Озадаченный этой странной просьбой, Торак вытащил из ножен отцовский нож и протянул его вождю.
Этот нож был очень красив: лезвие из голубой слюды имело форму вытянутого листка, а рукоять, сделанную из оленьего рога, отец обмотал для удобства лосиными жилами. По словам отца, голубое лезвие сделал мастер из племени Тюленя, к которому принадлежала мать отца. Это она подарила нож отцу Торака, когда тот достиг возраста настоящего мужчины: а уж рукоять он сделал сам, по своему вкусу. Перед смертью он отдал свой нож Тораку, и Торак очень им гордился.
Но Фин-Кединн, повертев отцовский нож в руках, покачал головой:
— Слишком тяжел для тебя. Это нож колдуна, и сделан он для проведения магических обрядов. — Он вернул нож Тораку, помолчал и прибавил: — Впрочем, он всегда слишком легкомысленно относился к подобным вещам.
Тораку страшно хотелось, чтобы Фин-Кединн сказал еще что-нибудь об отце, но он больше не прибавил ни слова. Критически осмотрев свой новый нож, Фин-Кединн провел по лезвию указательным пальцем, проверяя его остроту и балансировку. Нож был отличный.
Просто замечательный нож!
Вождь подбросил нож, ловко поймал его за лезвие и протянул Тораку:
— Возьми. Я его для тебя делал.
Потрясенный до глубины души, Торак не сразу решился принять столь ценный подарок.
Но Фин-Кединн одним движением руки остановил поток его благодарственных излияний и встал, тяжело опираясь на посох.
— Отныне, — сказал он сурово, — прячь подальше отцовский нож да и материн рожок с охрой тоже. А если тебя кто-нибудь спросит о родителях, ничего никому о них не расссказывай.
— Но я не понимаю… — начал было Торак и умолк, потому что Фин-Кединн, не слушая его, вдруг уставился на реку и замер как вкопанный.
Торак прикрыл глаза рукой от солнца, но оно все равно слепило так, что видно было плохо. Торак разглядел цаплю на том берегу и какое-то бревно, плывущее по самой середине реки вниз, к порогам.
В лагере вдруг пронзительно закричала какая-то женщина: ее жуткий вопль заглушил даже грохот порогов. Торак похолодел от ужаса.
От стоянки по тропе бежали мужчины и женщины.
У Торака перехватило дыхание.
Это вовсе не бревно плыло по реке к порогам.
Это был Ослак.
Глава шестая
Ослак не оставил себе путей к отступлению. Он перегрыз связывавшие его ремни, незаметно выскользнул из охраняемого жилища для больных, взобрался на Сторожевую Скалу и бросился с нее в реку.
Скорее всего, он умер сразу, ударившись о воду. Во всяком случае, Торак очень на это надеялся. Даже думать не хотелось о том, что Ослак, возможно, будет еще жив, когда достигнет порогов.
На стойбище царила мертвая тишина. Даже Ведна умолкла и стояла, застыв как изваяние, когда мужчины пронесли мимо нее на носилках тело Ослака. Носильщики старались не касаться мертвого руками, ибо это могло рассердить его души, которые все еще находились поблизости, а рисковать подобным образом было опасно.
Когда носилки опустили на землю возле жилища Ослака, колдунья Саеунн тут же села рядом и, надев на палец специальный кожаный наперсток, нанесла красной охрой на тело покойного Метки Смерти — они должны были помочь его душам остаться вместе во время путешествия в Иной Мир. А потом соплеменники отнесут тело Ослака в Лес и постараются сделать это как можно быстрее, чтобы не искушать его души соблазном остаться среди живых.
Фин-Кединн стоял чуть в стороне и лицо его казалось высеченным из гранита. Он никак не проявил своего горя, когда велел удвоить надзор за Верой, вынести из жилища Ослака все его имущество и бросить в костер. Но Торак видел, как нелегко ему дается это внешнее спокойствие. Ведь именно он, вождь племени, обещал Ослаку обеспечить его безопасность. И теперь, конечно же, станет казнить себя за то, что ему это не удалось.
Вина — страшное бремя.
Торак тоже чувствовал, как она камнем легла на его душу.
Нет, хватит бездействовать! Когда племя Ворона отправится в Лес провожать Ослака в последний путь, он, Торак, останется здесь — он ведь не член племени — и получит возможность уйти незамеченным. А потом попытается проникнуть в Сердце Леса и отыскать средство, способное исцелять от этой проклятой болезни.
Но сперва необходимо еще кое-что сделать.
Готовясь к похоронам, женщины принесли глину для нанесения особых меток. И пока все были заняты, Торак осторожно пробрался к подножию Сторожевой Скалы. Если его подозрения справедливы, если существо с лицом из листьев имеет какое-то отношение к смерти Ослака, то оно, возможно, оставило следы.
Обращенная к реке сторона Сторожевой Скалы была почти отвесной, зато с противоположной, восточной, стороны Скала напоминала просто довольно крутой холм. Здесь взобраться наверх можно было без особого труда, особенно если соблюдать известную осторожность. Земля у подножия была утрамбована множеством ног, как и тропа, ведущая на вершину по восточному склону. И все же, хорошенько приглядевшись, кое-какие следы на утоптанной земле Торак разобрать сумел.
Среди них были и отпечатки ног сухонькой Саеунн, вчера поднимавшейся на вершину, и следы собачьих лап, поперек которых виднелись отчетливые трехпалые птичьи «галочки»: собака бежала наверх, а ворон дразнил ее. И поверх всего этого виднелись отпечатки ног крупного мужчины — но только его пальцев и пяток. Ослак, видимо, торопился и взбирался на вершину Скалы бегом.
У Торака перехватило дыхание, но он постарался проглотить застрявший в горле горький комок: ничего, потом будешь горевать, когда в путь выйдешь!
Он медленно пошел по следам Ослака на вершину скалы.
На бегу из-под ног Ослака во все стороны разлетались камешки и мох. В одном месте он, видимо, поскользнулся, упал и сильно ударился: на земле виднелись капельки крови. А потом снова бросился бежать.
«Да уж, бежал он со всех ног, — думал Торак. — Словно за ним гнались все злые духи Иного Мира!»
На вершине скалы Торак наконец нашел то, что так боялся увидеть. Новые следы. Маленькие и едва заметные. Но было совершенно ясно: тот, кто оставил эти следы, бежать и не думал. Он стоял совершенно неподвижно почти у самого края обрыва и смотрел, как Ослак прыгает вниз, навстречу смерти.
Ступни неведомого существа были не больше, чем у ребенка лет восьми-девяти.
Но заканчивались они острыми когтями.
Племя уже готовилось к отправке в Лес, когда Торак разыскал Ренн. Устроившись возле большого костра, она растирала в ступке охру для предстоящего похоронного обряда.
На лице у нее речной глиной были нанесены полоски — знак траура у племени Ворона, — но полоски уже успели расплыться: слезы прорыли в глине бороздки. Никогда раньше Торак не видел, чтобы Ренн плакала. Заметив его, она принялась старательно моргать, стряхивая с ресниц слезы.
— Ренн, — сказал он, присаживаясь возле нее на корточки и стараясь говорить как можно тише, чтобы никто их не услышал, — я хочу кое-что рассказать тебе. Дело в том, что когда я поднялся на Сторожевую Скалу…
