увлекательные по форме, воспитали целую плеяду выдающихся русских путешественников; не только Роборовский и Козлов были его учениками, но и многие другие, даже не знавшие его лично: Иван Васильевич Мушкетов, Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло, Василий Васильевич Сапожников, Александр Ксаверьевич Булатович, Владимир Афанасьевич Обручев, Владимир Клавдиевич Арсеньев…
Теперь город Каракол переименован в Пржевальск. Над могилой, на вершине девятиметровой скалы, сложенной глыбами гранита, распростер крылья бронзовый орел — символ бесстрашия, силы, ума. Под орлиными когтями на бронзовом листе — карта Азии, в клюве — оливковая ветвь, эмблема мирных завоеваний науки.
А на могильном надгробии скромная надпись: 'Путешественник Н. М. Пржевальский'. Так он завещал.
Глава 8
Человек с Луны
Каарам-тамо — 'Человек с Луны' — называли его папуасы. 'До меня никто положительно не был в этом месте Новой Гвинеи, и папуасы воображали себя единственными жителями земного шара', — писал Николай Николаевич Миклухо-Маклай.
Для них он действительно был инопланетянином. А они для него?
Ученые спорили: кто они, папуасы, — люди или животные? Он не сомневался — люди! Но их разделяли даже не века — тысячелетия…
Много написано о проблеме контакта космических цивилизаций. Вспомните 'Аэлиту' Алексея Николаевича Толстого, вспомните произведения Уэллса, Ефремова, Брэдбери, Лема, братьев Стругацких… В этих увлекательных книгах контакт цивилизаций — фантастика.
В дневниках Миклухо-Маклая — действительность!
Странно, с этой точки зрения — как хронику контакта — никто не пробовал читать дневники путешественника. Многие авторы как-то упрощают взаимоотношения Миклухо-Маклая с туземцами. Создается впечатление, что стоило только протянуть руку и сказать: 'Я — друг', как все трудности оставались позади. Эдакая пастораль…
На самом деле начало контакта было отнюдь не легким.
Из дневников Миклухо-Маклая: 'Они размахивали копьями, которые держали в руках. Один из них был даже так нахален, что копьем при какой-то фразе, которую я, разумеется, не понял, вдруг размахнулся и еле-еле не попал мне в глаза или в нос. Движение было замечательно быстро, и, конечно, не я был причиной того, что не был ранен, — я не успел двинуться с места, где стоял, — а ловкость и верность руки туземца, успевшего остановить конец своего копья в нескольких сантиметрах от моего лица… Не раз потешались они, пуская стрелы так, что последние очень близко пролетали около моего лица и груди… и даже подчас без церемоний совали острие копий мне в рот или разжимали им зубы…'
Двенадцать лет провел Миклухо-Маклай в путешествиях: 'Кронштадт Острова Зеленого Мыса — Рио- де-Жанейро — Вальпараисо — остров Пасхи Самоа — Новая Гвинея (Берег Маклая) — острова Тернате, Тидоре, Целебес, Люсон — Гонконг — Сингапур — остров Ява — Новая Гвинея (берег Папуа-Ковиай) — Сингапур — тропические леса полуострова Малакка Бангкок — вновь тропические леса полуострова Малакка — Сингапур — Ява Каролинские острова — острова Адмиралтейства — Новая Гвинея (Берег Маклая) — Сингапур — Ява — Сидней — Новая Каледония — Новые Гебриды Санта-Крус — острова Адмиралтейства — Соломоновы острова — Луизиада южный берег Новой Гвинеи — острова Торресова пролива — восточное побережье Австралии: Сомерсет, Куктаун, Таунсвилл, Брисбен — внутренние части Австралии — Сидней — южный берег Новой Гвинеи — Сидней — Сингапур Суэцкий канал — Генуя — Кронштадт. Пожалуй, никто из наших соотечественников не повидал столько земель. Двенадцать долгих лет…
Он стал забывать русский язык, стал, по его словам, 'белым папуасом'. Унижаясь и стыдясь, он с трудом добывал деньги на продолжение своих путешествий. Был тяжко болен — лихорадка, ревматизм, острая невралгия, анемия, общее истощение организма. При росте 167 сантиметров он весил около 44 килограммов…
Во имя чего все это? Тоскливое одиночество, физические страдания, вновь и вновь беспредельный риск контакта…
Не декларативная христианская 'любовь к ближнему' была его движущей силой. В бога он вовсе не верил, верил в науку. Вся жизнь его бескорыстное, самозабвенное служение науке.
