Мысли в голове бежали неспешным чередом, молотились, как просо в крупорушке, одна шелуха и оставалась. А Айна, медленно покачиваясь, кормила грудью своего мальчика. Он пил очень мало, быстро наедался, но и есть начинал просить скоро, плакал от голода. Даже ночью Айна кормила его по два, а то и по три раза. Какой уж тут сон?
Стифоя, чуть-чуть понаблюдав за ней с ласковой завистью будущей матери, снова вернулась к шитью. Они обе долго молчали, не тяготясь присутствием друг друга. Напротив, они лучшими подругами стали, что было непонятно окружающим и осо-бенно Лидасу. Он-то лучше всех знал характер жены, не раз был свидетелем и жерт-вой её ревнивых выпадов и нападок. Думал, что в конце концов Айна отправит от себя свою рабыню подальше, хоть так отомстит ему за всё: за связь, за привязан-ность, за будущего ребёнка. Но Айна будто забыла Лидаса, у неё появилась другая забота: ребёнок. А Стифою она любила как младшую сестрёнку, поэтому искренне радовалась её счастью, её любви. Лидас не стал для них причиной разлада, наверное, потому, что Айна не могла забыть другого мужчину, не могла избавиться от глухой тоски одиночества, оставляющей на её красивом лице печать непроходящей печали.
Укачивая Римаса, Айна незаметно задремала, как все матери, чутко реагируя на каждое движение ребёнка, но ничего не слыша вокруг. Вскинулась от громкого возмущённого окрика:
— Айна, и ты кормишь его сама?!!
Отец Солнцеликий! Это был Кэйдар. Айна всем телом вздрогнула от этого громко-го голоса, и ребёнок испугался, расплакался.
— Что ты здесь делаешь? — Айна поднялась, свободной рукой схватывая паттий на груди, смутилась под прямым взглядом Кэйдара.
— Почему ты не отдашь его дворовой прислуге? Ты, что, так и собираешься держать его при себе?.. Этот позор!.. Это пятно грязное… — Кэйдар будто не расслышал во-проса, с сердитым возмущением начал высказывать ей всё, что не сказал в первые дни. — Как только Лидас терпит такое безобразие? Как Отец позволяет тебе творить это?.. Спать с рабом под носом у мужа, а потом ещё плодить от него ублюдков! Посмотри на себя! Ты ли это, Айна?! Как те уличные девки! Спят со всеми подряд, рожают, сами не зная, от кого… Ну, подожди, сестрёнка! Когда я получу власть, — полную власть! — ты будешь первая, за чьё воспитание я возьмусь сразу же!..
— Зачем ты пришёл? Что тебе нужно? — Айна слушала Кэйдара бесстрастно, глядя ему в лицо, только губы поджала сурово, по-взрослому. Она сейчас и вправду не была похожа на себя прежнюю. Он беззаботной изнеженной девочки с томной пово-локой во взгляде и следа не осталось. В глазах появилась решительность до жестоко-сти, и сила. Такие женщины подхватывают мечи и копья из рук убитых мужей, бьются до конца, до смерти, а не падают в ноги, умоляя о милости, о пощаде. Кэйдар видел таких среди диких вайдаров, знал силу их слепого отчаяния, может, поэтому и не упрекнул больше, ответил глухим голосом, так и не излившим всю досаду и недо-вольство:
— Где Лидас? Мы же условились идти сегодня в порт?
— Вон, у неё спроси! О Лидасе никто больше, чем Стифоя тебе не скажет… — Айна подбородком указала на рабыню. Та изумлённо глядела на Кэйдара, со страхом и с удивлением одновременно, глядела, широко раскрыв глаза, опустив руки с шитьём на колени.
— Где он? Ты знаешь?
— Господин Лидас встречается с капитаном корабля, кажется, с Манусом, — ответила, отведя, наконец, взгляд.
— Мы же хотели идти вместе! — Кэйдар нашёл новую жертву для своего раздраже-ния, но Стифоя не могла оборвать его так, как это сделала Айна, поэтому Айна и вмешалась, не смогла стерпеть:
— Перестань кричать. Хватит. Ты пугаешь ребёнка…
— Отец-Создатель! — Кэйдар зло рассмеялся. — Велика ли важность?! Твой ублюдок…
— Господин Лидас решил не тревожить вас, господин Наследник, — неожиданно для них обоих заговорила Стифоя. Ей невыносимо было слышать эти унижения и на-смешки, эти обвинения и угрозы. Госпожа никогда не позволяла такого никому из окружающих. По крайней мере, на глазах своей прислуги. Почему же сейчас она не прогонит своего брата из спальни? Да, он Наследник, но никто из мужчин, пусть даже брат и Наследник Империи, не смеет вламываться в спальню женщины. Только её муж имеет на это право, данное ему законом и Творцом.
