Интересно, что единственным членом делегации Че, которого Пардо Льяда ни разу не видел, был эксперт по сахарной промышленности от НСП Альфредо Менендес. По всей видимости, у миссии Че имелась тайная цель. Фидель хотел начать продажу сахара СССР, что должно было заложить основу для торговых отношений с Москвой и коммунистическим блоком, и Альфредо Менендес был включен в состав миссии именно с таким прицелом.
По большому счету, подобный торговый союз не выглядел бы удивительным. СССР и раньше закупал на Кубе сахар, пусть и не в больших объемах — примерно полмиллиона тонн в год, — пока в 1952 г. Батиста не разорвал с Москвой дипломатические отношения. Однако, по словам Менендеса, последняя поставка сахара СССР, имевшая место в 1956 г., была произведена только после того, как на это дал свое согласие Вашингтон. Если эти данные верны, они подтверждают то, что в течение многих лет Куба была экономическим вассалом США. Вся кубинская экономика зиждилась на сахарной промышленности. Поскольку Соединенные Штаты были крупнейшим потребителем сахара и закупщиком огромной части ежегодного урожая сахара на Кубе, неудивительно, что они имели большое влияние не только на экономику Кубы, но и на ее внутреннюю и даже внешнюю политику. Именно поэтому кубинским революционерам столь важно было вступить в тайные переговоры с Советами.
«В 1959 г., — рассказывает Менендес, — Куба была в состоянии произвести семь миллионов тонн сахара. Соединенные Штаты купили только около трех миллионов тонн, хотя могли купить больше… Поэтому мы захотели сменить рынок сбыта. И первой целью продажи сахара Советскому Союзу было именно желание расширить наши рынки сбыта… Не только за счет СССР, но и за счет остальных социалистических стран… Такова была наша стратегия».
Первые контакты Че с советскими представителями состоялись в Каире. Задачей Менендеса было обсуждение деталей, которые стали предметом долгих тайных согласований. Менендес дважды летал в Гавану на консультации с Фиделем. В конце июля СССР согласился купить полмиллиона тонн кубинского сахара, причем сделку планировалось осуществить в Лондоне, где у Советского Союза имелось крупное торговое представительство, и при участии международной брокерской фирмы.
По объяснению Менендеса, сделка, осуществленная в Лондоне, «могла пройти незамеченной и не иметь никаких политических последствий».
Хотя о продаже сахара стало впоследствии известно, о переговорах кубинские власти умолчали и продолжают умалчивать сейчас. Причина этого вполне понятна: они стали первым этапом на пути к заключению Кубой альянса с Советским Союзом, что противоречит официальной версии событий, согласно которой режим Кастро был вынужден примкнуть к социалистическому лагерю перед лицом американской военной угрозы.
Тем временем агент КГБ Александр Алексеев, с января ожидавший разрешения выехать на Кубу, неожиданно получил визу. «У меня в паспорте сделали пометку — 'Корреспондент ТАСС', — рассказывает Алексеев. — Кубинцы сказали мне, что поступают так потому, что боятся приглашать к себе официальных лиц из Советского Союза». 1 октября он прибыл на Кубу. Процесс советско-кубинского сближения переходил в активную фазу.
Че вернулся на Кубу всего тремя неделями ранее. Его поездка длилась почти три месяца, в течение которых он посетил четырнадцать стран. Гевара встречался с главами нескольких государств, среди которых были Гамаль Абдель Насер (Египет), Сукарно (Индонезия), Иосип Броз Тито (Югославия) и Джавахарлал Неру (Индия). Толпы людей приветствовали его в секторе Газа и Пакистане; он посещал кооперативные хозяйства и фабрики, с интересом знакомясь с условиями жизни в той части мира, где уходили в небытие старые колониальные порядки. Как Че заявил прессе, миссия его была успешной, поскольку он на личном опыте убедился в том, что кубинская революция вызывает уважение и восхищение во всем мире; были установлены дипломатические и торговые отношения с рядом стран, и он был уверен, что кубинцы вскоре ощутят благотворные последствия этих шагов.
Свои выступления в прессе Че продолжил серией коротких заметок в «Верде оливо». Хотя в них порой мелькают ироничные и лирические пассажи, в целом отчеты Че написаны весьма сухо. Его спутники, впрочем, вернулись домой с массой историй о вольном поведении их руководителя, не склонного подчиняться официальному протоколу.
