— А снимать потом как же?
— А это, точно, потом! — Лил рассмеялся с усталым облегчением. — Ножом можно или ножницами… Не бойся, это не на всю жизнь…
С пальцами на правой руке было посложней. В прошлый раз Лил торопился, повяз-ку наложил наспех. Сейчас же он не спешил, работал аккуратно.
Мизинец пострадал особенно сильно, сустав вообще оказался раздавленным, его уже не вылечить. Он заживёт, конечно, но не будет нормально сгибаться, так и оста-нется полусогнутым. У безымянного пальца очень сильно распух первый сустав. Осторожно прощупав опухоль, Лил с громким хрустом и судорожным воем Виэла вправил кости на место. Здесь всё будет нормально, боль и опухоль пройдут, и не вспомнишь потом.
Средний палец Ликсос при пытке вообще пропустил, а вот указательный был сло-ман в двух местах. Это плохо, хорошо лишь одно, что кости не раздроблены, их можно попробовать залечить.
Лил наложил гипсовую повязку на всю кисть, плотно прибинтовав все пальцы друг к другу. Теперь надо подождать несколько недель, потом видно будет. Как только убедить Виэла, чтоб он не пытался снять всё повязки раньше срока?
— Ну, вот и всё на этот раз… — Лил ободряюще потрепал своего пациента по плечу. Тот, ещё сильнее ослабев от перенесённой боли, смотрел на него без всякого выра-жения. Сейчас он особенно сильно напоминал себя, пережившего бичевание: безраз-личие ко всему, равнодушие, апатия, тоска во взгляде, смертельная тоска. В про-шлый раз он долго, очень долго выходил из этого состояния, и всё-таки вспомнил своё настоящее имя, свою прежнюю жизнь, перестал быть немым. К лучшему для себя или к худшему — не нам, людям, судить.
Интересно, что на этот раз вынудит его вернуть ясность мысли? А может, она и не вернётся после всего этого?..
— Да, господин, для него сейчас все на одно лицо… — заметил тюремный смотритель, глядя, как Лил укутывает притихшего Виэла своим плащом. — Как бы не свихнулся совсем…
— Не свихнётся! — Лил выпрямился. — Ему, главное, теперь не мешать… Пусть спит как можно больше… Он проспит всю ночь и завтрашний день, я дал ему сонных капель… Поэтому можно сюда и не заглядывать пока…
— Ладно, господин. Я ближе к утру зайду, гляну, мало ли что…
Лил уже собирался уходить, но тут, будто вспомнив о чём-то спросил, круто меняя тему:
— Кто там мог меня спрашивать, на ночь глядя?
— Так наш господин всё искал вас… Господин Наследник… Ещё днём за вами посылали по всему Дому… Я думал, вы знаете…
__________________
Даида удивлённо брови вскинула, встретив Кэйдара с его ношей. Поднялась с края ложа, уступая место. Тавиний на её руках уже успел задремать, поэтому Даида, приложив указательный палец к губам, знакомым жестом предупредила: тише; сама пояснила шёпотом:
— Только-только уснул… А то всё вредничал, плакал даже…
Кэйдар пронёс Ириду через комнату, уложил на ложе, прощупал пульс на запястье.
— Это она, господин, его мать? — Даида с любопытством смотрела через его плечо. — С ней серьёзное что-то, да?
— Я не знаю! — Кэйдар, нервничая, потёр лоб. — Она не ела и не пила ничего уже как пять дней… А Лил так и не появился?
— Не было никого, господин…. Никого, после вашего ухода… — Даида смотрела, как Кэйдар беспокойно и с не свойственной ему заботой тормошит бесчувственную рабыню, пытается расшевелить её, — всё без толку; укрыл свободным краем покры-вала с ложа.
— Что делать?! Что вообще делают в подобных случаях? — поднял глаза на кухарку.
Даида в ответ плечами пожала.
