— Вы об этом..? Меня уже лет тринадцать пытаются централизованно женить. И обязать детей нарожать. Ещё куратор спецпрактики начал.
Я так и рот разинула.
— Это как?! Зачем?
— Психологи извелись. Говорят, у меня к этому склонность. Слишком жалостливый — и никакой разрядки.
Это Карун-то жалостливый?! Человек с ледяным взглядом, валящий людей с одного выстрела и что-то знающий про теорию дознания? Храни меня тогда Боги от нежалостливых сотрудников КСН…
— Так женились бы… — пробормотала я, вспоминая свои раздумья о потенциальном количестве его подруг.
— Не хочу. Свинство получится.
— Почему же? — удивилась я.
— Считаю, что если уж влез в Комитет по уши, так работай и не отвлекайся. И контролируй все свои приключения — чтоб никаких неожиданностей в пелёнках. Потому что в итоге всем, кроме работы, всё равно придется пожертвовать.
Жёстко и правдиво. В этом весь да Лигарра.
— И не пытались?
— Нет, — коротко отрезал он, — Либо на тебя будет стучать собственная жена, либо спи с бревном. Смысл?
Я вздохнула.
— Имеете ввиду — это зависит от того, где искать — или среди своих, или среди посторонних? — уточнила я, чтобы скрыть смущение.
Он с улыбкой кивнул.
У меня возникло подозрение, отчего он так мрачно и понимающе ухмылялся, расписывая наши перспективы после возвращения. Что нас могут простить, взяв с него слово, что он всё-таки… ну, вы понимаете… чтоб больше не страдал человек от нереализованного желания спасать встречных девчонок — желания, бессознательно толкающего его на всякие превышения полномочий… Иначе с какой радости он помянул, что его нынешний шеф дружен с его первым куратором? — который, как я только что выяснила, уже тринадцать лет хотел устроить личную жизнь своего выпускника. Вот куратор шефу всё и объяснит. И решение посоветует. Я ощутила, что краснею. А я ещё уточнила, чего он не женится… вот же неловкость. А тут человеку грозит… гм, административное изнасилование неизвестно с кем.
Вообще мне правда легчало, когда мы говорили — хотя тема была, мягко говоря, не очень корректная, но ведь и ситуация у нас сложилась нестандартная — а он почему-то охотно поддерживал даже такой разговор… Наверное, и ему было сильно не по себе. Впрочем, отчего же «наверное»?
— А почему «бревно»? Девушки так сильно вас боятся?
Да Лигарра фыркнул.
— Они не боятся — они просто каменеют, когда узнают, где я работаю. Делаются такие правильные и выхолощенные, что я себя на службе ощущаю, а не в постели. Я всё-таки предпочитаю какие-то эмоции видеть.
Я нервно хихикнула.
— Страх — тоже эмоция.
— Это уже насилие, — дружелюбно парировал да Лигарра, — А мы тут про Семью говорим, а не про… гм… сброс негатива.
— А что же вы знаете про Семью? Каких эмоций ждете?
— Жена другом должна быть, — тихо проговорил Карун, — а уже потом всё остальное. Чтобы я ей мог собственную спину доверить. А какие эмоции бывают между друзьями — вам прекрасно известно.
Другом — это да. Я задумалась под свист ветра. А был ли у меня такой друг, чтоб душа моя раскрылась нараспашку..? чтобы, как он сказал, не опасаться повернуть к нему спину? довериться в любой ситуации? хоть однажды? Чтобы я поверила и уже ни о чём не спрашивала? Наверное, странно размышлять об этом на такой высоте от земли…
— Ну и, само собой, без серьёзного чувства это всё не имеет смысла. Впрочем, теоретизировать на эту тему не так сложно, как лень.
Вокруг нас всё сильнее выл ветер. Мне опять стало не по себе, и я не могла заставить себя снова глянуть вниз. Карун молчал, и о чём он думал, я не знала. Его профиль был каким-то бесконечно уставшим.
Какое-то время нас окружал только скрип снастей. Неожиданно ветер начал усиливаться. Я ощутила тревогу. Ветер затих, а потом налетел с новой силой, так что вся конструкция опасно затряслась.
— Карун?
— Я вижу, — напряженно сказал он, — Впрочем, тут уже достаточно далеко от «Белой Башни» — мы могли бы попытаться сесть.
Я тревожно глянула вправо — туда, где, словно отмечая край Мира, возвышались колоссальные утесы Барьерного Хребта. Отвесные стены пуня два высотой. Как ножом отрезанные. Чёрные. Хранящие за собой что-то неведомое и жуткое. Сейчас до них было рукой подать — около трёх тысяч шагов.
— Тут до ближайшего поселения два дня пути… — с сомнением проговорила я.
— Не два дня, а всего лишь около трёх часов езды, — поправил меня Карун, — Хотя пешком, да по бездорожью, конечно, плохо.
— Просто давайте держаться оттуда подальше, — взмолилась я, кивая на чудовищную горную стену, — там же они..!
— Санда. Это уж как выйдет. Признаюсь, эта штука слушается управления всё хуже. Я всё-таки попытаюсь её посадить на землю, а там будь что будет.
Я вздохнула.
— Ладно. Не буду надоедать. Что же я ною, в конце-то концов. Нужна будет помощь — скажите.
Да Лигарра улыбнулся.
— Спасибо, что вы не паникуете — этого достаточно, — просто сказал он, а потом его улыбка стала дружески-ехидной, — Что же до них — они не висят прямо на Барьерном, — напомнил он, — Но если бы и висели — поверьте, от прикосновения к ним сущее не рассыпается в прах.
— Да вы меня дразните!
— Само собой, — ухмыльнулся да Лигарра, снова вцепляясь в рычаги управления.
Ветер усиливался. Наверное, сообразила я, сказывалась близость Барьерного — огромной стены, вдоль которой должны были течь немыслимого объёма восходящие потоки тёплого воздуха от земли. Я сказал об этом Каруну — он кивнул.
— Боюсь, так и есть. Мы всё-таки скверно знаем структуру атмосферы — всё из-за религиозных запретов на её изучение. А сейчас это работает против нас.
Я вздохнула, а он спросил:
— Всё-таки боитесь?
— Нет, — твердо сказала я, — После да Райхха я уже ничего не боюсь. А в данном случае отец мной бы и вовсе гордился — я села в машину, которую он бы сам облобызал в восторге.
Карун бегло улыбнулся вполоборота, но я видела, что он сильно напряжен. Его губы сжались в нитку, и на лице будто лежала пелена.
— Санда, — тихо и твёрдо сказал он, быстро глянув куда-то вбок, — Если что, держитесь за меня крепче.
Я проследила за его взглядом и похолодела. Листы обшивки на крыле аппарата уже не прилегали так плотно, как раньше — крепления торчали наружу до половины! Итак «направляющие лопасти» уже еле держали — я видела, как они трепещут под давлением воздушного потока. Каждый порыв ветра ещё больше расшатывал основу аппарата.
Я видела, что как ни старался Карун, ему не удавалось повторить то, что он так легко выполнил, когда мы экспериментировали с аппаратом. Риннолёт не только не снижался, но даже более того — его несло всё выше и выше, и (что ещё страшнее) — всё ближе к Стене. А там, внизу, у Стены, не было ни единой ровной площадки — только остро заточенные огромные валуны и скалы — так, словно сама природа пыталась
