приказу Йорубы, и перебраться в гостиницу «Дакабу», как раз куда мы и направляемся. Она принадлежит отцу Рустама.
– Названа в честь прадедушки, вашего знакомого?
– Молодец. Догадался. Слушай дальше. Во дворце сегодня праздник, в честь возвращения Йорубы с сафари. Там будут все. Петр, Соня, Дима, Орлик Елена Алексеевна.
– Ну да, конечно, – спохватился Зубов. – Денис Нестеренко сегодня утром должен был встретить Светика. Между прочим, ваша конспирация висела на волоске.
– Ерунда. Ничего не висела! Великая балерина летает только частным самолетом, и твой Нестеренко встречал ее в другом аэропорту. Учти, если у тебя появится сеть, не вздумай звонить никому, даже Диме.
– А вдруг он сам мне прозвонится? Что, не отвечать?
– Отвечай обязательно, только не говори, где ты.
Гостиница оказалась совсем маленькой, всего семь номеров, два из которых предназначались Соне и Диме.
– Федор Федорович, вы не думаете, что часов в двенадцать ночи они просто приедут сюда ночевать? – спросил Зубов.
– Не думаю.
– Почему?
– Потому что сегодня четвертое марта.
С хозяином гостиницы, отцом Рустама, Федор Федорович говорил тоже по-шамбальски, хотя хозяин вовсе не страдал заиканием и мог отлично говорить по-русски. Зубову показалось, что они давно знакомы. Со старым дедушкой Али, сыном того самого Дакабу, Агапкин обнялся и расцеловался как с родным. В двадцать девятом году Али было пять лет.
Дедушку Али под руки привели прямо в их номер, усадили на диван. Сравнивая двух стариков, Зубов с изумлением отметил про себя, что Агапкин выглядит безусловно моложе.
Обед принесли в номер, хотя имелось большое, совершенно пустое кафе. Иван Анатольевич не стал спрашивать, почему нельзя пообедать в кафе, он устал задавать вопросы. С удовольствием ел жареную курицу и лепешки с местным горячим сыром, пил отличный крепкий кофе.
Хозяин покинул их, и было очевидно, что он отправился исполнять какое-то поручение Агапкина. Они остались втроем с дедушкой Али. Минут десять старики оживленно болтали, не обращая внимания на Зубова. Несколько раз прозвучало имя Михаил. Старый шамбал произносил его довольно четко.
«Не может он, в самом деле, помнить Михаила Владимировича», – подумал Зубов, вышел в маленький холл, открыл окно, закурил. Окно выходило во внутренний двор. Он увидел, что в «Газель» грузят какие-то коробки. За руль сел хозяин. «Газель» уехала.
Вернувшись в гостиную, он застал двух стариков, склоненными над схемой, которую накануне они вдвоем с Агапкиным старательно перерисовывали из старой тетради.
– Али говорит, ничего не изменилось, – сообщил Агапкин, – лабиринт в полном порядке.
– Там должно быть холодно, под землей, – осторожно заметил Зубов.
– Теплей, чем снаружи, ветра нет. А морозец сейчас слабенький, градуса три, не больше, – утешил старик.
Они еще немного посовещались над схемой по-шамбальски. Пришел Рустам, забрал остатки обеда, увел дедушку.
– Может, вы наконец расскажете мне, что мы собираемся делать в этом лабиринте? – спросил Зубов.
Старик скинул тапочки, улегся на диван, руки положил под голову.
– Иван, советую тебе подремать часик, ночь впереди бессонная. Через лабиринт мы проникнем к развалинам. Ты же сам говорил, там закрытая зона. Не волнуйся, идти придется недолго, у Рустама есть хорошие фонари. Надеюсь, ты не страдаешь клаустрофобией?
– Не страдаю.
– Я почему-то так и думал, – старик зевнул. – Ложись, Иван, не маячь перед глазами.
– Федор Федорович, я вам не мальчик, хватит морочить мне голову! – не выдержал Зубов.
Старик приподнялся на локте, посмотрел на него и ласково улыбнулся.
– Иван, я понимаю, я старый пердун, совсем замучил тебя. Ну посуди сам, если я скажу: на развалинах мы будем заниматься магией, тебе ведь не станет от этого легче?
– Какой? Белой или черной? – сипло спросил Зубов.
– Откуда я знаю? По-моему, это одно и то же. Дурацкие игры. Дурацкие, но очень древние. Видишь ли, настал момент, когда я вынужден наконец побеседовать с господином Хотом на его родном языке. Не стану хвастать, что владею им в совершенстве, но некоторые грамматические правила мне известны. Ложись, Иван, отдохни. Что мог, я тебе объяснил.
Федор проснулся от тихого стука в дверь, зажег лампу у кровати. Ходики на стене показывали семь утра.
– Как, вы еще не встали? – удивился доктор Крафт. – Жду вас внизу через двадцать минут. Позавтракаем в поезде.
Федор плохо соображал спросонья. Только под душем он вспомнил, что вчера Эрни сказал ему: «Рано утром мы уезжаем в Берлин, не проспите».
Портье уже выписал счет, Федор вытащил купюры из бумажника и заметил:
– Тут только за один номер и один обед.
– Разве господин занимал два номера и ел два обеда? – улыбнулся портье.
– Нет, но…
– Идемте, таксомотор ждет, – сказал доктор.
Федор, часто моргая, позевывая, вышел из отеля, уселся рядом с доктором на заднее сиденье и, когда автомобиль тронулся, решился спросить:
– А как же князь?
– Насколько мне известно, господин Гурджиев завтра отправляется в Париж. Федор, скажите, с какой стати вы собирались платить за него?
– Ну, не знаю, так с самого начала повелось.
– Поразительный пройдоха, – доктор усмехнулся, – все мало ему. На самом деле господин Гурджиев весьма состоятельный человек и денег у него куда больше, чем у вас.
– Я трачу казенные, – сказал Федор сквозь зевоту, – меня предупредили, что князь любит пожить за чужой счет, и денег выдали много.
– Молодцы! – кивнул доктор. – Щедрые товарищи. Наверняка и за посредничество отвалили ему порядочно.
– Я весь был напичкан драгоценностями, – понизив голос, признался Федор. – Бокий нацепил мне запонки и галстучную булавку с гигантскими рубинами, а что было спрятано в плечах пиджака и в подметках штиблет, не знаю. Пиджак и штиблеты я отдал князю.
– Ну, как после этого не поверить в магические способности господина Гурджиева? – хохотнул доктор. – В восемнадцатом он вытянул у большевиков огромную сумму якобы на поиски золота скифов и не потрудился хотя бы для приличия сделать вид, что снаряжает экспедицию. Сейчас вот опять облегчил казну молодого рабоче-крестьянского государства. Недавно Гурджиев приобрел чудесное поместье под Парижем, старинный замок. Уверяет, будто заработал на эту покупку, разукрашивая воробьев желтой краской и продавая их как канареек. Вы, кажется, имели счастье видеть балет в его постановке?
– Да, в Берлине. Очень странное зрелище. Люди производят самые неестественные, неудобные движения и потом падают, как деревянные куклы. Они подчиняются ему беспрекословно, мужчины, женщины, разного возраста, разной национальности, занимаются какой-то ерундой под его руководством.
Таксомотор подъехал к вокзалу, через десять минут доктор и Федор сидели в купе первого класса. Поезд тронулся. Дождавшись контролера, они отправились завтракать в вагон-ресторан.
Горячий омлет с сыром и две чашки настоящего крепкого кофе окончательно привели Федора в
