простого воина, в панцире и с мечом, он тоже казался очень красивым.
А Лидас? Этот сухарь появлялся все дни в своей обычной одежде, без всякого костюма. Айна видела, он смотрит на неё со своего места, и ей хотелось дразнить, заставлять ревновать и мучиться. Поэтому она вышла в танец с колокольчиками — Адамас встал к ней в пару, поэтому она позволила ему обнимать себя чуть крепче, чем это нужно партнёру по танцу, поэтому она смеялась в ответ на шутки гостя и принимала его ухаживания легко, без страха выставить себя в дурном свете.
Лидас проглотил это молча, но не его равнодушие взбесило Айну. Отнюдь! Он обнимался с рабыней- танцовщицей. Она — эта полуголая девка! — сидела у него на коленях, говорила ему что-то, смеялась в ответ на его слова — и целовала! Целовала прямо в губы! Её мужа, её мужчину! И он знал, что она ЭТО видит. Знал — и позво-лял подобное себе и ей!
А потом он будет клясться, что любит только её одну, что нет для него других женщин?! Как он может врать ей, этот варвар? Как он смеет вообще вести себя с ней так?
Я простила его тогда за виэлийку, а он?! Ну, только подойди теперь! Только по-пробуй!..
Мести требовала разъярённая душа. Где Адамас? Куда он подевался?
Ах, и он подцепил себе какую-то пастушку! О, да это же Мидала, дочь верховного жреца, девушка незамужняя и очень богатая.
Ну, что же, продолжай поиск подходящей невесты, это твоё право…
_______________________
Айвар еле успел отпрянуть от распахнувшейся с грохотом двери. Госпожа, запы-хавшаяся, разъярённая, ворвалась в комнату, упала спиной на ложе. Лежала, тяжело, с хрипом дыша, говорила что-то негромко сквозь зубы, ударяя стиснутым кулачком в мякоть подушки.
Вдруг рывком приподнялась на локтях, прямо глядя на него, приказала:
— Иди ко мне!
Айвар опустился перед ложем на колени и только тут увидел, что госпожа боси-ком. Вживаясь в образ простолюдинки, она даже сандалии решила не надевать.
Выпрямился, стараясь не глядеть на неё, сердце и так уже колотилось в груди, как молот о наковальню, но слова её всё равно услышал:
— Ну, целуй! Я же вижу, что хочешь…
И тут, схватив за запястья обеих рук, рванула на себя. Он упал на локти, в послед-ний миг опёрся коленом о край ложа.
— Трусишь, да? А если я прикажу, послушаешься?
Дёрнула поясок его паттия, другой рукой за шею притягивая к себе.
— Глупый мальчик… Глупый неопытный мальчик… Милый…
Он очень долго сдерживался, все эти месяцы терпел её явно издевательские шутки с игрой в заигрывание, но теперь понял, что не выдержит, не справится с собой, слишком уж далеко всё зашло. Он даже перестал бояться конфуза, возможного при первой в жизни близости с женщиной. Все мысли, все страхи, всю неуверенность затопили слепое возбуждение и злость. 'Ты думаешь, я и дальше буду играть? А если у этой игры сменятся правила?'
Рванул поясок на себя, а потом пряжки, одну за другой, отбросил эту половину платья в сторону.
'О нет!..'- Айна неожиданно испугалась. Нет, совсем не так она хотела. Нет! Не его власти над собой. Ей самой хотелось править им. Самой!
— Нет! Что ты делаешь?! Не надо!.. Убери руки!.. — она толкнула его ладонью в грудь — он поймал эту руку; попыталась сомкнуть ноги — мешало его колено. — Не смей, я сказала…
Он держал её за одну руку, а другой ласкал тело: ногу от колена и выше, выше, живот, грудь, шею — сильно, порывисто, со страстью. Но не целовал, он не умел целоваться, это Айна уже давно поняла.
