ответа.
— Испугалась? — с надменным видом он бросил ей вызов.
— Ладно, — сказала она, сознавая, что делает ошибку.
— Здесь, — Ред повернулся к прилавку и подал свой билетик. — Извините.
Через полчаса мотоцикл Реда свернул на Фалунский холм. Она не была на Фалунском холме с тех самых пор, с четвертого июля десять лет назад.
Он, конечно же, не мог забыть, что там случилось, значит, намеренно выбрал это место. Джуди колебалась. Ничто не мешало ей развернуть машину и вернуться. Но это означало бы, что все произошедшее еще имело для нее значение. Тихонько бормоча что-то себе под нос, Джуди свернула на грунтовую дорогу, которая, извиваясь, вела на вершину холма.
Все здесь было так, как она помнила. Это лето выдалось дождливым, и трава еще оставалась зеленой. С вершины открывался такой же замечательный вид и на горы, и на Гровер, который выглядел совсем игрушечным. Стояла полная тишина.
Джуди вышла из машины, открыла багажник и достала одеяло, которое возила с собой на всякий случай.
Если у Реда и были скрытые мотивы для выбора именно этого места, то он не подавал виду. Стоял под огромной старой сосной на толстом слое иголок, покрывавшем землю.
— В Европе я часто вспоминал этот вид, — сказал он подошедшей Джуди. Вслед за ним она тоже окинула взглядом панораму.
— Отсюда видны бесконечные дали, — произнес он, бессознательно вторя ее мыслям. — Иногда бывает трудно представить себе, как выглядит бесконечность, и тогда я вспоминаю это место.
— Так ты уехал тогда в Европу, — произнесла она. В голосе звучало сожаление.
— Да, в Европу.
Повернувшись, он взял из ее рук одеяло и расстелил его на сосновых иглах так, чтобы ветви дерева служили им защитой от жаркого полуденного солнца. Потом присел на край одеяла, положив пакет с сандвичами на середину.
Джуди помедлила, перед тем как опуститься напротив. Зачем он привез ее сюда? Чтобы напомнить о прежних временах? Она не верила, что он забыл день четвертого июля. Поэтому своим жестом он скорее, хотел показать, что не собирается тревожить прошлого.
Сначала они не разговаривали, но молчание не тяготило. Казалось, они не смогут просто так завтракать, старые воспоминания возникали независимо от их воли.
— Сколько ты пробыл в Европе? — спросила чуть позже Джуди.
— Почти два года.
— Ты нашел то, что искал?
— Это уже не та романтическая Европа, — грустно произнес он, — но и она имеет свою прелесть.
— Как твоя писательская деятельность?
— Этим я и занимался.
Видимо, он не добился успеха, иначе вряд ли вернулся бы в Гровер и стал снова работать у Джейка. Поэтому Джуди не стала продолжать расспросы на эту тему. Вместо этого попросила:
— Расскажи мне о Европе!
Подтянув обтянутые юбкой колени к груди, она обхватила их руками.
— Все было очень… по-европейски, — произнес Ред. Поймав ее удрученный взгляд, он улыбнулся. — Что ты хочешь услышать?
— Неужели в Англии постоянно идет дождь? Правда ли, что француженки элегантнее американок? Стонхендж в жизни выглядит так же впечатляюще, как на картинках? Ты видел Пантеон? Ты гнал быков по улицам Барселоны?
— Подожди! — Улыбаясь, Ред поднял руки, и Джуди остановилась, покраснев. Похоже, она вела себя, как подросток. Но ведь у нее не было возможности путешествовать.
— Хорошо, я забыла все вопросы, — сдалась Джуди.
Их глаза встретились, и оба расхохотались. Услышав ее нежный смех, Ред почувствовал, что он снова дома.
Этот смех помог им разорвать напряженность, и теперь беседа потекла свободно. Ред говорил в основном о тех местах, которые он видел, а Джуди помогала ему своими вопросами.
Слушая его рассказы, она поняла, что большую часть времени после отъезда из Гровера он путешествовал. Казалось, он побывал везде. Провел шесть месяцев в Австралии, три — в Африке. Исколесил всю территорию Соединенных Штатов.
Удалось ему стать писателем или нет, но он, несомненно, обладал даром рассказчика. Люди и места, о которых рассказывал ей Ред, вставали перед ней, как наяву.
— Ну, хватит обо мне, — произнес он, наконец. Сел на одеяле, согнув одну ногу и опираясь на колено локтем. — Никогда в жизни я так много не говорил о себе. Я похож сейчас на самовлюбленного болвана.
— Мне нравится слушать твои рассказы, — возразила Джуди. — У тебя талант, ты бы мог зарабатывать очерками о путешествиях! Ты не пробовал посылать свои рассказы в журналы?
Ред с удивлением посмотрел на нее, видя в ее глазах участие. Она старалась подбодрить его, заставить не отказываться от своей мечты. То, что в этом не было необходимости, не делало ее заботу менее трогательной.
— Я подумаю об этом, — пробормотал он. — А как ты? Как твои планы стать медсестрой?
— Стать медсестрой? — Джуди вздрогнула Она уже давно отказалась от старой мечты. — Это была глупая идея. Я отказалась от нее много лет назад.
— Почему?
— Почему? Как объяснишь гибель мечты?
— После того как папу привезли из больницы домой, я стала чем-то вроде курьера между домом и офисом. В основном носила бумаги и старалась делать все, чтобы дела шли гладко.
— Ты была слишком молода для такой работы.
— Я справлялась. И училась очень быстро, — в голосе слышалась гордость. — Конечно, прошло много времени, прежде чем я смогла принимать важные решения, и до сих пор папа один возглавляет фабрику.
— Так ты постоянно бегала из дома на фабрику? — Ред задавал вопросы, стараясь представить себе ее жизнь в течение этих десяти лет.
— Не совсем. Он, конечно же, редко бывает в офисе. Я выполняю большую часть ежедневной работы самостоятельно и стараюсь как можно больше разгрузить его.
— Как твой отец относится к тому, что его парализовало? — Ред решил выяснить все, что хотелось.
— На самом деле удивительно спокойно, — Джуди прижалась щекой к коленям. В солнечном свете, пробивавшемся сквозь сосновые ветви, выражение ее лица казалось печальным. — Он никогда не жаловался, даже в самом начале.
Ред с трудом поборол желание спросить, почему же тогда он возложил столь тяжелое бремя на плечи восемнадцатилетней девочки.
— Так тебе нравится управлять семейным бизнесом и няньчиться с мебельными гарнитурами вместо того, чтобы заботиться о больных?
— Здесь есть свои «за» и «против», — ответила Джуди.
Слышит ли она, как мало энтузиазма в ее словах?
— Да, от деревяшек меньше жалоб, чем от пациентов, — улыбнулся он.
— Верно. И, кроме того, из меня вряд ли получилась бы хорошая медсестра.
— Я без колебаний позволил бы тебе забинтовать мои раны, — он сказал это в шутку, но почему-то слова прозвучали совсем не забавно. В голосе проскользнули глухие нотки.
Внезапно их взгляды встретились, и солнечный день сразу померк. Все вокруг перестало
