26 октября в трюме № 2 неожиданно начался пожар — самовозгорание угля. 48 часов длился общий аврал. Задыхаясь, порой теряя сознание, челюскинцы перебрасывали лопатами, заливали водой докрасна раскаленный уголь.
Тем временем благоприятный дрейф все же делал свое дело. 4 ноября крепко впаянный в лед 'Челюскин' вынесло в Берингов пролив. Солнце, штиль. На юге, за краем ледяного поля и до самого горизонта — чистые, свободные ото льда воды Тихого океана…
На Чукотке, в бухте Провидения, залечивал раны ледорез 'Ф. Литке'. Повреждены руль, винты. Главная машина вследствие поломки может работать только малыми ходами. Поломаны шпангоуты, повреждены переборки, в обшивке многочисленные трещины. Течь в носовом трюме, в боковых угольных ямах.
10 ноября начальник Северо-Восточной экспедиции А. П. Бочек и капитан 'Литке' Н. М. Николаев получили радиограмму: '…обращаемся к вам с просьбой оказать нашему пароходу содействие в выходе изо льдов силой ледореза 'Литке'. Зная о трудной работе, проведенной 'Литке', и имеющихся повреждениях, мы с тяжелой душой посылаем эту телеграмму, однако обстановка в данный момент более благоприятна для подхода 'Литке' к нам, чем когда бы то ни было… до разреженного льда от 'Челюскина' три четверти мили, а до кромки — в некоторых направлениях две мили. Мы надеемся, что 'Литке' сможет разломать льдину, в которую вмерз 'Челюскин', при одновременной работе 'Челюскина' и взрывов. В крайнем случае, если бы разломать не удалось, мы перебросили бы по льду на 'Литке' большую часть людей… что значительно облегчило бы нам зимовку… Просим вашего ответа. Шмидт. Воронин'.
Бочек собрал экипаж на митинг. Еще 17 месяцев назад ушли они в это долгое плавание: в 1932 году 'Литке' вынужден был зазимовать в районе Чаунской Губы. За эти 17 месяцев все предельно устали. Сам ледорез был в совершенно аварийном состоянии, водоотливные средства работали круглосуточно, откачивая до 200 тонн воды в час.
Резолюция митинга: '…несмотря на исключительный риск при настоящем техническом состоянии ледокола, большевистскими темпами провести подготовку к выходу в Арктику'.
Радиограмма: ''Челюскин'. Шмидту, Воронину. Зажигаем котлы. Будем готовы к выходу одиннадцатого вечером. Все, что в наших силах, все, что возможно для поврежденного 'Литке', попытаемся сделать, чтобы оказать вам помощь. Бочек, Николаев'.
К этому времени дрейф 'Челюскина' изменился. Теперь его уносило на север. Зимовка вдали от берегов грозила самыми худшими последствиями. Надежда оставалась только на 'Литке'. Но 17 ноября пришла радиограмма от Бочека: '…все наши попытки на подход к вам оказались безрезультатными… Вынуждены отказаться от дальнейших попыток и должны вернуться обратно… Прошу вашего срочного распоряжения на немедленный вывод изо льдов…'
Шмидт не знал, что положение 'Литке' стало к этому времени настолько тревожным, что Бочек подумывал даже выбросить судно на ближайший берег Аляски, чтобы спасти людей. Шмидт мог бы, наверное, настаивать: 'Продолжайте попытки…' Мог бы? Нет, Шмидт не мог.
Радиограмма: ''Литке', Бочеку. Согласен на обратный уход 'Литке', чтобы ради спасения 'Челюскина' не поставить его в столь же опасное положение. Прошу вас информировать меня каждые три часа до выхода в чистую воду, а затем — дважды в сутки. Шмидт'.
Последняя надежда на освобождение 'Челюскина' рухнула. Дрейф неумолимо уносил судно в Ледовитый океан. Люди, надеясь на лучшее, готовились и к худшему. Все было собрано для аварийной выгрузки на лед в случае гибели судна.
