подчиниться. Остальных же намертво припечатало к месту, они не сдвинутся, даже если сейчас перед ними разверзнется ад. Все. Фрэй в том числе.
Я тогда тоже не двинулся с места. Так легко было сделать вид, что ты тоже попал под действие глаз Кербера, и так сложно рационально объяснить это потом своей совести.
Жаба встал напротив Канцлера. Уже то, как он стоял – неуверенно, неправильно распределив вес, ссутулившись, не зная, куда деть руки – не предвещало исходу поединка ничего хорошего. Немец же несмотря на полноту, некоторую обрюзгшесть, двигался с правильностью привычного бойца. Поэтому то, что происходило дальше, больше напоминало избиение, а не поединок.
Дубинка Канцлера прохаживалась по телу Иосифа, словно тот выбивал ковер. Все попытки подростка выставить блок или отскочить заканчивались ничем, а иногда делали только хуже. Похоже, что поначалу толстяк бил вполсилы, но потом ему стало надоедать:
– Ну что, ты будешь защищаться или нет, никчемное отродье? Дай мне сдачи! Ну хоть разок! – за каждой фразой следовали новые удары, и с каждым словом они становились сильнее. – Хочешь, чтобы я избил тебя до потери сознания? Хочешь превратиться в кусок мяса?
В конце концов, Жаба сел на корточки, закрыл голову руками и стал монотонно подвывать. Канцлер же с белыми от гнева глазами начал пинать его ногами.
– Хватит! – закричал Фрэй. – Хватит! Он не умеет драться! Отпустите его уже!
– Уж я отпущу его, отпущу навсегда, – немец захлебнулся в хрюкающем смехе. – И тебя тоже, уродец. Все у меня уйдете.
Внезапно Жаба оборвал свой вой на какой-то высокой и пронзительной ноте. Он выпрямился во весь рост и с силой толкнул изумленного Канцлера так, что тот отлетел достаточно далеко. Толчок оказался безобидным – он только еще больше разозлил толстяка, заставил его оскалить кривые щербатые зубы:
– Так-то лучше. Теперь можно тебя и прикончить.
Дубинка опустилась еще несколько раз. Жаба не уворачивался, но затем снова толкнул от себя Канцлера. На этот раз немец рассвирепел окончательно:
– Играть со мной вздумал, щенок, мать твоя сука?
Мои чувства в этот момент, казалось, обострились до предела. И если раньше я только улавливал слабый, будто рассеянный отголосок страха Иосифа, его растерянности, его боли, то теперь что-то щелкнуло внутри него и вокруг распространился вязкий удушливый ужас. Ужас с чем-то не совладать, не суметь удержать в себе.
Я видел, как Кербер подался вперед, скрестил длинные пальцы и вперил черные дыры своих глаз в загнанного подростка. Я не чувствовал его, но каким-то невероятным образом понимал, что он ждет и то, чего он ждет, должно вот-вот случится.
Жаба снова толкнул Канцлера, но на этот раз все было иначе. Послышался треск. Голубая вспышка. И немца затрясло, словно он вставил два пальца в розетку. Это было всего мгновение, но и его хватило, чтобы мертвое, местами опаленное тело толстяка с грохотом, разрезавшим полнейшую тишину, упало на пол.
Кербер захлопал в ладоши, медленно, но весомо, на лице раздвинулась белозубая улыбка:
– Браво, мой мальчик!
Жаба сел на пол и, закрыв лицо руками, начал раскачиваться, словно в трансе.
Большой Ко подбежал к Канцлеру, пощупал пульс на шее:
– Допрыгался, бурдюк.
– Аарон, забирай мальчишку и пойдем, – Кербер поднялся и замотал вокруг своей шеи длинный белый шарф.
Монах подошел к Иосифу и поднял его на ноги. Жаба не сопротивлялся и так же покорно поплелся за Кербером к выходу, как в самом начале покорно сносил все удары Канцлера. Тогда мне показалось, что во всем произошедшем есть вина главаря банды, если не сказать хуже. Он намеренно подтолкнул Жабу. Ему было известно то, чего не знали мы, и что так долго скрывал от нас наш товарищ по несчастью. От мысли, что этот страшный человек может знать и про мой дар, мне каждый раз потом становилось плохо. Плохо от страха.
