюпки, нам конец. – На самом деле лейтенант цур зее выразился еще грубее. Вид его, впрочем, тоже мало соответствовал уставу: фуражки нет, мундир с правой стороны изорван осколками…
– Слишком уж нас мало.
– Знаю, – кивнул Нергер. – Черт! Надо было вернуть Форбека. Сейчас нам не хватает именно его людей…
– …и его пулеметов, – добавил фон Горен.
– Нам скорее пригодилась бы мортира, – задумчиво произнес Отто. – С пулеметами, будь их два или все шесть, нам все равно не прорваться мимо рубки.
– Мы пока еще контролируем подпалубные помещения, – напомнил артиллерист. – Если организовать через них отвлекающую атаку…
Фон Горен осекся – очередной британский снаряд задел мачту и, отлетев под углом, лопнул над водой, осыпав черные волны шипящим дождем осколков. Два следующих – как и большинство их предшественников – впустую рассекли воздух над канонеркой. Опасаясь повредить свой «обратный билет», британские артиллеристы брали слишком высокий прицел.
– Мортира, – повторил первый офицер. – Или хотя бы ручные бомбы. Помните, майор предлагал сделать такие… наподобие тех, что применяли русские в Порт-Артуре. Гильза от малокалиберного снаряда, огнепроводный шнур…
– Подрывные патроны! – Лотар картинно хлопнул себя по лбу. – Мой бог, как я мог забыть о них!
– А ведь это, пожалуй, шанс, – пробормотал Отто. – Дать им изготовиться к атаке… они при этом наверняка столпятся около надстройки. Если мы в этот момент накроем их взрывчаткой… – Лейтенант цур зее замолк, пережидая грохот 88-миллиметровки. – …И одновременно атакуем снизу, через люки…
– Насколько я помню, – произнес Нергер, глядя куда-то за плечо первого офицера, – эти подрывные патроны довольно слабы.
– Можно соединить их друг с другом, сделать связку! – горячо возразил фон Горен.
– Можно, – согласился капитан, и скользнувшая по его губам улыбка отчего-то заставила артиллериста вздрогнуть. – Но у меня появилась еще одна идея.
Для «черного петуха» последние сутки были далеко не лучшими в жизни. Сначала он всю ночь просидел в укрытии под камнями, прячась от бури. Покинув убежище на рассвете, он встретил не привычную добычу, а каких-то невиданных доселе двуногих существ. В другое время ящер, скорее всего, не рискнул бы нападать, но в этот раз чувство голода взяло верх над осторожностью падальщика. Затем был удар прикладом по голове, долгое беспамятство, тесная клетка, а вокруг – совершенно незнакомая обстановка, заставлявшая «петуха» то вжиматься в дальний угол клетки, то в порыве бешеной ярости вгрызаться в стальные прутья. Его тыкали палкой под ребра и били по пальцам жестянкой. Вдобавок он по-прежнему был голоден – опасаясь за сохранность ценнейшего экземпляра, доктор Хеске велел кормить пленника только свежатиной, а добытых Отто флагохвостов уже успели сварить.
Разгоревшийся вокруг бой, подъем на мостик и напутственный выстрел над самой головой, разумеется, не внесли успокоения в крохотные мозги «петуха». Вылетев из клетки, он в два прыжка достиг дальнего конца мостика, а третьим – махнул через ограждение…
…и приземлился прямо на спину одного из готовившихся к атаке британцев. Последовавший дикий вопль – пытаясь удержаться, «петух» располосовал матросу спину до костей – и, главное, запах крови стали последними соломинками. Пожалуй, даже бомба из мортиры, о которой так мечтал Отто Шнивинд, не смогла бы произвести в толпе британцев столь опустошительного эффекта, как этот обезумевший динозавр.
– Да проснитесь же!
Чья-то рука грубо трясла Обручева за плечо, вытаскивая из глубин тяжелого, кошмарного сна.
– Проснитесь!
Ученый с недоумением обнаружил, что будит его не легковозбудимый Никольский. Голос и рука принадлежали лейтенанту Злобину.
– Что случилось? – непослушными со сна губами прошлепал геолог, уже понимая – случилось нечто пугающее. На склоне над лагерем уже высились две пирамидки с крестами, и сколько их еще добавится, пока «Манджур» не вывезет выживших с берегов прекрасной Зеркальной бухты.
– Слушайте, – прошептал лейтенант, выволакивая Обручева из палатки.
Ветер стих. Чмокали по-старушечьи волны у берега. И доносились издалека выстрелы.
– Что… – начал было геолог и замолк.
Облачный полог поистрепался; сквозь прорехи в нем сочилось синюшное мерцание Зарева, бунзеновским факелом бившего из-за южного горизонта в зенит. С трудом удавалось отделить землю от моря в этом мертвенном свете, но там, где они сходились, вспыхивало и гасло пламя, отражаясь в воде. Было что-то месмерическое в виттовой пляске светлячков.
– Что это? – выдавил Обручев, уже зная ответ.
– Бой, – коротко ответил Злобин. – Боцманмат, полчаса на сборы. Все, что нельзя унести, – бросаем. Владимир Афанасьевич, вы больше всех нас бродили по окрестностям: в каком направлении нам двигаться?
– Но… зачем? – Мысли отказывались повиноваться. – Что там происходит?
– Англичане берут «Ильтис» на абордаж, – ответил Злобин. Кто-то из матросов зажег фонарь: рыжее пламя высветило пересеченное плохо зажившими, совершенно пиратского вида шрамами лицо лейтенанта и тут же погасло под сдержанную ругань боцманмата. Как всегда, обожженные светом глаза еще с минуту отказывались что бы то ни было видеть. – На месте капитана Нергера я бы открыл кингстоны прежде, чем сдать им корабль. У них это называется «сьюпримаси»: превосходство. Оставить претендентов на новые владения на берегу… или потопить. Взять на абордаж, отогнать на глубину и затопить там, чтобы канонерку никто и никогда не обнаружил. Хоть с водолазами ищи.
– А при чем тут мы? – Обручев понимал, что вопрос звучит глупо, но никак не мог уложить в голове происходящее.
– Мы свидетели. Этот капитан нарушил все законы если не человеческие, то божеские. А кроме того, если у англичан не выйдет их авантюра, то на берегу останутся уже две команды. И единственная их надежда на скорое избавление – это «Манджур». Если нас возьмут в заложники…
– Они не осмелятся, – прохрипел Обручев.
– В Трансваале им ничего не мешало, – серьезно проговорил Злобин. – И заложников брали, и показательные расстрелы устраивали. Я сам читал.
– Нужен лагерь на берегу, – вмешался Горшенин. – У входа в бухту. Чтобы «Манджуру» сигнал подать. Пока мы в море, а эта немчура – в луже, ничего они «Манджуру» не сделают.
– Во-первых, сделают, – напомнил лейтенант. – Это для океанского плавания у них угля не достанет. А так – раскочегарят машины, и вперед. Им даже орудия расчехлять не придется. Затянет наш «Манджур» под
