его, да? — Она уже открыто смеялась, просто проверяла его реакцию, а потом, вдруг резко оборвав саму себя, устало сказала:- Всё! Хватит про этих виэлов, к демонам их! Я спать хочу… Где там Вира? Когда она принесёт воду?
— Зачем тебе? Иди, лучше, ко мне… — Лидас попытался взять её за руку, но Айна отмахнулась.
— Не надо!.. Я ничего не хочу… Иди, лучше, прими ванну. Он тебя пахнет морем. Ты пыльный. Иди!
Тон её голоса был таким, что Лидас не решился настаивать, молча вышел из спаль-ни. А Айна ещё долго сидела потом одна, думая о чём-то своём, поглаживая поду-шечками пальцев подаренную мужем пластинку.
* * *
Первые несколько дней своего возвращения в этот мир он ничего не мог вспом-нить. Все чувства, все воспоминания заслоняла собой непрекращающаяся боль. Но постепенно боль отступила, стала слабеть, и он почувствовал рядом с собой присут-ствие других людей. Их было двое: один — сдержанный, спокойный, с внимательным изучающим взглядом, он пытался поить какими-то горькими пахучими отварами, от которых начинало тошнить, но ещё больше хотелось спать; другой, который моложе, появился позднее, постоянно всё спрашивал о чём-то на непонятном языке, недо-вольно хмурился и кормил насильно размоченным в вине белым хлебом.
Он звал его очень знакомым словом: виэл. Оно значило что-то, но что? именно, вспомнить никак не получалось. Память вообще отказывалась помогать, отказыва-лась принципиально, так, что всё вокруг: дома, природа, люди — вся обстановка казались совершенно чужими. Только один человек не смотрел на него враждебно — его хозяин, тот, который кормил вином и хлебом, тот, который звал его этим непо-нятным именем.
Отплатить же ему за доброту и заботу никак не получалось. Зато он позволял со-провождать себя всюду и даже отдавал короткие команды. Взмахом руки или голо-сом. Их приятно было выполнять, ведь это казалось единственной возможностью отплатить добром за добро.
Дни шли неразрывной чередой, и он уже сам к себе привык обращаться по слову 'Виэл'. Но звучание этого имени рождало в памяти приятный зуд близкого узнава-ния, когда кажется: стоит лишь чуть-чуть напрячь мозги — и всё вспомнится само собой.
И что-то вспоминалось. Неожиданно, резко. Кем-то брошенное слово, созвучное с другими из прошлого, вытаскивало наружу целые картинки, и тогда Виэл аж оста-навливался, как громом поражённый, замирал, заново прокручивая в памяти всплы-вающие воспоминания, мысленно укладывая их в единую мозаику своего прошлого. Но сколько в ней оставалось белых пятен, огромных белых пятен, которые ничто пока не могло заполнить.
Среди людей этого чужого и враждебного мира один выделялся особенно. Лицо его казалось знакомым, но не этим он был интересен. Его взгляд, его надменное холёное лицо аристократа, его неприязненно изогнутые губы вызывали непонятную, необычную по своей силе реакцию. Виэл ненавидел его глухой, хорошо скрываемой ненавистью, и не мог понять её причины. Тот человек не давал повода. Он презирал, а чаще не замечал, просто скользил скучающим взглядом по нему или смотрел сквозь, будто совсем не видел, и всё равно встречи с ним — нечастые встречи в ог-ромном лабиринте Дворца — заставляли внутренне подбираться, сжиматься, как для броска, даже пальцы стискивались в кулаки, будто ждали удара.
Главным препятствием на пути сближения с чужим миром, оказался язык. Его Виэл совсем не понимал. Ощущение от этого возникало такое, будто всё вокруг — кошмарный сон, который всё никак не кончается.
Только внимание к каждому слову, терпение и хорошая память были на его сторо-не. Оставаясь в одиночестве или шёпотом, про себя, он проговаривал чужие слова чужого народа. И радовался, когда собственные познания в незнакомом языке уже через месяц стали давать ощутимые результаты. Реплики окружающих теперь не казались набором пустых звуков, что-то улавливалось в них: слова, короткие фразы, личные имена. Иногда он даже сам пытался ответить или спросить, но на него смот-рели с удивлением и насмешкой. Так, если б заговорить пыталась лошадь или собака.
