горле… Полосонули через грудь, прямо по кирасе, да через неё, где достали, где нет…
Ацилия молчала на его слова. Зачем она интересуется им? Не всё ли ей равно, когда и где это было? Ну и пусть… Пусть, ей же всё равно с ним не жить… Не жить, как бы он ни старался.
Она говорила это себе, а сердце в груди сжималось от боли и тоски. Она абсолютно не знала, как ей быть, как ей вести себя с ним после всего вот этого?.. Ведь она сама отдалась ему, будто желала этого…
А, может, и желала?
О, боги, нет!
Поджала губы, этого не может быть.
Устало прикрыла глаза, не в силах решить эти мучившие её душевные противоречия.
Утром проснулась, Марция уже не было, и всё, что было ночью, показалось ей сном, необычным, из таких, что помнятся потом всю жизнь.
* * * * *
После получения жалования — офицеры и некоторые деканусы — собирались в одной из офицерских палаток, играли в кости, сплетничали, рассказывали новости и делились планами на жизнь и на следующее жалование. Всё это не обходилось без порядочной дозы вина. Старшие офицеры и легат знали об этом, но все попытки разогнать подобные действа, разлагающие дисциплину, ни к чему не приводили. Центурионы начинали собираться на улице, прямо перед глазами солдат, стоящих на постах. Солдаты жалования не получали, легат махнул рукой, пусть уж лучше в палатке…
На этот раз Марций тоже присутствовал, пару раз сыграл в кости, конечно же, выиграл, и теперь вёл разговор с товарищем-центурионом, с Фарсием, расположившись за столиком. Другие играли в кости, что-то пели, кто-то играл на флейте самодельной, она свистела, звук в неумелых руках срывался, звучал не в лад; кто-то громко рассказывал о своей доармейской жизни. Где-то смеялись умелой шутке.
— Сципион уже отбыл, у него, наверное, в Риме триумф, хотя не думаю, что взятие Нуманции будут отмечать триумфом… Сенату решать. Нам-то что? — Фарсий усмехнулся, прикрывая тонкие губы ладонью, поднесёнными ко рту пальцами упёртой локтем в столешницу руки, — Мы здесь остаёмся… Осталось немного, доломаем город и пойдём к Риму…
Марций промолчал, невольно слушая игру флейты, такая игра раздражала его, Ацилия у него играла лучше, несравненно лучше. Разве это игра? Мука!
— Забрать флейту у этого умельца! Как это можно терпеть? — раздражённо бросил он, наливая разбавленного вина в два кубка.
— Что? — Фарсий склонился к нему.
— Да-а, — отмахнулся Марк, но объяснил, — Флейта… Послушай, как играют… Раздражает аж…
— Да? — Фарсий рассмеялся, — С каких это пор ты стал разбираться во флейтах?.. Мне так всё равно…
— Если б ты послушал настоящую игру, ты бы сравнил.
— И где ж ты слышал 'настоящую игру'? — Фарсий улыбался, принимая кубок с вином.
— У меня Ацилия играет… — Марций избегал глядеть в лицо друга, понимал — не похвалит.
— Ацилия, это кто такая? А-а-а, понял, рабыня твоя… — нахмурился, теряя улыбку с губ, — Наложница…
Марций отвернулся, оглядываясь, заметил среди присутствующих Лелия. Держится особнячком, но в разговоры вступает, смеяться, правда, боится, за живот держится. Мрачный. Похудел. А взгляд всё тот же. Встретились с Марцием глазами, долго не отводили, непримиримые соперники, связанные одной общей тайной.
Как бы то ни было, а внутри всё сжалось и напряглось, как в ожидании опасности или боли. Ой, что-то будет. Но неожиданно подошёл нетрезвый уже Овидий, ударил по столу ладонью:
— Марций! Хочу в кости с тобой сыграть!
Марк поднял на него тёмные глаза, ответил, стараясь быть спокойным:
— Я больше не играю.
— Почему? Боишься, что я выиграю?
Усмешка выдавилась на губах:
— Я сегодня больше не играю.
— Овидий, иди дальше, что пристал. — Отмахнулся Фарсий, откинувшись на триподе.
— Да подожди ты! — махнул рукой, не сводя глаз с Марция, — Я хочу сыграть в кости с ним, я хочу выиграть. Сегодня мне приснился хороший сон, — Марций глядел в сторону, — Я должен выиграть сегодня… Мне повезёт… — качнулся на нетвёрдых ногах. На щеках Марция двигались мышцы от сжимаемых и разжимаемых зубов.
— Ты проиграешь, Овидий, — снова Фарсий, — Вон, иди у ребят спроси, троих он уже обыграл сегодня, удача ещё не покинула его, поверь мне.
— Когда-нибудь она и правда покинет его, он проиграет, и первым, кто выиграет его, буду я… Вот увидите! Сегодня… Это будет сегодня…
Марк поднял на него глаза:
— Ты и так мне должен, поэтому отойди. Сегодня я больше ни с кем не играю…
— Ну и что, что должен?.. Я найду тебе ещё одну девку… — Овидий усмехнулся, — Я слышал, та уже прижилась у тебя, продай её кому-нибудь, а я отдам тебе другую… Не хуже!.. Тебе понравилась та, первая? Правда, хороша? Как необъезженная лошадь, мне стоило усилий сломать её… А как у тебя?.. Я думаю…
— Заткнись, а? — перебил его Марций. Вокруг уже начали подтягиваться зеваки, какой праздник без драки?
Овидий опешил, захлопал ресницами, а Марций продолжил с прежней холодностью в голосе:
— Хвалишься тут своими подвигами, стараешься поразить всех количеством женских юбок, а на самом деле… — усмехнулся, отводя глаза. Лелий, стоявший среди других, скрипнул зубами, он-то знал, что деканус имеет ввиду. Овидий продал ему девушку…
Фарсий поднялся на ноги:
— Всё, всё, расходитесь… Овидий, ты пьян, иди проспись, в следующий раз ты его обязательно выиграешь… Идите, идите все… — под локоть повёл пьяного на улицу, под ночную прохладу.
На освободившееся место сел вдруг рыжий Лелий, и Марций нахмурился, встречая его взгляд:
— Тебе что?
— Хотел поговорить с тобой… Кое о чём…
— Ну? — 'терпение, только терпение'…
— Ну и как ты наказал свою рабыню? Что она получила за побег?
Марций помолчал, разглядывая рыжее лицо, нахмурил тёмные брови ещё сильнее:
— Какая тебе разница? Не всё ли равно…
— Ну-у, — Лелий усмехнулся, — Я же поймал её, ты не забыл? Мне интересно… Кстати, ты ещё должен мне за это…
Деканус думал несколько секунд, разжал губы:
— Ничего я с ней не сделал…
Рыжие брови взметнулись вверх:
— Почему?.. Смалодушничал? — усмехнулся.
Марций наклонился к нему через стол, приблизил лицо, глаза в глаза:
— Знаешь, что, держись-ка ты от неё подальше, и от меня — заодно… И представь себе, я в самом деле ничего с ней не сделал, мало того, не веришь, я женюсь на ней, она родит мне сына… Моего сына… Поэтому, отвали и от неё и от меня.
Лелий присвистнул звонко, принимая такие новости, улыбнулся криво, недоверчиво:
— А ты уверен, что она родит тебе именно твоего сына? Наивный…
— Что?
— Целыми днями шатаешься где-то, оставляешь свою невесту одну, на ночные дежурства уходишь… А она одна, скучает в холодной постели… Ну и дурак же ты, Марций! Честное слово! — усмехнулся, — Вот