— Ну, если она и вправду так долго не ела, то это может быть от голода… Попро-буйте напоить её чем-нибудь… Горячего молока с мёдом… Компот с пряными тра-вами тоже подойдёт…
— Напоить… Напоить… — Кэйдар повторял одно слово, как заклинание, себе под нос, метнулся к столу, где горой толпились чашечки, мисочки, кружечки с едой и питьём для Тавиния — всё почти не тронутое и давно остывшее. Тёплым осталось молоко в большом кувшине, простое козье молоко, разбавленное кипятком. Кэйдар отлил из кувшина в небольшую чашку с низкими краями, усевшись на край ложа, стал сам осторожно поить виэлийку. Та всё ещё находилась в бессознательном состоянии, но Кэйдар, разжав ей зубы, сумел-таки влить немного молока. Захлебнувшись, Ирида хрипло закашлялась, закрутила головой, судорожными пальцами вцепилась Кэйдару в руку, отталкивая от себя чашку с молоком.
— Пей! Пей, кому сказано!..
Она вряд ли понимала, кто перед ней, но голос узнала сразу — отпрянула, от-толкнулась от Кэйдара, как от заразы, сбрасывая с себя покрывало. Глянула вокруг мутным непрояснённым взглядом, Даиду и ребёнка не заметила вовсе, думала, что до сих пор находится в тюремной камере.
— Может быть, мне попробовать, господин? — осторожно предложила свою помощь Даида.
— Ничего, теперь она и сама сможет, — Кэйдар поднялся, пошёл за новой порцией молока, а Ирида настороженными глазами провожала своего хозяина, каждое его движение ловила. Кэйдар ещё добавил что-то, но слова заглушил плач проснувшего-ся ребёнка.
— Тирон!!! Тирон, маленький!.. — Ирида чуть с ложа не бросилась. Кэйдар перехва-тил в последний момент, удержал за плечи, сам удивляясь, какая в ней и откуда непонятная для истощенной женщины сила.
Даида шагнула ближе к протянутым рукам молодой матери, подавая ей ребёнка.
— Не надо! Не давай ей! — крикнул Кэйдар, хватая Ириду за руки, заслоняя собой Даиду и мальчика. — Она же искалечит его!.. Или снова убить попытается…
— Ну что вы, господин? — Даида рассмеялась. — Неужели вы сами не видите? — подала ребёнка прямо через Кэйдара, нарушая его приказ, его волю. И Кэйдар сдался, отсту-пил, смотрел со стороны на Ириду, на своего сына в её руках, понимая, что даже его сил теперь не хватит, чтоб опять разлучить мать и ребёнка. Но Тавинию ничто не угрожало, напротив, он и плакать перестал, смеялся, прижимаясь личиком к грязно-му, пропахшему камерой паттию Ириды, ладошками гладил лицо матери, а Ирида шептала приглушённо:
— Тирон, мальчик мой… Мой маленький мальчик… Мама больше никогда не оста-вит тебя… Мама любит своего маленького мальчика…
В эту-то минуту и объявился Лил. Вошёл без всякого предупреждения, так как вся прислуга дворцовая уже спала давно, и вопрос с его губ с его губ не успел сорваться при виде представшей перед ним сцены.
Кэйдар первым опомнился, схватив Лила за плечо, отвёл в сторону, начал:
— Где?.. Где можно было пропадать целый день?.. Я посылал рабов!.. Я сам искал… Тут вообще такое… — дыхание его сорвалось, и Кэйдар замолчал. Лил ответил тут же, воспользовавшись моментом:
— Я был у больного… пленный мараг… Ему нужна была помощь… После всех тех пыток… Изувеченные пальцы, сломанная рука… Всё тело в побоях…
— Не надо мне всё это рассказывать! — Кэйдар рассердился мгновенно. — Я слушать это не хочу! Не собираюсь!.. Моему сыну, моей женщине нужен врач, а вы в это время… Этого марага!..
— Создатель для всякой живой твари отец… — голос Лила звучал, как всегда мягко, успокаивающе, с отеческой заботливостью, с предельным терпением. Его трудно вывести из себя или разозлить, и Кэйдар это знал. Может, поэтому он и умерил пыл, даже голос понизил:
— А если б за это время мой ребёнок умер? Кого мне винить тогда?
— О! — Лил рассмеялся с усталым добродушием. — Да разве этот малыш похож на больного? — он приблизился к ложу, Ирида, баюкая на руках Тирона, взглянула на него с настороженностью и опаской. — Ну, покажи мне его!.. Да не бойся же, я не заберу… Что с ним было? — перевёл глаза на Даиду, потом на Кэйдара.