* * *
Айна жила скучной жизнью. Это Лидас постоянно был чем-нибудь занят. Сам Правитель чаще поручал дела ему, чем родному сыну. Кэйдар оказался не из тех, кто может добросовестно, как своё, делать чужое дело.
А ещё это строительство поместья в предгорье, оно занимало много времени. И требовало денег. Всю весну, всё лето Лидас только и думал о закупке строевого леса, о подвозе камня, о найме мастеров- строителей. Один лишь военный поход отвлёк его от этих дел.
Не то что бы Айна скучала по мужу, но, когда он был рядом, можно было хоть как-то развлечься. Закатить скандал, например. Или наоборот, прикинуться ласковым котёнком и получить в подарок какую- нибудь милую безделушку.
Приход Дарианы многое менял в однообразном течении жизни.
Она была дальней родственницей самому Воплощённому, поэтому и имела право появляться во Дворце в любое время. С Айной же их связывали приятельские, почти дружеские отношения.
Дариана оказалась прекрасной собеседницей, о многом рассказывала шутя, полу-серьёзно. Она знала все столичные сплетни и новости и выливала их в первые же минуты своего прихода, а потом начиналось самое интересное: обсуждение этих сплетен. Плохо же приходилось тому, кто попадал Дариане на язык.
Айна слушала её, рассеянно улыбаясь, сидя в своём любимом кресле. Смотрела собеседнице прямо в глаза.
Дариану не назовёшь красавицей. Сухие острые скулы, большой рот, тяжеловатый подбородок. Но она умело скрывала эти недостатки, отвлекая внимание мужчин на выразительные, очень красивые глаза, на высокий лоб. Она первой среди женщин своего круга начала открывать лоб, собирая все волосы в причёску, украшать завивку виэлийской цепочкой с каплевидной подвеской так, что та как раз опускалась на лоб.
Первое её появление в таком виде почти три года назад поразило всех своей не-обычностью и дерзостью одновременно. Сейчас этим уже никого не удивишь: веяние переняли все женщины. И те, кто имел вкус, и те, кто просто безжалостно и слепо повторялся.
— …Я говорила ей сразу, ещё с самого начала: связи с людьми своего круга опаснее холеры, — Дариана полулежала на ложе, упираясь локтем в подушку у изголовья, крутила в другой руке веер из белоснежных перьев стирингской цапли. — Эта Малиана вообще недалёкая, как мне кажется. Замужняя женщина, ребёнок есть… И так по-глупому всё испортила. Стыд на весь мир! От такого позора за всю жизнь не отмыть-ся…
— Ну, Сти?рос — видный мужчина, — осторожно возразила Айна. — Я видела его однаж-ды. Красивый лицом. Манеры обходительные. Как воин хорошо показал себя в про-шлом году. Он бы и сейчас участвовал, если б не ранение. Да, Лидас говорил…
— Ну, конечно! Прибавь сюда и состояние в триста тысяч лиг, и две конных упряж-ки тысяч за десять каждая, и поместье с виноградниками… — Дариана резко засмея-лась, со щелчком складывая веер. — И как любовник, я точно знаю, он тоже неплох, — помолчала многозначительно, чувствуя на себе удивлённо- вопрошающий взгляд подруги. — Ему можно себе многое позволить, он человек неженатый, но Малиана…
То, что муж старше тебя на двадцать три года, ещё не повод в открытую наставлять ему рога. Хотелось приключения, сделай это на стороне. С кем угодно! Даже лучше, если он окажется простолюдином. Такие знают цену деньгам и за плату на что угод-но согласны. А проще всего прикупить парочку телохранителей покрасивее лицом и телом помоложе…
— О, Дариана! Как можно?! Что ты говоришь вообще? — Айна возмутилась так ис-кренне, будто столкнулась с подобным впервые. Дариана понимающе покачала головой, пряча улыбку за раскрытым веером, но лукавые, с холодноватой искрой глаза выдавали её чувства. 'Глупенькая, наивная девочка, а