— Все знают, что этой ночью был болен ваш ребёнок, господин. И господин Лидас это знал, поэтому решил, что сделает всё сам… — Стифоя говорила, чувствуя на себе изумлённый взгляд своей хозяйки. — Он думал, вы сможете отдохнуть, господин Наследник…
— А сам он мог меня предупредить? — Кэйдар справился со своим раздражением с большим трудом, ни о чём больше не спросив, вышел. Айна и Стифоя, проводив его глазами, переглянулись; лагадка, плечами пожав, опустила голову, а Айна принялась укачивать расплакавшегося Римаса. Он плакал, не переставая, с момента появления Кэйдара, долго не мог успокоиться и после его ухода.
— Тише, маленький мой… Мама никому тебя в обиду не даст, не бойся…
Даже внешнее сходство с Лидасом, прямо указывающее на его отцовство, мнения окружающих не меняло. С этим Римасу придётся жить, если, конечно, ему позволят жить. Бедный, бедный мальчик! Без вины виноватый! И всё за грехи своей матери, за её преступную любовь… И всё равно Айна не каялась ни в чём, что сделала, ни о чём не жалела, любила сына Лидаса с той же силой, с какой бы любила ребенка Айвара. А больше ни о чём не думала, ничего у Богини не просила.
* * *
Кэйдар и правда этой ночью почти не спал. Сначала всё с Тавинием возился, какой тут сон? Потом, когда объявился Лил, когда всё прояснилось более-менее, соседство виэлийки в одной комнате тоже мало способствовало отдыху. Девчонка эта уснула мгновенно, свернувшись клубочком и обхватив одной рукой мирно засопевшего Тавиния. Кэйдар же долго наблюдал за ними обоими, сидя в глубоком кресле. Видел, как чутко вздрагивает ресницами Ирида в ответ на каждое его движение. Боится его, но продолжает спать. Чудна?я она, эта виэлийка. Уставшее лицо, в грязных потёках, какие бывают после слёз, тени в глазницах, придающие лицу особую взрослость, и мягкие, чуть припухлые губы. Знакомое и одновременно чужое лицо. Но Кэйдар скучал без него, скучал по этой женщине и по её непредсказуемому нраву. Спраши-вал себя сам: что в ней такого, чего нет в других? Что в ней притягивает, не даёт забыть? Ведь злился же на неё, действительно готов был на всю жизнь в холодной сырой камере оставить. А сейчас вот сидишь и не решаешься лечь рядом, потому что знаешь, что она этого не потерпит, сбежит, скорее, на пол, в самый дальний угол, чем позволит тебе прикоснуться к себе.
Да, так оно и было ещё тогда давно, на корабле. Когда пять дней и ночей бок о бок жили в одном шатре, и ни разу она не спала на ложе рядом с тобой. На ковре, в углу, с руками под головой — лучше так, чем с ним рядом.
А Кэйдар постоянно чувствовал на себе её настороженный взгляд, даже сквозь сон улавливал его сковывающую силу. Она напоминала собой дикое пугливое животное, волею судьбы оказавшееся с человеком в одной клетке, и её хотелось приручить, было интересно сделать своей, послушной, ласковой, домашней. Поэтому Кэйдар все те пять ночей не позволял себе ничего, пальцем к ней не прикоснулся, да и занят был очень корабельными делами, и днём-то бывало пропадал подолгу.
Но приручить виэлийку своими силами не удалось, даже после, уже во Дворце, она чуралась своего господина, каждый его приход, каждую близость переносила, как пытку, со слезами, с проклятиями, с протестом. Потому и осталась какой-то чужой, с ней не получалось просто поговорить, на все вопросы она чаще отвечала молчанием или очередной нападкой с угрозами о смерти и проклятиями. И это тогда, когда любая рабыня чуть ли не таяла воском в его руках. Они все встречали его взглядами обожания и немого поклонения. Для них он был будущим Правителем, шансом получить привилегии, способом приобрести ценные подарки или свободу. И только для виэлийской принцессы он неизменно оставался грубым насильником, жестоким господином.
Всему виной та, первая их близость. Кэйдар часто мысленно корил себя за ту по-спешность, даже грубость, но сделанного не исправишь, прожитого не воротишь. Видно, придётся терпеть её дикий нрав, её страх и вечную настороженность.
Вот так, думая о многом и глядя на свою женщину и своего ребёнка, Кэйдар, почти не шевелясь,
