За все время плавания на шлюпах скончался от болезни только один человек — 'нервною горячкою', по диагнозу лекаря. Еще двое погибли, упав с мачты.
Матрос Филипп Блоков (в записках другого матроса он назван Филимоном Блоковым, а в списке команды значится как Филимон Быков) сорвался в бушующий океан в тот момент, когда, закрепив кливер, шел назад по бушприту. Немедленно был спущен ялик, но 'по причине бывшего тогда большого хода, волнения и темноты ночи усилия наши спасти упавшего остались тщетны'.
За скупыми строками дневника Беллинсгаузена, когда он пишет о несчастных случаях на судах, чувствуется искренняя боль утраты. '11 мая (1820 года). К крайнему нашему сожалению, сего числа умер слесарь Гумин (в списке команды — Матвей Губин) от раны, полученной 2-го числа мая в Порт-Жаксоне при падении с гротового свит-сарвиня, где обвивал медью мачту, дабы стропами оной не терло. Потеря сия была для нас тем прискорбнее, что мы лишились доброго человека и искусного слесаря. При отправлении из Порт-Жаксона я хотел оставить Гумина в городовой госпитали, но штаб-лекарь утверждал, что опасность прошла и излечение его весьма верно. К сожалению, не всегда надежды наши исполняются, а когда дело идет о спасении жизни человека, не должно иметь излишнего на себя надеяния'.
Читатель, конечно, знает, что и рукоприкладство, и линьки были достаточно обычным делом в царском флоте. Но и тогда лучшие морские офицеры России истинно по-отечески заботились о матросах. Вспомните повесть К. М. Станюковича 'Вокруг света на 'Коршуне'. Герой повести командир фрегата Василий Федорович говорит: 'Русский матрос — золото… Он смел, самоотвержен, вынослив и за малейшую любовь отплачивает сторицей'. Беллинсгаузен мог бы подписаться под этими словами. Он был действительно отцом-командиром, и это во многом предопределило успех экспедиции.
Еще в Атлантике, на подходе к антарктическим водам, удалось сделать первые открытия: островок Анненкова в архипелаге Южная Георгия, остров Лескова, остров Высокий (Торсона), остров Завадовского. Все они были названы в честь офицеров экспедиции.
Раз за разом пытались русские моряки пробиться к югу, но везде встречали льды. Иногда это были огромные ледяные поля, иногда гигантские ледяные острова, высота которых нередко достигала 100 — 140 метров.
Датой открытия Антарктиды принято считать 16 (28) января 1820 года. В этот день шлюпы впервые подошли к ледяному барьеру материка в районе современного Берега Принцессы Марты.
'16 генваря достигли мы широты 69°23′S, где встретили матерый лед чрезвычайный высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря с салинга, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение', — писал М. П. Лазарев.
Зарубежные географы пытались одно время оспаривать приоритет русской экспедиции: Беллинсгаузен, мол, 'видел континент, но не опознал его как таковой'. Однако дневники участников экспедиции полностью опровергают эти нелепые измышления.
В начале февраля, когда шлюпы достигли широты 69°07′30″, Беллинсгаузен записывал: 'Здесь за льдяными полями мелкого льда и ледяными островами виден материк льда, коего края обломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения, возвышаясь к югу, подобно берегу'.
Более того, Беллинсгаузен высказал удивительно прозорливые соображения о природе Южного континента: 'Огромные льды, которые по мере близости к Южному полюсу подымаются в отлогие горы, называю я матерыми, предполагая, что когда в самый лучший летний день морозу бывает 4°, то тогда далее к югу стужа, конечно, не уменьшается, и потому заключаю, что сей лед идет через полюс и должен быть неподвижен, касаясь местами мелководиям или островам… которые несомненно находятся в больших южных широтах'.
Сейсмические и буровые работы, выполненные за последние десятилетия, позволили составить карту подледного рельефа Антарктиды. Выяснилось, что ледяной щит, толщина которого местами достигает четырех с половиной километров, действительно укрывает под собой не единый материк, как считалось раньше, а громадный архипелаг островов. Иногда ледник покоится на суше, иногда лежит на мелководьях, иногда находится на плаву. Шестой континент воистину материк льда…
Вообще создается впечатление, что научные результаты экспедиции и научные заслуги самого Фаддея Фаддеевича до сих пор не оценены по достоинству.
