Ацилия с улыбкой кивала головой, издеваясь над ним всем своим видом:
— И, пожалуй, все они были проститутками, если я оказалась лучше их.
— Не все…
— Вы умеете делать комплименты, — отвернулась, чувствуя, как пальцы впиваются в яблоко. Помолчала, — Знаете, а, может, просто позвать врача, вытравить этого ребёнка и никаких проблем ни у вас, ни у кого другого?
— Только посмей! — он поднялся на ноги, нависнув над ней и столом, их разделяющим. Ацилия долго глядела ему в лицо снизу вверх, потом медленно положила на столешницу недоеденное яблоко, произнесла:
— Ладно, мне просто хочется верить, что он от той… последней ночи, когда вы были совсем не таким, как обычно… как всегда…
Поднялась и ушла к себе, только шторы колыхнулись. Марций глядел ей вслед, разомкнув в растерянности губы. Она права, она во многом права. Но ребёнка… Он хочет этого ребёнка… Хочет именно от неё…
Боги святые, храните от безрассудности.
* * * * *
На следующий день Марций, как и в прошлый раз, принёс ей розовую столу, положил на трипод.
— Переоденься.
Ацилия смотрела более чем удивлённо, стояла, застыв с гребнем в руках.
— Зачем это?
Он обернулся к ней:
— Ты собираешься в этом ходить?
Он имел в виду её рваную одежду. Ацилия хмыкнула, помолчала, но с места не сдвинулась, убрала с губ прилипшую прядь волос, спросила:
— А почему опять розовая? Розовый — это ваш любимый цвет?
— У меня нет любимого цвета.
Ацилия мельком окинула его всего с головы до ног — простая туника по-домашнему, рука перевязана, на вид спокоен.
— А почему тогда?
Пожал плечами искренне:
— Не знаю… Мне казалось, этот цвет тебе идёт.
Ацилия согласно покивала головой, принимая ответ, но одежду не взяла, провела гребнем по волосам, произнесла задумчиво:
— Зато это мой любимый цвет…
— Ну вот! — он усмехнулся, — Угодил…
Но Ацилия только глянула на него из-под ресниц, не разделяя воодушевления, занималась волосами.
— Подойди ко мне.
Она подошла, чувствуя, как от напряжения затвердели мышцы скул, что ещё? Опустила руки, пряча их в волосах, но он сумел найти её левую кисть там, потянул на себя, сжимая пальцы. Ацилия отпрянула, но Марций, не говоря ни слова, надел ей на руку тонкий серебряный браслет.
Ацилия вырвала руку, скривившись от возмущения, стала стягивать украшение пальцами правой руки, гребень мешал, но она справилась:
— Вы что?.. Вы зачем это?.. Ничего мне не надо!.. Я не приму от вас никаких подарков… Не надо мне ничего… — протянула ему. Но Марций не взял:
— Почему?
Передёрнула плечами, сверкнув белыми ключицами в прореху туники:
— Все подарки к чему-то обязывают, а я не хочу быть никому должной, и тем более вам.
— В одежде же ты ходишь.
— Потому что выбора нет, не ходить же мне голой? А без этого всего я могу прожить, в этом нет необходимости…
— Привыкла носить золотые? С камнями?
Ацилия поджала губы, испепеляя его взглядом, долго молчала.
— Мы разговариваем с вами на разных языках. Я никогда не делала фетиша из драгоценностей, мне они дороги всего лишь, как память о тех людях, кто мне их дарил. А дарили мне их всегда от чистого сердца… Заберите! — протянула руку.
— А я, выходит, не способен 'от чистого сердца'?
Ацилия пожала плечами:
— Не знаю, наверное, способны — для тех людей, кого цените или любите… Ко мне это не имеет никакого отношения.
— Тогда пусть это будет твоему ребёнку, нашему ребёнку… Мне любить и ценить его` позволяется? Могу я сделать этот подарок ему?
Ацилия смутилась, не зная, что сказать. Опустила руку:
— Ладно. Если так, то пусть будет так…
Медленно натянула браслет на левое запястье. Раз ему так хочется. Холодный металл ожёг разгорячённую кожу. Но пусть только попробует вспомнить про него и потребовать расплаты.
Отвернулась, отгораживаясь волосами.
* * * * *
Цест пришёл к обеду, потребовал тёплой воды и принялся разматывать бинты на плече и груди Марка. Аккуратно скручивал их, сберегая на будущее. Марк следил за его руками, внутренне приготовился к боли.
Подошла Ацилия, поднесла бронзовую миску с тёплой водой, стояла над ними незаметно.
— Поставь пока тут, — показал Цест, даже не глянув в её сторону, а когда она выполнила, добавил, — Хорошо.
— Ещё что-нибудь нужно? — спросила Ацилия.
Цест поднял глаза:
— Если что-нибудь будет надо, я позову, — смотрел прямо, и Ацилия ушла под его пристальным взглядом, спросил Марка, — Это она? — тот согласно кивнул головой, — На каком она уже месяце, говоришь?
— На втором…
— Ну да, пока не видно, — перевёл глаза на декануса, — В самом деле собрался обзавестись семьёй?
— Да, есть такая мысль…
Цест немного помолчал.
— Каждый когда-нибудь доходит до этого, кто-то раньше, кто-то позже, и я собирался два года назад… — намочил тряпку, приложил к ране на груди, отмачивая присохший бинт. Опять заговорил, был болтлив сегодня, — Она из Нуманции? Я что-то слышал про неё, говорят, ты выиграл её у Овидия в кости…
— Так и было. — Вставил Марк неторопливо.
Цест немного помолчал:
— Меня не интересует, как она как женщина, поверь мне, ответь мне только на один вопрос, — прямо глядел в глаза, — В Нуманции она была кем? Из какой она фамилии? Не аристократического ли она рода? Может, у неё есть родственники и её ищут? Уж слишком мне кажется, она… — замолчал и пожал плечами. Марк почувствовал раздражение на Цеста, какое ему, собственно, дело?
— Она — моя рабыня, мне всё равно, кто она была в Нуманции… Нет! Я думаю, что никакая она не
