все и представлял.
— И это казалось вам очень простым делом, господин Бемберг, — сказал он, и я готов был поспорить, что изрядно веселится. — А о пиратах и проблемах с тирианскими лицензиями вы, конечно, не подумали?
— Найму людей для охраны, к тому же кажется мне, что мог бы договориться с другими купцами и поплыть несколькими судами. Но лицензия?! — повысил голос. — У меня есть лицензия в Хезе, господин Моссель, а это позволяет мне торговать всюду в пределах владений Его Преосвященства епископа, а значит, и здесь, в Тириане.
Он покивал, и я отметил, что уже с трудом скрывает веселье.
— Закон законом, а обычай обычаем, господин Бемберг. Вижу, что вы человек, достойный доверия и любящий правду, однако местные купцы не терпят конкуренции. Скажу вам как друг, что здесь можно сделать. — Выпил вина, а потом долил нам в кубки. Сделал вид что задумался. — Могу отрекомендовать вас местным почтенным купцам, которые охотно закупят товары согласно вашим же пожеланиям и перевезут их в Тириан. Или же можете в одном из наших торговых домов выкупить одноразовую лицензию, а после спокойно получить помощь управы в поиске капитана и корабля и лично отправиться на юг, согласно с нашим обычаем. Но более выгодным для вас будет первый способ. Поживете в Тириане, а я охотно сведу вас с прекрасными дамами, которые скрасят ваше время. Никаких девок, — сразу же сказал, — я услугами таких не пользуюсь… — Хорошо, что Господь милосердный не побивает врунов молнией, ибо Мауриций Моссель давно бы помер. — Потому, дабы не потерять деньги, подумайте хорошенько над всем, что я сказал.
— И много такое посредничество стоит? — спросил я, почесывая подбородок.
— Договоритесь на месте, — усмехнулся. — Но не больше, чем двойная ставка…
— Меч Господа нашего! — воскликнул я во мнимом гневе. — Никогда не соглашусь на такую обдираловку!
Его глаза сделались холодными.
— Подумайте хорошенько, господин Бемберг, и воспользуйтесь советом опытного человека, который желает вам лишь добра.
— Не стану платить, — сказал я твердо. — Господь и так мне поможет.
Некоторое время мы пили в молчании. Понятно, что я знал, каково будет следующее предложение Мауриция Мосселя, поэтому спокойно ожидал, пока он его озвучит.
— Уважаемый господин Бемберг, — начал наконец, — и даже осмелюсь сказать, дружище Годриг, поскольку такой уж у меня характер: что на сердце — то и на языке… — «О, да, — подумал я. — Конечно же». — Уж и не знаю, как оно случилось, но испытываю к вам столь сильное дружеское чувство, что… — понизил голос и склонился ко мне поближе, — изменю своим правилам и помогу вам. Скажите, где вы остановились, и я постараюсь завтра передать вам добрые вести.
— И вправду это сделаете? — схватил его за руку. — Господь вас за такое вознаградит, уважаемый юноша, да и я в меру скромных своих возможностей…
— Поговорим об этом позже, — прервал он. — Ибо я последний, кто хотел бы выманивать деньги у уважаемого купца и хорошего человека.
Я расчувствовался и позволил заблестеть на моих глазах двум слезинкам. Он наверняка должен был это заметить и, вне всяких сомнений, хорошенько позабавился.
Выйдя из подвальчика, мы простились в пьяных объятиях, со словами взаимной любви. Я слегка пошатнулся, уперся в его плечо и слюнявыми губами поцеловал его в щеку. Ха! Пусть знает, как оно зарабатывать денежки! Потом я повалился в грязь и позволил ему минуту-другую мучиться, пытаясь меня поднять. При этих попытках, однако, он свалился на меня и вымазал свой красивенький кафтан в грязи. В свете фонаря я приметил на его лице гримасу отвращения и ненависти. Но Моссель взял себя в руки настолько быстро, что, имей он дело не с Мордимером Маддердином, а с честным, пусть и упрямым Годригом Бембергом, наверняка это прошло бы незамеченным. Однако после он поступил весьма непрофессионально, позволив мне самому добираться до гостиницы. Я ведь был его инвестицией, а об инвестициях следует заботиться независимо от эмоций, нас обуревающих. Оставить меня пьяного, в чужом городе, — в этом был изрядный риск, что инвестиция к утру будет плавать в реке: заколотая, зарезанная либо с раздробленным черепом. Я был разочарован, поскольку считал Мосселя большим профессионалом.