'Лидас! Лидас может войти сюда в любую минуту…'- мысль родилась и тут же пропала. Она не могла больше ни о чём думать, только чувствовать, чувствовать его тело каждой клеточкой своего. Ощущать жар его дыхания на щеке и на шее, мяг-кость волос под пальцами, упругую силу молодого тела, слышать его стон и дрожь при последнем толчке.
Всемогущий Отец! Почему никогда этого не было с Лидасом?! Ни разу! За все пять лет! Это сладкая месть. Более сладкой мести она не испытывала.
— Прости… — поправился. — Простите, госпожа. — Передвинулся, отпуская, подал оде-жду прикрыться.
— Ты?!.. — она села на ложе, смотрела, не замечая его вытянутой руки, комкавшей ворох платья. — Да Лидас… Лидас разорвёт тебя, как только узнает…
— Вам и самой хотелось этого… — смотрел в глаза, у самого зрачки всё ещё на весь глаз после перенесённого возбуждения. — Но я возьму на себя всю вину. Даже под пыткой… Обещаю вам! Он не узнает ничего…
— Дурак! Ты знаешь наш язык! Ты умеешь разговаривать… Он всё ещё верит…
— Я плохо знаю… Я сам учил… На улице, среди прохожих…
— Отец Создатель! Ты обманывал нас всех! Ты и меня обманывал… С самого нача-ла…
— Нет, не с самого… — он отвёл глаза.
— А Лил говорил. Когда ещё говорил… Ему никто не верил… А он всё знает. И про тебя знал…
Ладно! — вернула голосу привычную властность. — Пойди найди Виру, я хочу при-нять ванну… Пусть она сама сюда придёт сначала…
— Хорошо, госпожа…
— Ну-ка, подожди! Это что у тебя? — Айна заметила у него на груди слева странную наколку. Рисунок очень знакомый, где-то видела совсем недавно.
— Два духа мира в борьбе и единстве начал, — объяснил, смешивая слова двух язы-ков, и виновато улыбнулся, видя её непонимание.
Оделся он в минуту, на ходу завязал пояс.
— Виэл! — окликнула Айна, и варвар обернулся. — Кому хоть слово скажешь, умрёшь на городской стене…
Кивнул понимающе и вышел.
Айна пребывала в состоянии крайней задумчивости. Молчала, пока принимала ванну, не отвечала на вопросы Виры, пока сушила и расчесывала волосы, и в кровати долго ещё не могла уснуть. Но сквозь сон слышала, как приходил Лидас, как он потоптался у ложа, виновато и тяжело вздыхая. 'Вздыхай, вздыхай! Твой раб наста-вил тебе рога, и ты никогда этого не узнаешь. Хотя, посмотрим ещё, как всё будет дальше'. * * *
Он не раз видел людей, за запястья рук подвешенных на вбитые в стену крючья. Со слов окружающих знал: так казнят рабов, посягнувших на собственность господина, укравших деньги, совершивших попытку побега или вступивших в запретную связь со свободнорождённой женщиной. Страшная мучительная смерть, унизительная ещё и тем, что выставлена она была напоказ.
Лучше умереть в бою, чем вот так, под камнями мальчишек, на глазах зевак.
И всё равно еле сдержался, еле справился с собой при виде хозяйки. А она была прекрасна.
Освежённая после сна, с лёгким румянцем на скулах, чёрные волосы собраны под коронкой из белейшего жемчуга. В ушах такие же серьги и на груди ожерелье. А сама в темно-синем платье с расшитыми по ткани белыми лилиями.
Сдержанная, серьёзная, строгая, Айвара она даже не замечала. Кто он для неё? Мелочь! Пустяковый эпизод в богатой на подобные приключения жизни.
Но когда вышел Лидас, стало неприятно чисто по-мужски. За собственную под-лость. За неблагодарность. Он спас от смерти, он выхаживал, он взял с собой, а тут?
Страшно и неприятно представить, что было бы, войди Лидас в спальню жены в ту минуту. Болтался б ты сейчас на стене под дождём, а вороны бы ждали, когда осла-беешь настолько, что и сил не будет даже голову повернуть.
— Ты вчера ушла очень рано, — первым упрекнул Лидас.
