— Съездят в Этай аль-Баруд за покупками.
Занати снова принялся жевать. Поверил. Но через некоторое время его подозрения вновь пробудились. Он решился после ухода отца выпытать у матери всю правду. И зачем только сестра пошла работать в дом хаджи. Ведь он предупреждал их, а они лишь посмеялись тогда. Отец вышел, за ним Сабрин. Занати заметил, как медленно, тяжело ступает сестра, как неуклюже она двигается. Но он еще не верил. Подошел к матери, ухватил ее за рукав.
— Что случилось?
Голосом, полным тоски, Ситтухум ответила:
— Ничего не случилось. Все в порядке.
Сын изо всей силы потряс ее за плечи.
— Я должен знать. Говори, а то побегу следом за ними.
Мать заплакала навзрыд.
— Говори же, — настаивал сын.
— Что говорить-то, сынок?
— Я должен знать.
Ситтухум сдалась. Села рядом с Занати. Тут только разглядел он, как она постарела: морщины избороздили все лицо. С трудом подбирая слова, начала:
— Что тебе сказать, сынок? Господь повелел нам хранить тайну…
Отстранившись от матери, Занати встал посреди комнаты. Взгляд его упал на Адхама. Вот настоящий мужчина. Как он спросил: «А что вы сделали, когда был убит мой дядя?»
— Кто?
Ситтухум не сразу поняла вопрос.
— Я говорю, кто это сделал?
— Сафват-эфенди.
Сын старого хаджи. Вот оно что!
— Когда это произошло?
— Семь месяцев назад.
— Как? Он напал на нее?
Занати чуть не задушил Ситтухум, добиваясь от нее ответа. Она, закатив глаза, упала на пол. Но он не пожалел мать — пнул ее ногой, перешагнул и выскочил из дома. В голове у него вертелось: сейчас они идут в Этай аль-Баруд. Не иначе как отец повел ее, чтобы убить и смыть позор кровью. Но даже если он ее убьет, позора не избежать. Все узнают об убийстве: и на хуторе, и в соседних деревнях. Лучше самому умереть, чем пережить такое. Он подожжет дом хаджи. Убьет Сафвата. Разрушит плотину и затопит всю округу. Прикончит старого хаджи. А потом как мужчина и герой отдаст себя в руки полиции.
Абд ас-Саттар шагал по дороге вдоль канала. За ним — Сабрин в широком черном платье, укутанная в шелковое покрывало. Недалеко от моста им встретился Абуль Фатух, шедший открывать свою лавку.
— Как поживаешь, Абд ас-Саттар?
— Все в порядке, благодарение Аллаху.
В душе Абд ас-Саттар горько посмеялся над собой. Если бы он сказал правду, открыл Абуль Фатуху свое сердце, поведал о своем горе, страхе, любви к Сабрин, признался бы, зачем едет в Этай аль-Баруд! Но нет, даже в тяжелые минуты люди говорят слова, привычные, как молитва, как радиопередачи. Как поживаете? Спасибо, слава богу. Как здоровье? Хорошо. На самом же деле Абд ас-Саттару хотелось заплакать горькими слезами, пусть даже на груди Абуль Фатуха.
Подошел автобус. Поднимаясь в него, Абд ас-Саттар больше всего боялся, что их увидит кто-нибудь из жителей хутора. Упаси господи!
Абд ас-Саттар сам лишь позавчера узнал все от Ситтухум. В первый момент он оцепенел, не поверил своим ушам, не понял смысла сказанного.
— Ты что говоришь, старуха?
— То, что есть.
— Как это случилось?
Грустно глядя на мужа, Ситтухум проговорила:
— Не все ли равно как. Главное сейчас — уберечься от позора.
Дайте ее сюда. Я хочу взглянуть ей в глаза. Хочу видеть, как хамелеон меняет свой цвет. Как марается грязью все самое святое. Дайте ее сюда. Я хочу найти в ее глазах прежнюю чистоту, нежную грусть, спящую в тени длинных ресниц.
— Где она?
— Ты что хочешь делать? Убить ее? Избави боже!
Абд ас-Саттар сел, понурив голову. Соломинкой, выдернутой из циновки, стал чертить на полу круги и полосы. Ситтухум сказала:
— Смотри, чтобы Занати не узнал. Он парень шальной, может что угодно натворить.
Увидев в тот день Сабрин, Абд ас-Саттар почувствовал смятение. Он понял, что Сабрин — неотделимая часть его самого, и что бы ни сделала, она все равно ему дороже всех. Направляясь вечером в контору за винтовкой, он повторял про себя: «Так, значит, ей суждено. Что же она могла поделать!»
Бродя ночью вокруг хутора, он удивлялся собственному отношению к происшедшему. Ему бы следовало убить Сабрин и смыть позор кровью, а он любит ее больше всех на свете.
На следующий день, под вечер, Абд ас-Саттар робко направился к дому хаджи. Он колебался, не знал, с чего начать разговор, какими словами сообщить хаджи о случившемся. Хаджи аль-Миниси сидел в плетеном кресле возле дома.
— Салям алейком, отец хаджи.
Хаджи ответил. Наступило тягостное молчание. Абд ас-Саттар переминался с ноги на ногу, ожидая, когда разойдутся окружавшие хаджи хуторяне. Еще утром у него было намерение убить Сафвата. Но, посоветовавшись с Ситтухум, он решил поставить в известность обо всем хаджи Хабатуллу. С той минуты чувство стыда и униженности не покидало его.
— Я хочу, отец хаджи, поговорить с тобой.
Хаджи удивленно вскинул брови.
— Я тоже, хотел с тобой поговорить, да все забывал.
Разве о таких делах забывают, хозяин! Абд ас-Саттар недоумевал. Неужели хаджи знает? Хаджи Хабатулла поднялся, отвел караульщика в сторону, за навес для хлопка. Абд ас-Саттар мучался, не зная, что сказать, облизывал пересохшие губы. Хаджи жестом остановил его:
— Не говори ничего. Я все знаю и понимаю твои чувства. Чего ты хочешь?
— Я ничего не хочу, отец хаджи. Моя дочь — твоя дочь. Поступай как знаешь.
Махнув огромной ладонью, хаджи сказал:
— Ладно, я поговорю с доктором в Этай аль-Баруде. Не беспокойся, все будет в порядке.
Душа и сердце Абд ас-Саттара противятся этим словам, говорят: нет. Хаджи положил руку на плечо караульщика.
— Я тебя не обижу. Дам сколько нужно. Понимаешь? Я поговорю с доктором и тогда скажу тебе, куда идти.
Ослабевшим голосом Абд ас-Саттар ответил:
— Только не в субботу, не в базарный день.
Хаджи немного подумал, посчитал дни на пальцах.
— Четверг подходит?
И не дожидаясь ответа:
— Значит, решено, в четверг. И обождешь меня у маркяза[39]. Ну, прощай пока.
Сидя в автобусе рядом с Сабрин, Абд ас-Саттар поглядывал на нее краешком глаза. Она плакала.
— Ты что, дочка, не плачь.
Она пыталась что-то сказать, но только всхлипывала и судорожно прижимала к груди руки.
