— И наверняка с вашей щедрой помощью, — в голосе моем не было и капли иронии, — удастся нам выяснить, кто это. Но прежде чем я буду готов поклясться своей репутацией, что это — не Лоретта Альциг, мне нужно обыскать ее дом. Вернее, то, что от ее дома осталось…
— Обыс-обыс-обыс… — начал бургомистр.
— Знаю, что обыскали, — ответил я, — и даже верю, что нашли там всякие ценные предметы. Но я все же загляну туда еще раз. Первый, — оглянулся на близнецов, — идешь со мной и Курносом, а ты, Второй, можешь напиться в гостинице.
— Спасибо, Мордимер, — сказал он, хотя, как и я сам, понимал, что питие в гостинице тоже дело, и непростое.
У Лоретты Альциг оказался двухэтажный деревянный дом с широкими окнами, теперь рамы в них печально свисали, выбитые. Дом был с оградой, слева от него я приметил вытоптанные грядки, на которых некогда росли цветы и травы. Двери были полуоткрыты, внутри царили разруха и отчаяние. Отсюда не только вынесли все ценные предметы (я видел следы от ковров, гобеленов, ламп), но и уничтожили то, что вынести не сумели. Сломанные кресла, порубленный топором стол, вырванные косяки дверей… Что ж, даже если Лоретта покинет тюрьму, возвращаться ей будет некуда.
— Мило, мило, — сказал я, а бургомистр скорчился под моим взглядом.
— Вы остаетесь снаружи, — приказал, глядя на священника и бургомистра. — Первый, за мной.
Проверили мы весь дом. Спальню, из которой пытались вынести кровать, а когда не удалось — просто порубили в щепу. Кухню — пустую, с полом, устланным черепками битой посуды. Чердак, полный паутины.
— Ничего, Мордимер, — сказал Первый. — Ничего здесь нет.
— Пошли поглядим подвал, — сказал я.
Дверка в подвал находилась рядом с кухней, в каморке со стенами и полом, черными от угля. Я дернул за металлическую рукоять, и дверка, ужасно тяжелая, приподнялась со скрежетом. В темноту вели старые деревянные ступени. Я послал Первого за лампой, и в ее мигающем свете мы спустились вниз. Подвал был большим, состоял из коптильни и склада, наполненного углем и ровно порезанными полешками. Первый с закрытыми глазами медленно шел вдоль стен, ведя пальцами по их поверхности. Я не мешал ему вопросами, поскольку знал, что он должен сконцентрироваться. Лишь концентрация поможет Первому в поисках того, что я искал.
— Ес-с-сть, — наконец произнес удовлетворенно. — Здесь, Мордимер.
Я приблизился и взглянул на стену.
— Ничего не вижу, — пожал плечами, но тот не заметил, поскольку стоял ко мне спиной.
— Есть-есть-есть, — почти пропел, а потом принялся аккуратно водить пальцами, нажимая на камни то здесь, то там.
Я терпеливо ждал, пока наконец Первый не застонал и не вбил пальцы в стену, с усилием вытащив один из кирпичей. Я посветил лампой — и увидел, что кирпич скрывал маленький стальной рычажок. Первый потянул за него, а в стене что-то хрупнуло — и отворились тайные дверки, что вели в небольшую каморку.
— И кто бы подумал? — покрутил головой Первый. — В таком зажопье!
— Ну-у… — протянул я, поскольку нужно быть и вправду хорошим ремесленником, чтобы изготовить столь искусно скрытый механизм.
Понятно, что в богатом купеческом доме в Хезе нечто подобное было бы в порядке вещей, но здесь мы такого не ожидали. Однако истинной неожиданностью оказалось то, что я увидел внутри. На ровно развешенных полочках лежали мешочки с зельями, стояли бутылочки с разноцветными микстурами, а на вбитых в стену крючках сушились разнообразные травы.
— Так-так, — приговаривал я, разглядывая травы. — Борец, спорыш, волчья ягода… а, Первый, что скажешь?
