Грузии, они сообщали о намерении грузинского ЦК всем составом выйти в отставку.
Стиль, который использует Есенин в своей статье «Россияне», как видим, напоминает стиль обращения грузинских товарищей, и лексика та же:
Есенин из Ленинграда ринулся в Грузию и Азербайджан, не сказав никому ни слова, и только в письме из Ленинграда 15 апреля 1924 года написал Г. Бениславской и А. Берзинь:
Грузия, единственная из советских республик, имела уже сложившиеся торговые связи с капиталистическим миром через Батум. И это обстоятельство, по мнению Ленина, «требовало большей уступчивости всяческим мелкобуржуазным элементам, — в частности интеллигенции, мелким торговцам и т. д».
Из воспоминаний К. Вержбицкого:
Из письма Есенина Бениславской, 17 октября 1924 года:
Ни в конце 1924, ни в начале 1925 года Есенину не удалось уехать ни в Персию, ни в Турцию. Казалось, это так просто… Из воспоминаний П. Чагина:
«Мы не пустили», «тебе поручили» — эти слова наводят на размышления. Судьба Есенина, его жизнь решалась где-то наверху. Не смогли помочь друзья, не помогли и посвящения.
«Грузинский инцидент» 1922 года еще долго был источником брожения и общего недовольства своим «старшим русским братом» в среде интеллигенции. Вот почему Есенин, вернувшийся из-за рубежа в новую, но чужую для него Россию, нашел временно в Грузии приют и единомышленников.
Поездка в Грузию была для Есенина одновременно и попыткой уехать из Страны Советов. Грузинский инцидент не был оставлен без последствий. Эхо его долго отдавалось в судьбах людей.
2 сентября 1924 года Есенин выехал в Баку, около 5 сентября остановился в бакинской гостинице «Новая Европа», где произошла его встреча с Блюмкиным (Ильиным, по др. источникам — Исаковым), от которого, как рассказал Н. Вер-жбицкий, Есенин должен был бежать в Тифлис. Блюмкин был назначен военным инспектором в Закавказье. («Этот совершенно неуравновешенный человек начал бешено ревновать поэта к своей жене».) Трудно сказать, что было на самом деле. По материалам, опубликованным ныне, Лиза Горская, по доносу которой был арестован и затем расстрелян Яков Блюмкин, к этому времени уже была замужем за Василием Михайловичем Зарубиным. (Из рассказа дочери Зарубиной — Зои). Но вот что было дальше.
13 сентября Есенин подготовил для газеты «Заря Востока» № 676 заметку: «О литературе в предстоящем сезоне». Заметка не сохранилась: сохранился черновой автограф окончания благодаря тому, что на обратной стороне листа записано было стихотворение «На Кавказе»: «Делают смычку рабочих и крестьян, то дайте нам смычку поэтов всех народностей. Мы будем об этом писать и говорить еще раз. Вот потому-то и предстоящий сезон в литературе обещает быть шумным».
19 сентября «Заря Востока» опубликовала стихотворение «На Кавказе»:
Это был ответ Маяковскому на «балалаечника».
Приезд Есенина в Баку был отмечен сердечным приемом работников печати, об этом сообщалось в газете, но «доброжелатель» не преминул в этой же статье намекнуть на «болезненное состояние» поэта (разумеется, от употребления алкоголя). Потому предписывалось «в случае обнаружения поэта вне дома в болезненном состоянии, лицам, коим сим ведать надлежит, бережно доставлять его в общежитие, где он жил тогда у Чагина. Предупредительная эта мера оказалась излишней, а слухи о болезни Есенина сильно преувеличенными. Для литературных околоточных того времени Есенин был только «упадочным поэтом с сомнительным имажинистским прошлым. Для «Бакинского рабочего» (так называлась газета) это был ценный постоянный сотрудник». Об этом пишет В.В. Швейцер.
Обиду Есенин проглотил молча, но, уезжая из Баку, сделал на групповой фотографии такую надпись:
В Баку Есенин приехал 20 сентября, в священный для бакинцев день — день памяти 26 комиссаров. Поэт ежедневно печатает в газете новые стихотворения, тогда же им была написана и «Баллада о 26».
Из письма Г. Бениславской, 8.IV. 1925 г., Баку:
