говорят? Может, преувеличивают? — усмехнулась.
Двум женщинам под одной крышей не бывать, они могут быть лишь родственницами, иначе — соперницами.
— Ацилия? — громко позвал Марций, и она вздрогнула от неожиданности. Прятаться смысла не было, да и любопытно было поглядеть, кто там такая. Ацилия вышла, мягко убрав руками шторы, остановилась посреди комнаты.
— Звали меня, господин? — смотрит только на него, хотя и чувствует на себе пристальный взгляд полуприщуренных глаз, внимательных и любопытных. Это Лидия. Авия как-то рассказывала про неё. Муж её был старшим офицером, она, говорят, сильно любила его, так, что всегда и везде следовала за ним по всем гарнизонам, но его убили несколько лет назад. Она сильно горевала, а потом словно сорвалась, пустилась во все тяжкие, стала элитной волчицей при легионе, заводя романы с офицерами, гостями легиона, комендантами проходных крепостей. Не всякий мог купить её любовь, она сама делала выбор, выбирая по каким-то своим критериям. Женщины ненавидели её, потому что, верно, завидовали её молодости, красоте, богатству, ухоженности, украшениям…
Уж кого-кого, а Лидию-то Ацилия меньше всего ожидала увидеть здесь, вместе с Марцием. Бедный деканус, чем он мог привлечь её?
Дёрнула тонкими тёмными бровями, улыбнулась:
— Ничего рабыня, симпатичная, но… По-моему, перехвалили… Хм… — хмыкнула, поправляя золотую серёжку.
Ацилия перевела глаза, но продолжала оставаться спокойной. Лидия сидела за столом, левая кисть у лица, пальцами правой крутила на столешнице пустой кубок. Марций сидел на триподе в стороне от стола, смотрел на Ацилию спокойно, словно думал о чём-то.
— Мужчины всегда переоценивают женщин. Говорят одно, а на деле выходи по-другому.
Ацилия усмехнулась, размыкая губы:
— Вам меня не покупать, будьте спокойны. — Перевела взгляд на Марция, — Всё? Я могу идти, господин?
Но ответила Лидия:
— Она у тебя дерзкая, Марций! Она прямо просит порки… Ты только посмотри!.. — передёрнула плечами, — Как ты называешь её? Я забыла…
— А Ацилия, госпожа… — напомнила сама.
Лидия вскинула брови, повторила имя, пробуя его на вкус, усмехнулась:
— Странное имя для рабыни, необычное… Прямо по роду сенатора Ацилия. Но дерзкая, если бы ты была моей рабыней…
— Я не ваша рабыня! — Ацилия перебила в обычной своей манере, и Марций нахмурился, зная о ней, борющийся с ней всеми силами.
— Что за наглость! — обернулась, — Марций, почему ты не воспитываешь её манерам? Ужас!
— Иди к себе, Ацилия. — Приказал он негромко, беззлобно. Ацилия развернулась уходить.
— Я слышала, она умеет играть на флейте. Это правда? Я хочу послушать. Пусть сыграет что- нибудь.
Ацилия замерла, стоя спиной, чувствуя, как напрягаются мышцы лопаток, шеи.
— Ацилия, сыграй что-нибудь нам. — Попросил — именно, попросил, а не приказал! — Марций, может, только поэтому она сломилась и согласно кивнула головой. Ушла, вернулась с флейтой, но остановилась сразу же у шторы, как вышла. Приложила к губам, чувствуя еле заметную приятную боль в пальцах, согнутых на аккордах, она давно уже не играла, ещё ДО в последний раз…
Играла то, что хорошо знала, что разучивала ещё в детстве, играла часто гостям отца, маленькая, весёлая шуточная мелодия, которая не оставляла людей равнодушными. Многие, наверное, слышали её сейчас по соседним палаткам и удивлялись. Лишь Лидия равнодушно выгнула губы:
— Ничего особенного, в Риме я слушала и не такое.
Но Ацилия глядела лишь в лицо Марция, лишь его реакция сейчас была важна для неё, а он снисходительно улыбался, глядя в профиль гостьи привередливой. Ацилия осмелела вдруг, заговорила:
— И ещё… Я сама сочинила… когда тоскливо мне было, когда потеряла свою семью… — Прошла и села на свободный трипод, прилаживая флейту, не дала опомниться, остановить. Заиграла опять. Совсем другой была эта её мелодия. Грустная до щемящей боли в сердце, когда, кажется, душа разрывается от горя и тоски, от прошлого горестного, пережитого каждым в своей жизни. Ацилия играла, смотрела в сторону, мимо всех, никого не замечая, и, когда закончила вдруг на высокой ноте, Лидия уронила на стол пустой кубок, и молча смотрела, как брызнули последние капли вина.
Ацилия поднялась уходить:
— Всё…
— Подожди! — Остановила её гостья, вскинув глаза, склонилась боком и вниз, потянулась рукой, унизанной браслетами, до лодыжки правой ноги, поставленной на носок, — У меня ремешок сандалии перекрутился, ногу натёр, перевяжи! — Приказала, глядя в глаза. Ацилия растерялась, рассматривая её тонкое красивое лицо с огромными тёмными глазами, подкрашенными сурьмой. Марций молчал, не протестуя, и Ацилия поджала губы, пряча флейту за пояс. Хорошо! Если она так хочет…
Опустилась на колени, спина ещё болела, пришлось пересесть на корточки, подняла подол тонкой шерстяной столы небесно-голубого цвета, да, такая стоит. Ремешок сандалии и в самом деле был завязан неровно, но вряд ли он смог бы натереть ногу. Это был всего лишь повод… Ацилия всё же перевязала сандалию, как надо и рывком затянула узел, госпожа аж качнулась назад.
— Теперь всё? — Ацилия смотрела на неё снизу, прямо, без малейшего раболепия во взгляде, это могло вывести любого, а уж Лидию-то в первую очередь. Она вскинула голову высокомерно, скривила губы, оторвала вдруг ногу от пола, упёрлась ею Ацилии в грудь и толкнула от себя, опрокидывая непокорную рабыню навзничь.
— Паршивка… — процедила медленно сквозь зубы.
Марций поднялся на ноги, глядя сверху. Ацилия ненавидящим взглядом смотрела на обидчицу, пока поднималась с пола, закусила губу, переживая боль в спине. Выдохнула:
— Я бы тоже могла многое сказать вам, но, думаю, что только повторюсь…
— Нет! Ты только погляди на неё! — Лидия вскочила на ноги, но Марций успел встать между ними, разбросив руки, смотрел на Лидию, Ацилия оказалась у него за спиной:
— Всё! Успокойтесь! Не хватало ещё устраивать сцен с рабыней… — чуть повернул голову, — Ацилия, сходи погуляй!
Она отступила назад спиной, отводя глаза. Как? Он прогоняет её на улицу? Куда? Да когда такое было? Она отступила ещё на пару шагов так же, спиной, развернулась и бросилась на улицу, вон, да подальше, пока ноги несли, пока слёзы обиды не начали душить её, лишая воздуха и сил. Она остановилась, закрыла лицо ладонями и дала волю слезам. В чём? В чём она-то была виновата? Зачем он так? Почему он так поступает с ней? За что?
Она прекрасно понимала, почему он заставил её уйти. Точно так же тогда, в первый раз, он выгнал Гая… И с этой… он захотел остаться наедине…
Ацилия поджала дрожащие губы, стала стирать слёзы кулаками. Ну и пусть! Ей-то что?
И всё равно какая-то обида подло скреблась в душе, ревность что ли? Да ну! Не может быть! Пусть, что хочет, то и делает, пусть хоть десятками их водит… Ей-то что?
Пыталась что-то объяснить себе, и разумом всё понимала, что не может она запретить ему, что не имеет никакого морального права осуждать его, а всё равно в душе что-то стучало с невыносимой болью и тоской. Ведь предлагал ей стать его женой, а сам… Сам? Что он делает? Зачем он делает это вот так? Чтобы обидеть?
Она вздохнула, огляделась по сторонам. Было темно, горели сторожевые костры, стояли редкими группками солдаты из ночного патруля, грелись у огня. Было по-ночному прохладно, а она даже без плаща, в одной столе с открытыми руками. Что ей делать теперь? И как долго, по его мнению, она должна гулять?
— Ацилия?
Резко обернулась на мужской голос, к ней подходил незнакомый офицер, центурион, судя по алому