Так, встреча Че с его кумиром Неру произошла во время роскошного обеда в правительственном дворце в Дели. По словам Пардо, Че повел себя образцово: специально по этому случаю вместо обычной оливково-зеленой формы он надел парадный габардиновый костюм, однако при входе во дворец отпустил язвительное и малоприличное замечание: «Думаю, я одет довольно элегантно — по крайней мере для того, чтобы отобедать с премьер-министром самой неразвитой страны на земле».
На встрече присутствовали сам Неру, его дочь Индира и ее юные сыновья Санджай и Раджив. Почтенный премьер-министр Индии демонстрировал изысканные манеры и рассказывал о каждом экзотическом блюде, появлявшемся на столе перед Геварой и его товарищами, а Че, вежливо улыбаясь, старался поддерживать беседу. Банкет продолжался более двух часов, и последняя реплика Неру вновь оказалась посвящена еде. Тогда Че не выдержал и спросил: «Господин премьер-министр, что вы думаете о коммунистической Кубе?» Неру выслушал вопрос с отсутствующим выражением лица и ответил: «Господин команданте, пробовали ли вы эти чудесные яблоки?» — «Господин премьер-министр, вы читали Мао Цзэдуна?» — «О господин команданте, как я рад, что вам понравились эти яблоки».
Че уехал из Индии с ощущением, что ему нечему особенно учиться у отцов-основателей современной Индии. Признавая наличие у этой страны многих проблем, связанных с культурными и историческими реалиями, он тем не менее был разочарован нежеланием правительства Неру начать проведение радикальной аграрной реформы, чтобы подорвать мощь религиозных и феодальных структур, которые, по мнению Че, не давали индийскому народу вырваться из трясины нищеты.
В Джакарте Че сошелся с послом Аргентины, и, пока Гевара ждал встречи с Сукарно, тот рассказал ему массу историй о гедонистическом образе жизни индонезийского правителя, имевшего целый гарем из женщин самых разных национальностей. Его нынешней фавориткой, по словам посла, была русская девушка — «подарок» от Никиты Хрущева.
Когда Че отправился во дворец Сукарно на официальный прием в свою честь, аргентинский посол сопровождал его в качестве переводчика. Сукарно настоял на том, чтобы показать посетителям свою личную коллекцию живописи. Осмотр продолжался очень долго, и Пардо почувствовал, что у Че кончается терпение. Наконец он нарушил тишину: «Что ж, господин Сукарно, в ходе этой экскурсии мы еще не видели ту молоденькую русскую, которая, как говорят, является главным шедевром вашей коллекции». К счастью, Сукарно не понимал испанского. А аргентинский посол едва не лишился чувств, но вовремя собрался и задал вопрос на тему индонезийской экономики.
Менендес вспоминает, как Че отреагировал на слова кубинского посла в Токио, сообщившего Геваре, что он должен на следующий день возложить цветы на могилу Неизвестного солдата, чтобы почтить память японцев, погибших в годы Второй мировой войны. Че ответил очень жестко: «Я ни за что туда не пойду! Это была империалистическая армия, убившая миллионы азиатов… А вот куда я отправлюсь — так это в Хиросиму, где американцы убили сто тысяч японцев». Дипломат залопотал, что это невозможно, что протокол уже обговорен с японскими властями. Но Че твердо ответил: «Это ваша забота, а не моя. Вы занимались обсуждением этих вопросов без согласования со мной, так что идите теперь и все отменяйте!»
Япония как растущая экономическая держава была одним из наиболее важных пунктов программы Че. Он был восхищен успехами Японии в области электроники и не преминул посетить заводы компаний «Мицубиси» и «Тошиба». В год японцы закупали миллионы тонн сахара на мировом рынке, расплачиваясь конвертируемыми валютами, к которым иена тогда не относилась, и треть этих закупок приходилась на Кубу, однако Че надеялся, что ему удастся добиться повышения этого показателя.
Он собирался предложить японцам платить за ту долю сахара, которая превышала бы обычную квоту, в иенах: эти деньги оставались бы в Японии, так как кубинцы тратили бы их на закупку японской продукции. Гевара попросил о встрече с министром внешней торговли.
«Че сообщил ему о своем предложении, — вспоминает Менендес, — но министр сказал, что не может его принять, что у них открытая экономика и они не могут пойти на соглашение такого рода; они продолжат
