обвиняет ее, теперь нет ни малейшего сомнения! Как можно скорее! — закричал он кучеру, велев ему ехать в коттедж Эмили.
Глава XVIII
Мисс Лед
Приехав в коттедж, доктор Олдей увидел господина, который уже запирал за собой калитку. Господин быстро ушел.
— У мисс Эмили был гость? — спросил доктор, когда служанка впустила его.
— Этот господин принес письмо мисс Эмили, сэр.
— Он спрашивал, можно ли видеть ее?
— Он спрашивал о здоровье мисс Летиции. Когда он услышал, что она умерла, он, кажется, был поражен и тотчас ушел.
— Назвал он свое имя?
— Нет, сэр.
Доктор нашел Эмили читающей письмо. Он так заботился о том, чтобы она не узнала обмана, который скрывал страшную историю смерти ее отца, что держал себя настороже.
Эмили подняла глаза. Ее лицо успокоило старого доктора.
— Наконец я получила известие от моего дорогого друга, — сказала она. — Помните, что я вам говорила о Сесилии? Вот ее письмо — длинное, восхитительное письмо из Энгадина, принесенное каким-то неизвестным господином. Я расспрашивала служанку, когда вы позвонили.
— Я приехал в то самое время, когда этот господин закрывал калитку вашего сада, — сказал доктор.
— О, скажите мне! Какая у него наружность?
— Высок, худощав, черноволос. На голове противная республиканская поярковая шляпа. Между бровями сердитые морщины. Человеку такого рода я не доверяю по инстинкту.
— Почему?
— Потому, что он не бреется.
— Вы хотите сказать, что у него была борода?
— Да; курчавая черная борода.
Эмили с изумлением всплеснула руками.
— Возможно ли, чтобы это был Албан Моррис? — воскликнула она.
Доктор посмотрел на нее с сардонической улыбкой.
— Кто он, этот ваш мистер Албан Моррис? — спросил Олдей.
— Учитель рисования в школе мисс Лед.
Доктор тотчас прекратил допрос. Учителя в женских школах не интересовали его. Он вернулся к тому, что привело его в коттедж, и подал Эмили объявление, которое она прислала ему в письме.
— Вы, верно, желаете получить его обратно? — сказал он.
Она с интересом взглянула на объявление.
— Не правда ли, странно, что убийца мог скрыться, когда такое подробное описание его примет было распространено по всей Англии? «Имя его неизвестно. Предполагаемый возраст между двадцатью пятью и тридцатью годами. Человек хорошо сложенный, небольшого роста, цвет лица белый, черты тонкие, глаза голубые, волосы белокурые и остриженные коротко, лицо чисто выбритое, за исключением узких и небольших бакенбард. Руки маленькие, белые и красивые. Носит драгоценные перстни на двух пальцах левой руки…»
— Эта часть описания бесполезна, — заметил доктор. — Он наверняка изменил внешность.
— Но он не мог переменить свой голос, — возразила Эмили. — Послушайте: «Голос замечательно хороший, чистый, громкий и пленительный». А вот опять: «Обращение вкрадчивое».
— Я скажу одно — то обстоятельство, что преступник не был пойман, доказывает, что он нашел безопасное убежище. Имея время в своем распоряжении, он мог измениться так успешно, что девяносто девять человек из ста не могли бы признать его ни по голосу, ни по обращению, — ответил доктор. — Посмотрите на описание. Волосы, остриженные коротко, выбрит гладко, за исключением узких и небольших бакенбард. Если этот негодяй оставался довольно долго в своем убежище, он мог изменить и свою прическу, и свое лицо. Бросим, милая моя, этот неприятный разговор! Перейдем к чему-нибудь более интересному. Что еще, кроме объявления, вы нашли в бумагах вашей тетки?
— Говорила ли я вам, как нашла это объявление? — не слушала его Эмили.
— Нет.
— Я нашла его с вырезками из газет под целой кучей пустых коробочек и бутылок в ящике умывального стола. Конечно, я ожидала более интересных находок в этой комнате. Мои поиски кончились в пять минут. В том шкафике, в углу, было всего несколько книг. В письменной шкатулке, на боковом столике, — пачка почтовой бумаги и сургуч. Вот в этих ящиках только расписки лавочников и старые фотографии. Бедная тетушка, должно быть, уничтожила все свои бумаги перед последней болезнью, а объявление сохранилось только потому, что тетя забыла, где оно лежит. Не досадно ли это?
С чувством невыразимого облегчения добрый доктор Олдей попросил позволения вернуться к своим пациентам.
Уходя, он приметил, что дверь спальни отворена. После смерти мисс Летиции эта комната оставалась нежилой. На виду стоял умывальный стол, о котором говорила Эмили. Доктор подошел к выходной двери — и задумался.
Ему пришло в голову, что в умывальном столе мог быть другой ящик, не замеченный Эмили. Имеет ли он право разрешить это сомнение? Если отстранить обыкновенную совестливость, то извинение у него было. Мисс Летиция говорила с ним о своих делах и просила его быть душеприказчиком (в интересах Эмили) вместе с ее поверенным. Он согласился на ее просьбу с одним условием — что подчинится, если она не найдет другого душеприказчика. Быстрое течение болезни не позволило мисс Летиции сделать необходимую приписку к завещанию. Будучи морально (если не юридически) ее поверенным, доктор Олдей имел право удостовериться, что все бумаги уничтожены.
Ящик действительно был — и довольно длинный. Когда доктор хотел вытащить его, он не вынимался. Пальцы доктора дотронулись до бумажки, прищемившейся между внутренним концом ящика и верхней доской умывального стола. С осторожностью ему удалось вытащить бумагу. Удостоверившись, что ничего более найти нельзя, он задвинул ящик и вышел из коттеджа.
Кеб ждал его. Возвращаясь домой, он развернул скомканную бумажку. Письмо, адресованное к мисс Летиции, было подписано содержательницей школы, где воспитывалась Эмили. Доктор Олдей сразу же наткнулся на имя мисс Джетро.
Если бы не утренний разговор с этой странной дамой, он, может быть, сомневался бы, следует ли ему читать письмо. Теперь же он прочел его.
«Мисс Летиция! Ваша племянница, написав вам из моего дома, упомянула между другими событиями в своей школьной жизни о приезде новой учительницы — мисс Джетро.
Сказать, что я была удивлена, было бы недостаточным выражением того, что я почувствовала, когда прочла ваше письмо, сообщавшее мне конфиденциально, что я приняла к себе женщину, недостойную заниматься с молодыми особами, находящимися на моем попечении. Я не могу предположить, чтобы дама в вашем положении и с такими высокими нравственными принципами могла сделать такое серьезное обвинение, не имея на это достаточно причин. В то же время я не могу, по обязанностям христианки, изменить свое мнение о мисс Джетро, пока мне не представят неоспоримых доказательств.
С таким же точно доверием к вашей осмотрительности, какое вы оказали мне, я прилагаю при сем аттестаты, которые мисс Джетро представила мне, когда изъявила желание занять вакантное место в моей школе.
Убедительно прошу вас, не теряя времени, навести секретные справки, которые вы вызвались сделать. Каков бы ни был результат, прошу возвратить мне приложенные при сем аттестаты, которые