Случилось так, что два немецких ученых-натуралиста в самый последний момент (уже в Копенгагене) отказались от участия в экспедиции. Кажется, они не вполне доверяли мореходному искусству русских моряков. Так или иначе найти им замену не удалось ни в Копенгагене, ни в Лондоне; экспедиция ушла в море без натуралистов.
'Они отказались для того, что будто бы им дано мало времени на приуготовление к путешествию, — с иронией пишет Беллинсгаузен. — Может быть, они и правы, но я как военный думаю, что ученому довольно привезти с собою одну свою ученую голову'.
Впрочем, и без натуралистов на шлюпах дважды в сутки проводились метеонаблюдения (отмечались сила и направление ветра, волнение, температура воздуха, давление, абсолютная влажность). Раз в сутки, если позволяла погода, определялось магнитное склонение. Время от времени измерялась температура и определялась плотность воды на различных глубинах, оценивалась скорость течений — поверхностных и глубинных.
Начальнику экспедиции пришлось самому собирать гербарий в Австралии (он включал 77 видов растений), готовить географо-статистический отчет 'Краткое известие о колонии в Новом Южном Валлисе'. В его книгу, изданную в 1831 году, включены исторический обзор 'Замечания об острове Отаити' и небольшой словарик языка туземцев острова Фейсе.
Со всем этим Беллинсгаузен прекрасно справлялся, доказывая, что достаточно 'привезти с собою' просто умную голову.
Естествоиспытатель — почти забытое теперь слово. 'Натуралист, специалист по естественным наукам', — сухо объясняет современный толковый словарь.
Если же попытаться найти синоним, более подходящим кажется 'мыслитель', 'натурфилософ', человек, который стремится познать природу, окружающий мир, стремится разобраться в причинах того или иного явления.
Беллинсгаузен, не будучи натуралистом, был подлинным естествоиспытателем.
Используя штилевую погоду, и офицеры, и матросы увлеченно занимались несложными опытами:
'Ежели взять пустую портерную бутылку, закупорить хорошею пробкою, привязать к лоту и опустить в море, то при поднятии бутылки она будет наполнена водою и крепко закупорена, с тою разностью, что пробка оборотится другим концом кверху… Повторяя опыты на разных глубинах океана, мы удостоверились, что сие всегда последует с бутылкою, таким образом опущенною от тридцати до сорока сажен, а менее тридцати сажен сего не случится'.
'Признаться, сначала сие приводило всех нас в недоумение, — пишет Беллинсгаузен, — но после многих таковых опытов мы заключили…'
Прервем здесь цитату. Не столь важна причина этого явления (читатель и сам найдет объяснение), важен естествоиспытательский дух, присущий Беллинсгаузену и его помощникам.
'Таковые опыты, — совершенно справедливо отмечает в заключение Фаддей Фаддеевич, — хотя с первого взгляда покажутся маловажными, но впоследствии послужить могут к важным открытиям, подобно упавшему с дерева яблоку, которое подало великому Невтону мысль о системе всеобщего тяготения…'
В литературе уже отмечалось, что Беллинсгаузен, опираясь на свои наблюдения, а зачастую и на многочисленные опыты, сумел объяснить многие явления, которые в то время вызывали недоумение у географов. Однако его теории, опубликованные в книге 'Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане…' (тираж… 600 экземпляров), остались незамеченными, а стало быть, и непризнанными. Он, например, первым сумел понять механизм образования коралловых атоллов, однако позже эта заслуга была приписана Чарлзу Дарвину.
На страницах своей книги моряк Беллинсгаузен смело вступал в полемику с признанными учеными авторитетами. Он умел внимательно наблюдать и делать правильные выводы, сколь бы парадоксальными они ни казались.
Так было с происхождением саргассов — странных водорослей, которые когда-то вызвали почти мистический ужас у моряков Колумба, а потом — в течение трех с половиной столетий! — служили объектом