Иосиф больше никогда не появился ни на складе, ни в нашей общей комнате. Только иногда мы видели его рядом с Кербером, похожего на большую тряпичную куклу, безнадежно послушного и унылого.
Глава 11. Живые и мертвые
Немного позже на барную улицу прибыл Ром – вальяжно, в сопровождении двух телохранителей – за ним Вито в своем костюме бизнесмена средней руки. При их виде Фрэй скривил губы: видимо, ему в голову пришла та же мысль, что и мне недавно: мы расползаемся. Восточная группировка становится дряблой и тучной, отъевшейся на харчах прииска. Хотя сейчас не самое время, чтобы растекаться. Шрам на лице Фрэя стал багровым, друг сверкнул глазами на прибывших и излишне резко стал отдавать приказы: позаботиться о теле Маноса, отправить раненого Гемму к Чень Шеню и, на всякий случай, еще раз прочесать квартал. Рома приказы раздражали, а Вито смотрел на босса по-птичьи, склонив голову на бок. Из смешанного клубка его эмоций я вытащил понимание того, почему Фрэй так раздражен. Вито был с ним согласен, но не собирался ничего делать для исправления положения.
В полном молчании мы второем Возвращались в 'Бездну': я, Фрэй и Зило. Боевик не выдержал первым:
– Кто это были такие? Что им от нас нужно?
Фрэй скосил на него хрустальные глаза, затем посмотрел на меня. Я думал, что он оставит вопрос без внимания, но ...
– Скоро выборы.
Кожа на лбу Зило собралась в складки – он не понял, но других объяснений так и не дождался.
Что толку? Мы станем чьим-то промороликом, пунктом в агитационной листовке или строкой в новостях. Никто не сможет этого изменить, как, даже стоя на вершине горы, невозможно остановить снег. Наоборот: самый пик завалит так, что не разгребешь.
Я снова встретился взглядом с Фрэем и почувствовал, как слегка приопускается его ментальный заслон. Он хотел поговорить, но не здесь, не сейчас и не при Зило.
Чем ближе становилась 'Бездна', тем сильнее слышался гул. Но буквально через несколько шагов стало ясно, что это не шум веселья. Это были крики паники. Не сговариваясь, мы побежали вперед.
Толпа вываливалась из раскрытых дверей клуба: посетители, официанты, полуголые go-go girls вылетали на улицу, спотыкаясь, что-то крича и глядя на всех совершенно безумными глазами. Они перебегали через дорогу и тесными кучками становились около ограждения над Стиксом. Было холодно, но многие этого не замечали, продолжая что-то возбужденно говорить или молча таращиться на клуб.
Фрэй, работая локтями, стал протискиваться внутрь здания. Наших там осталось совсем немного, первый же вышибала, который растерянно мялся около входа, не решаясь ни вернуться в помещение, ни присоединиться к толпе, увидев Фрэя, буквально потерял дар речи от ужаса.
– Что происходит? – мой друг схватил его за локоть и с силой развернул к себе.
Лицо охранника приняло идиотское выражение, а в голове щедро приправленные страхом с бешеной скоростью мелькали яркие образы. Один из них повторялся чаще всего. Ребристая поверхность. Темно- зеленый цвет. Сцена. Ребристая поверхность. Так легко ложится в руку. Блестящее кольцо...
– Кто-то пронес в клуб гранату!! – выкрикнул я свою догадку на ухо Фрэю.
Тот резко отшвырнул вышибалу. С ним он разберется позже. Досмотр в 'Бездне' был одним из самых строгих, поэтому новый клуб считался безопасным местом на набережной. То, что граната (если это действительно граната) пронесена внутрь – целиком и полностью вина охраны.
Внутри клуба стояла тишина, только из главного зала в фойе изредка пробивались цветные мигающие огни. Без грохота музыки они казались зловещими отблесками. Потом из-за полуоткрытых дверей полетел взвинченный до предела голос:
– Ну и где же ваш за...ный босс а, шавки? Спрятался где-то, поджав хвост? Ждет, когда я вас всех взорву к чертовой матери?
Вместе с голосом пришла ненависть, жажда мести и еще не успевшая притупиться боль.