Пошатываясь, я шел до ближайшей улочки, а когда уже был уверен, что он меня не увидит, выровнял шаг. Весь кафтан и плащ были изгвазданы в грязи, поэтому подумал, что Энья нынешним вечером развлечется не только постельными забавами. И может, это будет не настолько приятным, но зато куда как полезным.
Тень, что появилась из-за угла одного из домов, я увидал в последний момент. И в последний момент отскочил в сторону: стрела свистнула над моим левым плечом. Убийца целился в сердце. И был очень меток. Если бы не многолетние тренировки, лежать мне деревянной колодой, пялясь во тьму слепыми зеницами. Печальный был бы финал жизни бедного Мордимера, милые мои. Кончить в тирианских сточных канавах. Насколько же это неэстетично!
Тень снова появилась — на миг! — и снова пропала. Я вынул кинжал и осторожно двинулся в ту сторону. Внезапно услышал, как кто-то резко и болезненно сипит, а потом что-то с громким плеском упало в грязь. Я, крадучись, подобрался ближе. У стены лежал человек в черном, облегающем кафтане. Маленький арбалет выпал из его рук. Я склонился над телом. Мужчина был молод, светловолос, с лицом в расчесах и со следами оспы. Я обыскал его, но ничего не нашел. Даже кошеля с деньгами. Лишь маленькая оперенная стрелка, что торчала из кадыка. Осторожно вытянул ее. Острие было длинное, серебристого цвета. Понюхал и ощутил запах яда. Оторвал полоску от рубахи покойника, старательно обмотал стрелку материей и спрятал в карман плаща.
Кто же прикончил таинственного убийцу? Кто он, мой неизвестный опекун? А может, это просто случайность? Впрочем, ответы на эти вопросы — не самые важные. Намного сильнее меня интересовало, кто хотел убрать бедного Мордимера из этого и так не лучшего из миров? Кому понадобилась моя смерть? Потому как наверняка ведь не разбойничкам, связанным с тирианскими купцами. Те убьют меня, лишь когда доберутся до моих дукатов. Вернее, постараются убить. Ну а я постараюсь не убить их, пока не склоню к полной и откровенной исповеди.
Когда я вернулся в гостиницу, Энья спала, и ее не разбудил даже скрип двери. В свете луны видел ее нагое тело. Светлые волосы разметались по подушке, левая рука на груди, так что указательный и средний палец легли на сосок, а слегка разведенные ноги манили сладкою тайной, скрытой меж ее бедер. Выглядела так волшебно и невинно, что даже верить не хотелось, будто передо мной лишь продажная девка. Но лоно ее было отполировано десятками, а то и сотнями мужчин. Что ж, через несколько лет утратит даже призрачную сладость и невинность. Жаль. Как всегда, когда из мира исчезает малая толика красоты.
Хлопнул ее по задку, чтобы проснулась, высек огонь и зажег лампу на столе.
— Мордимер, — сказала она, потягиваясь, а ее аппетитные груди соблазнительно качнулись. — И где ты все это время был? — глянула на меня чуть внимательней. — В какой канаве успел искупаться?
Я скинул плащ и кафтан, снял сапоги, размотал онучи.
— Дела, — вздохнул. — А теперь хватит болтать — и за работу! — И указал ей на лежавший на полу грязный ворох.
Она недовольно фыркнула, но встала с кровати. Почесалась между ног.
— Вши, холера, — пробормотала. — Как я ненавижу вшей.
— А кто их любит?
В ведерке еще оставалась вода, поэтому я прополоскал рот, умыл лицо и смочил волосы.
— Может, приказать трактирщику приготовить ванну? — спросил. — Как ты? Большая бадья, полная горячей воды, щелочь и березовый веник, чтобы хорошенько тебя высечь…
— Особенно мне нравится про «высечь», — засмеялась она и взглянула на мою одежду. — А горячая вода пригодится после твоих приключений в канаве. У тебя есть я, а ты шляешься по девкам? — спросила, но я видел, что шутит.
— Любовь моя, рядом с тобой я даже думать не смею о другой женщине. И не из страха перед тобой,
