первый заметил Устинову.
— Ребята, — позвала она.
— Вот танец «Буги-вуги» и так далее, — показал Чиз и отошел в сторону, чтобы не мешать смотреть.
Рука Лидии Львовны легла ему на плечо, другой рукой она поймала за плечо Юриза.
— Пойдемте.
— Куда? — дружно спросили ребята.
Но она ответила им, только отведя их на почтительное расстояние от осиротевшей экскурсии.
— Вы откуда взялись? Кто вы такие?
— А что? Мы пришли по пригласительным билетам, — сказал Юриз. — На законном основании.
— Предъявить, да? — заглянул в лицо учительницы Чиз.
— Вы из какой школы? Кто вам дал билеты?
— Надя Рощина. Предъявить, да? — опять спросил Чиз.
— Мы больше не будем, — на всякий случай сказал Юриз.
— Что не будете? — Она все еще держала их около себя. — Пройдемте в класс.
Но мальчишки неожиданно ринулись в разные стороны и побежали, петляя, по коридору, а потом вниз по лестнице.
В новом учебном году Надя оказалась в новой школе. Это произошло из-за дедушкиной квартиры, которую они временно заняли на Городской улице. И на первом же уроке физкультуры случилось несчастье. Надя прыгнула неудачно через «козла» и сломала руку. К удивлению Николая Николаевича, хирург не только наложил гипс, но и запретил девочке рисовать. По его направлению они пошли с папой в глазную больницу, и там выяснилось, что у Нади неважно со зрением. Ей выписали очки.
Дни в новой школе тянулись медленно, рука в гипсе побаливала, очки с непривычки натирали переносицу. Жизнь из праздника превратилась в утомительное ожидание конца занятий.
Прозвенел звонок, захлопали крышки парт, ребята шумно покидали класс. Надя отодвинулась к стене, чтобы не мешать. Оберегая свою руку, она уходила последней. Коридор загудел под топотом многих ног.
Неожиданно дверь распахнулась, и в класс, мешая друг другу, заглянули двое мальчишек. Они были в видавших виды пальто и в помятых кепочках.
— Здесь! — крикнул один.
— Надьк, это мы, — объявил другой и, словно застеснявшись своего ухарского вида, сдернул с головы кепку и вошел в класс.
— Чиз и Юриз! — вырвалось у Нади. — Откуда вы взялись?
Игорь Сырцов смущенно переступил с ноги на ногу и, не зная, что сказать, нахлобучил только что снятую кепку опять на голову.
— Мы за тобой, — сказал он. — Пойдем.
— Куда? — засмеялась Надя.
— Домой. Мы — твой почетный караул. Мы тебя проводим домой, чтобы никто не толкнул, — он взял с парты портфель. — Мы только вчера узнали. Зойка сказала, что твои родители не могут каждый день тебя встречать. Пусть они не волнуются. Мы тебя будем встречать. Ты не думай — нам такое пионерское поручение дали на совете отряда.
Наде было очень приятно видеть ребят.
— Разве бывают такие поручения? — смущенно спросила она.
— В армии бывают, — сказал Юриз. — Если бы Чапаева не убили, а только ранили, около него четыре человека ходили бы, чтобы его никто не толкнул.
— Зато нам теперь не надо собирать макулатуру, — поделился своей радостью Чиз. — У нас есть поручение — тебя после школы охранять. Чем ходить по этажам и выпрашивать старые газетки: «Дяденька, дайте немножко макулатуры», лучше мы тебя будем провожать.
— Ты долго будешь болеть? — поинтересовался Юриз на улице.
— Врач сказал — месяца два.
— Вот хорошо, — обрадовался Чиз. — Мы каждый день будем тебя провожать.
— Не провожать, а сопровождать, — поправил его друг. — Мы не провожающие, а сопровождающие лица.
Они шли по обе стороны от Нади, как настоящие телохранители, и зорко глядели вперед, чтобы какой-нибудь прохожий ненароком не толкнул девочку…
Встреча с Чизом взволновала Надю. Некоторое время она шла по залам музея, не замечая развешанных по стенам картин. Черные прямые волосы, прямая челочка, темные дужки очков отражались в стеклах, в пейзажах Утрилло, в аквариуме с красными рыбками Матисса, в воде Сены, написанной Марке, в голубоватых треугольниках лица королевы Изабеллы Пикассо. Стекла растаскивали очки, волосы, челочку, полоски свитера на отдельные блики, и Надя воспринимала это, как продолжение своей прозрачности, растворимости в мире. Но теперь к настроению ясности и легкости примешивалась грусть о несбывшемся. Не побывала на вечере танцев в своей первой школе, не поговорила с Чизом, не встретилась до сих пор с Маратом.
Дверь из музея на улицу была тугая, и Надю почти выбросило, как из катапульты, в узенький, продуваемый ветром переулок. Посетители музея старались как можно быстрее преодолеть открытое пространство, и только один странный человек никуда не торопился. Постукивая ногой о ногу, он прогуливался недалеко от выхода.
— Чиз, ты чего здесь делаешь? — изумилась Надя.
— Тебя жду, — замерзшими губами ответил он. — Пойдем, я куплю тебе пирожное и кофе.
— Какое кофе? Что ты придумал?
Они перебежали улицу и спрятались от ветра за большим домом.
— Ты не думай, Надьк, я за свои деньги, — объяснил Чиз. — Я даже костюм за свои деньги купил. Мы с ребятами телеграммы носим. Как полмесяца — так зарплата. Пойдем, Надьк, а?
В стеклянном павильоне на проспекте Калинина они заняли столик у стены и некоторое время молча прихлебывали кофе и ели пирожное. На тарелке возвышалась гора эклеров, трубочек, бисквитов.
— Чиз, зачем ты столько взял? Мы же это ни за что не съедим.
— А я, Надьк, больше не Чиз, — грустно оказал он.
— Почему?
— Юрка уехал в Киев. Его отца перевели в Киевский военный округ. И я остался один. Какой же я после этого Чиз? Нас же прозвали вместе, а по отдельности мы не Чиз и не Юриз.
Надя засмеялась. Сквозь стеклянную стену ей были видны прохожие, обтекавшие павильон со всех сторон, и автомобили, двумя стремительными потоками несущиеся навстречу друг другу. Мелькнул щупленький парень в куртке и мохнатой кепке с длинным козырьком. Надя привстала: так он был похож на Марата.
— Надьк, куда ты смотришь? — спросил Чиз.
— Я думала, что увидела знакомого, — виновато сказала она. — Я все время надеюсь встретить одного человека. Он мне очень нужен.
— Как встретить? На улице?
— На улице. Или в музее или в театре. Где-нибудь, — она с-грустью посмотрела в широко раскрытые, непонимающие глаза Чиза.
— А ты его фамилию знаешь?
— Знаю.
— А где живет — не знаешь, да?
— И где живет знаю.
— Надьк, а зачем он тебе? — растерянно заморгал ресницами Чиз и поправил галстук.
— Доложить о выполнении пионерского поручения, — грустно засмеялась девочка. — Нет, правда. Я в Артеке была президентом КЮДИ. А он был вожатый наш. Когда мы уезжали, он сказал, чтобы мы
