Неизвестный Есенин

самыми надежными документами эпохи. Здесь как раз уместно напомнить читателю последние слова Есенина, которые приводит в книге «Право на песнь» Эрлих:

«Ты понимаешь? Если бы я был белогвардейцем, мне было бы легче! То, что я здесь, это неслучайно. Я — здесь, потому что я должен быть здесь. Судьбу мою решаю не я, а моя кровь. Поэтому я не ропщу. Но если бы я был белогвардейцем, я бы все понимал. Да там и понимать-то, в сущности говоря, нечего! Подлость — вещь простая. А вот здесь… Я ничего не понимаю, что делается в этом мире! Я лишен понимания!»

Это были последние слова Есенина в казематах гостиницы «Англетер».

К годовщине смерти Есенина Иннокентий Оксенов подготовил статью, из которой каратели печатного слова выбросили следующие слова:

«Смерть Есенина — как чудовищный сон, кошмар, от которого нельзя уйти, нельзя проснуться. Как круги по воде, расходятся и ширятся по миру отзвуки этой страшной гибели. Последствия этой смерти больше и серьезнее, чем можно было бы думать. Надломано много душ перед многими снова встали во весь рост извечные «проклятые вопросы» о ценности жизни».

Уже готовилась бухаринская резолюция о зловредности поэзии Есенина. Ну а дальше было то, о чем сказала в письме Есенину Галина Бениславская: «Эти люди сумеют не только физически уничтожить его, но и испортить то, что останется во времени после него». Есенина сузили до имажинистского кружка и наделили чертами не слишком образованного человека и поэта средней руки. Об этом и сказал в свое время Георгий Свиридов: «Сергей Есенин — это колоссальная фигура в мировой поэзии, а он был принижен ниже всякой меры сознательно. И мы с этим, к сожалению, смирились».

Глава 3 Крестьянский вопрос в партийных документах

Читателю, воспитанному на советской истории, трудно поверить, что Есенин и колхозы — вполне реальные временные понятия. Чтоб убедиться в этом, пришлось обратиться к архивам 1926–1927 годов. Выяснилось много интересного. Оказывается, вопрос о крестьянстве уже поднимался на съездах партии ещё при Ленине. Но вначале болезнь, потом в 1924 г. смерть Ленина помешали осуществлению планов. И хотя все руководители претворяли в жизнь заветы Ильича, оказалось, что большевикам легче было совершить революцию в стране, чем революцию в деревне. Крестьянский вопрос был основным в решениях партии в течение всего 1925 года, но подробно разработан и утвержден на XIV партконференции в апреле 1925 года, а в октябре вновь вернулись к вопросам о налогах, о повышении отпускных цен, о работе партийной организации в деревне и т. д. И окончательно уже в декабре на XIV съезде партийные руководители и делегаты утверждали решения апрельской конференции.

Если в 1924 году план имел установку «создать условия, способствующие смычке города с деревней», то в 1925 г. планы касательно крестьянина были самые грандиозные, с перспективой на далекое будущее. Резолюция XIV съезда по отчету ЦК гласила: «Основной путь строительства социализма в деревне заключается в том, чтобы при возрастающем экономическом руководстве со стороны социалистической государственной промышленности, государственных кредитных учреждений и других командных высот, находящихся в руках пролетариата, вовлечь в кооперативную организацию основную массу крестьянства и обеспечить этой организации социалистическое развитие, используя, преодолевая и вытесняя капиталистические ее элементы».

Здесь все было ложью, кроме разве последней части. Но и ту часть надо было читать по-другому: «преодолевая и уничтожая капиталистические элементы», т. е. уничтожая кулака, самого крепкого хозяина. Не было возрастающего экономического руководства со стороны социалистической госпромышленности, не было кредитных учреждений (откуда им было взяться?), а была, по выражению Рыкова, «сверхиндустриализация на словах и пораженчество на деле. И выходило так: неурожай — плохо, а урожай — еще хуже. Новый урожай (1924 г.) застает нас без достаточных товарных запасов». А кредиты предлагали «добывать» опять же путем ограбления деревни. И не только кредиты, главное было — найти средства для индустриализации. Источник был один — ограбление деревни, больше взять неоткуда.

Преображенский: «Неизбежна и необходима эксплуатация пролетариатом крестьянства, социалистической промышленностью — крестьянского хозяйства. Но пока не уничтожен кулак, нечего думать об источниках доходов».

И хотя по советской статистике кулака на селе только 3 %, но это была сила, с которой приходилось считаться. Этой силы основательно боялись победители. На съезде все докладчики, в том числе и Сталин, подчеркивали «кулацкую опасность». Происки кулака видели в том, что крестьяне не отдают государству излишки хлеба. По поводу этих выступлений Рыков сказал:

«Как вы думаете, после ужасов 21 года можно ли требовать от крестьянина, чтобы он не страховал себя на случай повторения 21 года, особенно, если принять во внимание, что никакой государственной страховки до сих пор у нас нет. Как же можно после этого говорить, что «кулак регулирует» социалистическое строительство при помощи хлебных запасов. Я вам откровенно говорю, что если бы я был крестьянином Саратовской или Царицынской губернии, что бы мне ни говорил Смилга, я обязательно бы запасся хлебом, будь я в бедняцкой, середняцкой или кулацкой группе. Я вас уверяю, что это самое сделал бы и Смилга, в порядке «планового» руководства не государственным, а своим индивидуальным крестьянским хозяйством. Смотреть на факт образования крестьянских хлебных запасов, как на попытку кулака бороться со строительством социализма, совершенно неправильно».

Так думал не один Рыков, так думал и Троцкий. «Крестьянин потерял на разнице цен, на «ножницах» неизмеримо больше, чем выиграл, например от снижения налога. Это всякий мужик скажет, а не статистика ЦСУ».

Но взять средств было негде, и потому резолюция XIV съезда гласила: «Партия подчеркивает необходимость борьбы с кулаком и указывает ленинский путь этой борьбы».

А что это значит? А это значит, что в резолюциях утверждали благие мысли, воплощать в жизнь самые светлые мечты человечества, надежды и чаяния крестьянина, на деле утверждали уничтожение самого трудолюбивого и крепкого мужика — кулака, хозяина земли. Ленин назвал его «мироедом» и с первых лет советской власти стал воспитывать в народе ненависть к нему. И чтобы эта ненависть не ослабевала и при нэпе, в деревенские Советы направили партийных пропагандистов, основная задача которых состояла в том, чтобы расслоить крестьянство. Уничтожить кулака можно только руками самого крестьянина. Опору партия видела в бедняке и батраке. «Беднота и прежде всего батраки являются опорой пролетариата в деревне. Как бороться с кулаком? Главное — отвоевать у него середняка». Расслоение деревни в партийных документах именовалось, конечно, другим термином — «смычкой города с деревней». Уничтожение кулака — «вытеснением капиталистических элементов» и т. д.

Расслоив деревню с помощью пропагандистов двадцатипятитысячников, партия успешно и в короткий срок справилась с поставленной задачей. Генеральный секретарь И. Сталин подводил победные итоги. 1929 год победители назвали годом Великого Перелома.

По поводу победных реляций Михаил Пришвин записал в дневнике:

«Весь ужас этой зимы, реки крови и слез он (Сталин) в речи на съезде представил как некоего таракана, которого испугался человек в футляре. Таракан был раздавлен. «И ничего — живем!» (Оглушительные несмолкаемые аплодисменты.)

Иной совестливый человек содрогается от мысли, которая навязывается ему теперь повседневно, что самые невероятные преступления: ложь, обманы самые наглые, систематическое насилие над личностью человека — все это может не только оставаться безнаказанным, но даже быть неплохим рычагом истории, будущего».