полном порядке, но этот кусок дерьма пытался меня убить! Дворцовая стража там?
— Да, государь! Пятеро стражников! — послышался чей-то приглушенный голос.
— Сообщите ЗеСпиоле. Пусть найдет остальных членов посольства и арестует их. Все должны отойти от дверей, а сюда, пока я не разрешу, можно входить только страже. Ясно?
— Ясно, ваше величество. — Шум сначала усилился, потом снова начал стихать, и наконец за дверью расписанной палаты воцарилась почти полная тишина.
ДеВар расстегнул на убитом мундир.
— Кольчуга, — сказал он, пощупав подкладку. Постучал пальцем по воротнику. — И металл. — Он взялся за древко стрелы, потянул его на себя, потом выпрямился, уперся ногой в голову посла и наконец с хрустом вытащил стрелу. — Неудивительно, что она срикошетила.
УрЛейн подошел к краю возвышения.
— Откуда он достал кинжал? Я не заметил.
ДеВар подошел к высокому стулу, оставляя на полу кровавые следы. Он поднял сначала телескоп, потом его футляр и заглянул внутрь.
— Здесь есть что-то вроде застежки на днище. — Он повертел в руках телескоп. — На большом конце нет стекла. Наверно, кинжал был внутри этой штуки, когда она лежала в футляре.
— Ваше величество? — послышался голос от двери.
— Что? — крикнул УрЛейн.
— Здесь сержант стражи ХьеЛирис и трое других.
— Входите, — сказал УрЛейн.
Стражники вошли, настороженно оглядываясь. На их лицах появилось удивленное выражение, когда они увидели дыру там, где прежде было изображение площади.
— Вы этого не видели, — сказал им протектор.
Они кивнули. ДеВар вытирал кинжал о кусок ткани.
УрЛейн сделал шаг вперед и пнул мертвеца в плечо, отчего тот перевернулся на спину.
— Унесите это, — сказал протектор стражникам.
Двое из них вложили мечи в ножны и подняли тело с обоих боков.
— Лучше, ребята, возьмите его за руки и за ноги, — сказал ДеВар. — На нем тяжеленный мундир.
— Распорядись, чтобы здесь убрали, ДеВар, — сказал УрЛейн.
— Я должен быть рядом с вами, государь. Если это заговор, то убийц, скорее всего, двое. Второй ждет, что мы потеряем бдительность, решив, что атака отражена.
УрЛейн вытянулся во весь рост и глубоко вздохнул.
— Обо мне не беспокойся. Я сейчас собираюсь прилечь, — сказал он.
ДеВар нахмурился.
— Вы уверены, что с вами все в порядке, государь?
— В полном, ДеВар, — сказал протектор, идя по кровавому следу от тела, которое тащили к дверям стражники — Я собираюсь прилечь кое на кого — на молоденькую, крепенькую и пухленькую. — Он усмехнулся, бросив от дверей взгляд на ДеВара. — Близость смерти всегда действует на меня так, — сообщил он и рассмеялся, глядя на кровавый след, потом на лужу у возвышения. — Нужно было стать гробовщиком.
5. ДОКТОР
Хозяин, приближалось время года, когда двор приходит в самое возбужденное и лихорадочное состояние — все готовятся к Циркуляции и переезду в Летний дворец. Доктор была занята подготовкой не меньше, чем все остальные, хотя, конечно же, можно было предполагать, что она волнуется побольше других — ведь это ее первая Циркуляция. Я делал все, что в моих силах, чтобы помочь ей, хотя мои возможности и были ограничены на время легкой лихорадкой, из-за которой пришлось несколько дней провести в постели.
Признаюсь, я сколько мог скрывал симптомы моей болезни, опасаясь, что доктор сочтет меня слабаком, а еще потому, что от учеников других докторов мне было известно: какими бы милыми и приятными ни были их хозяева с платежеспособными пациентами, когда заболевают их преданные помощники, они все до одного (именно «до одного», потому что все они — мужчины) становятся на удивление грубыми и бесчувственными.
Но доктор Восилл, пока я болел, была по отношению ко мне очень добра и душевна и ухаживала за мной, как мать (хотя, я думаю, она слишком еще молода, чтобы быть мне матерью).
Я больше не собирался писать о своем коротком недуге и вообще обошел бы эту тему стороной, если бы не нужно было объяснить хозяину пробел в записях. Но одно происшествие заставило меня взяться за перо, поскольку мне показалось, что оно проливает свет на таинственное прошлое доктора, до того как она появилась в городе два года назад.
Признаюсь, что в разгар болезни я пребывал в странном состоянии — аппетит пропал, я обильно потел, а иногда погружался в полубессознательное состояние. Стоило мне закрыть глаза, как я совершенно отчетливо видел странные, вызывающие беспокойство формы и фигуры, которые досаждали мне своими безумными и непонятными прыжками и движениями.
Легко можно себе представить, что я больше всего боялся, как бы в бреду не выболтать доктору, что я обязан докладывать о всех ее действиях. Конечно же, поскольку из всего виденного и сообщенного мною вытекает, что она несомненно человек добрый и заслуживающий доверия (и, безусловно, преданный нашему добрейшему королю), вполне возможно, что такое разоблачение вовсе не привело бы к катастрофе, но, так или иначе, я должен исполнять желания моего хозяина и держать свою миссию в тайне.
Не сомневайтесь, хозяин, я ни словом, ни намеком не обмолвился о моем задании, и доктор до сего дня пребывает в неведении относительно этих отчетов. Но если эта самая сокровенная тайна оставалась под надежным замком в глубине моей души, то другие обычные запреты и самоограничения ослабли под влиянием лихорадки, и однажды, очнувшись на кровати в своей каморке, я увидел, что доктор (она только что вернулась от короля, у которого, кажется, в это время болела шея) протирает мою грудь — я сильно потел.
— Вы слишком добры ко мне, доктор. Это может делать нянька.
— Нянька будет делать это, когда меня снова позовут к королю.
— Наш дорогой король! Как я его люблю! — воскликнул я (искренне, хотя и не без легкого смущения).
— Как и все мы, Элф, — сказала доктор, выжимая воду из тряпицы, которую держала у меня над грудью. Потом она с каким-то задумчивым выражением протерла мою кожу. Она примостилась на краешке моей кровати, очень низкой, поскольку каморка моя слишком мала.
Я заглянул в лицо доктора, и оно показалось мне печальным.
— Не сомневайтесь, доктор, вы его вылечите! Король беспокоится, что его отец был здоровее его, а умер молодым. Но ведь вы его вылечите, правда?
— Что? Ах да, конечно.
— Ах, доктор, неужели вы волновались из-за меня? (Признаюсь, сердце екнуло в моей горячей груди, дыхание у меня замерло, потому что какой молодой человек не взбудоражится, когда о нем волнуется и заботится красивая добрая женщина, особенно та, что пребывает так близко от него?) Не волнуйтесь, — сказал я, протягивая руку. — Я не умру. — Глядела она как-то неуверенно, а потому я добавил: — Или умру?
— Нет, Элф, не умрешь, — сказала она и добродушно улыбнулась. — Ты молод, силен, и я о тебе позабочусь. Еще полдня, и ты начнешь поправляться. — Она посмотрела на руку, которую я протянул, и тут я понял, что рука лежит на ее коленке. Я проглотил слюну.
— Ах уж этот ваш старый кинжал, — сказал я; жар у меня был не такой сильный, чтобы я не почувствовал смущения. Я нащупал рукоятку старого ножа, торчащую из сапога доктора — как раз рядом с