— А и скажу, Мордимер, — согласился он. — Но… а что сказать? — спросил через миг задумчивости.
— Наша красотка Лоретта — отравительница, малой, — сказал я. — А это что?
Я заглянул в мешочек и понюхал содержимое.
— Шерскен… — Тут-то я удивился по-настоящему. — И откуда у нее шерскен?
Шерскен был смесью нескольких зелий, приготовленных определенным, не самым простым способом. Смесью, которую лично я ценил как оружие. Ибо шерскен, брошенный в глаза врагу, приводит к мгновенной, пусть и временной, слепоте. Но смесь эта применяется и по-другому. В малых дозах, если пить ее как горячий отвар, лечит вздутие и помогает от кашля.
В чуть больших вызывает медленную смерть. Человек, которому добавляют шерскен в еду или питье, медленно сгорает, словно восковая свеча, но лишь сведущий сумеет понять, что убивает того яд.
— А может, это-таки она? — сказал Первый.
— Сдурел? — вздохнул я. — С каких это пор от яда твое тело пожирают червяки, а?
— Но ведь сожжем ее, Мордимер, правда?
— Мечом Господа нашего клянусь! — не выдержал я. — Зачем бы нам ее жечь, малой? Она проклятая отравительница, а никакая не колдунья!
Отвел руку с лампой и увидел, что выражение лица у Первого сейчас придурковатое.
— Но кого-то мы ведь сожжем, Мордимер, правда?
— Ага, — сказал, закрывая дверку. — Кого-то мы наверняка сожжем. Но пока молчок, ясно? Ничего мы не нашли, понял?
Он покивал и аккуратно вставил вытащенный из стены кирпич на место.
В камере Лоретты чертовски смердело. Что ж, даже красивые женщины должны где-то справлять нужду, а у нее для этого было лишь дырявое ведерко. И то хорошо, поскольку знавал я узников, что спали на куче собственных гниющих отходов, не убираемых годами. Здесь, можно сказать, были барские условия.
Когда услыхала громыхание ключа в замке (стражник опять не сумел открыть замок сразу), вскочила с соломы, на которой лежала.
— Ты свободна, — сказал я. — Обвинение в убийствах и колдовстве снято. Именем Святого Официума провозглашаю, что ты не имеешь никакого отношения к преступлениям, в которых тебя обвиняли.
Смотрела на меня, словно не совсем понимая, что говорю. Убрала со лба непокорную прядку волос.
— Так вот просто? — спросила наконец тихонько.
— А что тут еще сказать? — пожал я плечами. — Писать умеешь?
Кивнула.
— Тогда приготовь список причиненного ущерба. Я прослежу, чтобы городская казна выплатила тебе все до грошика.
Усмехнулась, словно только сейчас до нее дошло, что все это — правда, а не шутка или издевка.
— Приготовлю, — сказала с ожесточением в голосе. — Ох, я и приготовлю…
— Ах да, еще одно, — сказал я, стоя на пороге. — Твой подвал — не самое безопасное место на свете. Я бы туда не спускался без особой нужды.
Даже не стал оглядываться, чтобы увидеть выражение ее лица.
Теперь я мог спокойно вернуться в гостиницу. Второй сидел, пьяный в умат, и отпивал попеременно то из полной кружки пива, то из полного кубка водки. Рассказывал какую-то совершенно неприличную историю, а его собеседники ржали до упаду. Второй, если пожелает, умеет расположить к себе людей. Это в нашей профессии полезно. Теперь за его столом сидели человек шесть, и я готов был поспорить: ни один из них уже не помнил, что Второй — помощник инквизитора. Я лишь надеялся, что его пьянка нам хоть как-то пригодится. Зная Второго, был почти убежден: пригодится.
Я вошел в гостиницу, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, но Второй, понятное дело, меня увидел и чуть заметно кивнул. Я поднялся в свою комнату и лег прямо в сапогах на кровать. Хотелось спать, но знал, что день еще не закончен. Время для сна наступит позже — как и для питья, еды, а может, и