Родился Николай Николаевич Миклухо-Маклай в селе Рождественском близ города Боровичи Новгородской губернии 5 (17) июля 1846 года. Отец его, Николай Ильич Миклуха, был инженером путей сообщения, к концу жизни дослужился до должности коменданта Николаевского вокзала в Петербурге.
Не совсем понятно, как и почему появилась вторая часть фамилии 'Маклай'. Встречающиеся в литературе рассуждения о каких-то шотландских предках, кажется, совершенно беспочвенны. Отец его был родом из небогатой казачьей семьи, мать, урожденная Беккер, по семейным хроникам, 'немецко-польского происхождения'. Может быть, права внучатая племянница великого путешественника, утверждавшая, что фамилию 'Маклай' носил один из предков в разветвленном роде Миклуха. Ясно одно, именно Николай Николаевич уже после смерти отца сделал свою фамилию двойной. Впервые приставка 'Маклай' появляется в его письмах из-за границы с 1866 года, причем впоследствии нередко как поместный титул 'де Маклай', 'фон Маклай'.
Поместий у семьи не было, жили на заработок отца. В 1857 году Николай Ильич умер, оставив жену с пятью детьми. Старшему, Сергею, — двенадцать лет, Николаю — одиннадцать, Ольге — восемь, Владимиру — четыре, Михаилу полтора года.
Мать Екатерина Семеновна была женщиной редких душевных качеств. Ее отец, выйдя в чине подполковника в отставку, служил врачом в московской больнице для чернорабочих и дружил с Федором Петровичем Гаазом знаменитым доктором Гаазом.
Судя по всему, нравственные устои в семье в немалой степени сложились под влиянием чудаковатого доктора.
Младший сын Михаил годы спустя вспоминал: 'Мать в юности знала некоторых членов кружка Герцена, в 40-х гг. в Москве, по ее рассказам, кажется, Кетчер (если память мне не изменяет) приносил ей книги тайком от родителей. Она знала д-ра Гааза, этого гуманного деятеля, облегчавшего участь ссылаемым в Сибирь, она потом рассказывала о его оригинальном костюме и его деятельности'.
О докторе Гаазе написано немало: врач московской пересыльной тюрьмы, бескорыстный лекарь бедноты, бесстрашный защитник униженных и бесправных.
'У Гааза — нет отказа', — сложилась в то время поговорка.
После его смерти почитатели опубликовали своеобразное духовное завещание доктора — обращение к русским женщинам.
'Торопитесь делать добро!' — было его девизом.
Личное общение с доктором Гаазом не могло не наложить глубокий отпечаток на всю жизнь Екатерины Семеновны. Наверное, эти слова не раз слышали и дети: 'Побеждайте зло добром… Торопитесь делать добро!'
Брат Михаил писал позднее, что Николай Николаевич впитал 'с молоком матери… идеи справедливости и гуманности… идеи шестидесятых годов'. 'Гимназии Н. Н. не удалось кончить вследствие его влияния на товарищей и любви заводить с учителями разговоры на политические темы', — вспоминал Михаил Николаевич.
В 1863 году будущий великий путешественник поступил вольнослушателем на физико-математический факультет Петербургского университета, но уже полгода спустя был и оттуда исключен 'без права поступления в другие русские университеты'.
С большим трудом удалось добиться разрешения на выезд за границу, чтобы продолжить образование. Он уже знал, чего хочет; в записной книжке за 1863 год список прочитанных книг: К. Фогт. 'Естественная теория мироздания', И. М. Сеченов. 'Рефлексы головного мозга', А. Н. Бекетов. 'Обновление и превращение в мире растений'…