13 февраля началась необычайно сильная подвижка льдов. Радист Эрнст Теодорович Кренкель рассказывает: 'Трещина, перпендикулярная борту корабля, прибежала издалека и уперлась в него. Одна половина поля стояла на месте, другая двигалась, лед неотвратимо скользил вдоль трещины. На нас наваливались миллионы тонн. Нагнувшись за борт, я стал очевидцем происходившего. Борт корабля пучился как картонный. Потом как бы грохнули пулеметы — это сорвались с мест тысячи заклепок. Корабль дрожал, стонал, кряхтел, как живое существо. Борт в надводной части разорвало метров на двадцать. Нутро корабля выворачивалось наружу. Глядеть на все это было очень страшно. Часть борта отвалилась на лед, а вместе с ней полетели зубные и сапожные щетки, книги, разного рода утварь, подушки, одним словом то, что оказалось в каютах, попавших под этот удар…'
Через несколько часов, скорчившись в палатке, наспех установленной на льду, Кренкель отстукивал радиограмму Шмидта. На следующий день, 14 февраля, ее опубликовали все советские газеты. Еще через день — все газеты мира: '…13 февраля в 13 часов 30 минут внезапным сильным напором разорвало левый борт на большом протяжении от носового трюма до машинного отделения. Одновременно лопнули трубы паропровода, что лишило возможности пустить водоотливные средства, бесполезные, впрочем, ввиду величины течи. Через два часа все было кончено. За эти два часа организованно, без единого проявления паники, выгружены на лед давно подготовленный аварийный запас продовольствия, палатки, спальные мешки, самолет и радио…'
104 человека, в том числе женщины и дети, оказались во власти дрейфующих льдов. Ни один ледокол не мог помочь им до наступления лета. Самолеты? Никакого опыта зимних полетов в Арктике не было…
Весь мир был уверен в неминуемой гибели челюскинцев. А они обживали льдину, готовили аэродром. Они слушали при свете коптилки лекции Шмидта о полярных путешествиях, о полетах на Луну, о поэзии Гейне, об истории Южной Америки, о диалектическом материализме… Они выпускали мужественную и веселую газету 'Не сдадимся!'.
В первом номере газеты была помещена статья Шмидта: 'Мы на льду. Но и здесь мы — граждане великого Советского Союза. Мы и здесь будем высоко держать знамя Республики Советов, а наше государство о нас позаботится…'
14 февраля, когда в Москве стало известно о гибели 'Челюскина' была создана специальная правительственная комиссия во главе с В. В. Куйбышевым.
Челюскинская эпопея!
Пароход 'Сталинград' выгрузил в Олюторске две легкие машины Ш-2 пилотов Шостова и Шурыгина.
Из Владивостока вышел пароход 'Смоленск', на борту которого с пятью самолетами находился целый летный отряд — Каманин, Молоков, Пивенштейн, Бастанжиев, Демиров.
Из Ленинграда через Панамский канал спешил в Чукотское море ледокол 'Красин'.
Из Москвы во Владивосток, а потом на корабле 'Совет' на Чукотку отправился специальный отряд известного стратонавта Бирнбаума с двумя дирижаблями.
Из Хабаровска по маршруту Николаевск — Охотск — Нагаева — Гижига Анадырь — Провидения вылетели самолеты Галышева, Доронина, Водопьянова.
Леваневский и Слепнев летели из Америки, с Аляски…
Но первым полеты к лагерю Шмидта начал Анатолий Васильевич Ляпидевский, базировавшийся тогда в Уэлене. Первый раз он вылетел 21 февраля, но не смог разыскать лагерь среди нагромождений торосов. Только 5 марта — с двадцать девятой попытки! — Ляпидевский сумел разыскать затерянную в океане льдину, сумел посадить свой тяжелый двухмоторный самолет на крошечный пятачок ледового аэродрома.
Десять женщин и двое детей — трехлетняя Алла Буйко и родившаяся в Карском море на борту 'Челюскина' шестимесячная Карина Васильева были вывезены на Большую землю.
6 марта в лагере вновь началось сильное торошение. Разломан надвое деревянный барак, в котором жила половина челюскинцев, сломана кухня. Разломан и аэродром. Через четыре дня его сумели восстановить и с тех пор уже постоянно поддерживали в готовности, несмотря на частые торошения. Но теперь надолго испортилась погода.
В 50 километрах от Анадыря разбились самолеты Демирова и Бастанжиева. Из-за неисправности машины остался в Анадыре Галышев. У Ванкарема разбился Леваневский. Пробиваясь к лагерю, совершил вынужденную посадку и сломал шасси самолет Ляпидевского…
Только 7 апреля над лагерем вновь появились самолеты. Сразу три Слепнева, Каманина, Молокова. Самолет Слепнева потерпел аварию при посадке, Каманин и Молоков вывезли 5 человек.
8 апреля — сильнейшее сжатие, торошение льда.
9 апреля — сильнейшее сжатие, ветер 7 — 8 баллов.
