раньше никогда ему вслух не говорила, не могла сказать по глупой своей высокомерности. — Я люблю тебя, Айвар… Люблю, слышишь!.. Я не могу без тебя… Жить не могу…
Щекой своей прижималась к его щеке, испачканной, с пятнами засохшей крови, запавшей, колючей от редкой по-мальчишески щетины. Целовала грязные сваляв-шиеся волосы. Нежными пальцами прикасалась к поседевшим вискам, гадая с ужа-сом, что? ему довелось пережить, чтоб начать седеть так рано.
— Я не оставлю тебя тут… Не брошу одного… — Обнимала его обеими руками, а огромный живот не давал прижаться плотнее, мешал, и ребёнок внутри ворочался беспокойно, толкаясь изнутри, будто и ему тоже было больно.
Наверное, мольбы, поцелуи и слёзы сделали своё дело, Айна почувствовала в низу живота, глубоко внутри, резкую боль, приступом накатившую. Она готова была и не такую боль стерпеть, лишь бы Айвару её стало чуть-чуть полегче. Поэтому она не обращала на неё внимания, терпела, когда боль повторилась снова и снова. Понима-ла, что заслужила эту боль, а он — нет! Он ни в чём и ни перед кем не виноват! За что они все так мучают его? Эти пытки! Эти побои! За что?!
Это всё Кэйдар! Он ненавидел его с самого начала. С того самого раза, когда Айвар попытался убить его. Но я больше не дам тебе его мучить! Не позволю!
Айна попыталась развинтить болты, освободить руки Айвара, и так разбитые желе-зом до крови. Но в пальцах потомственной аристократки не было достаточной для такого дела силы, да и дотянуться не хватало роста. Плача и молясь сквозь зубы, Айна повторяла и повторяла попытку, до тех пор, пока не оступилась и не упала на пол, к ногам Айвара. Внутри от толчка оборвалось что-то, и боль стала почти не-стерпимой. Она выдавливала всё новые и новые слёзы, и Айна плакала, плакала, сама не замечая того. Слёзы текли вниз по щекам сами собой, сжигали глаза, но Айна не вытирала их, только моргала чаще.
Как ей хотелось умереть сейчас! Вот так, просто умереть, прижавшись щекой к штанине, обхватив руками колени любимого мужчины.
— Почему… почему я не могу ничего… ничего сделать для тебя?.. — шептала в от-чаянии. — Ничего хорошего для тебя… Одну только боль и неприятности…
Айвар!.. Айвар, ну, очнись же! Давай!.. Давай, открой глаза!.. Скажи, что ты не злишься на меня… Что ты скучал по мне… Ну же, давай!..
Поднялась еле-еле, кусая губы, чтоб только не закричать от боли. Смочила край накидки в воде, принесённой с собой, принялась смывать грязь и пятна крови с лица Айвара, с рук, с груди. А он оставался неподвижен, будто умер уже, но в губах ещё сохранялась теплота и мягкость.
— Моей любви хватит, чтобы уберечь тебя… Хватит на нас обоих… Только живи, прошу тебя! Покажи мне, что ты ещё жив!.. Что ты слышишь меня… Ну, же, милый мой мальчик!.. — Айна просила, умоляла, уговаривала, целуя эти губы. Кто бы мог подумать, раньше ведь он не умел целоваться! Не понимал прелести этого почти невинного удовольствия, отворачивался, избегая её ласк. А сейчас, сейчас его можно целовать беспрепятственно. А Айна не рада этому совершенно! Напротив! Она бы жизнь свою с радостью отдала, если б он попытался отстраниться. Просто глаза бы хоть открыл! Тщетно! Бесполезно! Всё зря!
Опоздала! Слишком поздно пришла! Тебе не увидеть его живым никогда! Именно так боги покарали тебя за то, что ты не верила в любовь.
— Нет!!! Нет!! Нет!.. — Айна со злостью принялась дёргать цепи, удерживающие её Айвара у пыточного столба. Кровь из порезов на его левой руке потекла вниз, и это испугало Айну ещё больше. Отрывая полоски ткани от края накидки при помощи зубов, зашептала со страхом:- Сейчас… Я знаю, что нужно делать…
Перевязала порезы тугой, хоть и не очень умелой повязкой, смогла остановить кровь. Но эти проклятые цепи! Их невозможно снять своими силами.
Вспомнила о надзирателе за дверью: 'Да, он сможет помочь! Он сумеет помочь нам!..' На полушаге оступилась, споткнулась о кувшин, упала и ударилась головой так, что в глазах потемнело. Сколько пролежала так, потеряв сознание от боли, и сама не поняла, а когда глаза открыла, то, лёжа щекой на грязном каменном полу, увидела, что из опрокинутого кувшина растеклась огромная лужа. Вода подтекала под неё, под ноги, под живот, и она была горячая, обжигающая, как кипяток. И боль внизу живота исторгла долгий стон из горла.
Глядя на лужу, корчась от боли, Айна только в эту минуту связала эту боль с ре-бёнком, со своей беременностью, со скорыми родами.
— Не-е-е-е-т!!! — закричала во весь голос, пытаясь приподняться на руках, пытаясь ползти. Но крика — собственного голоса! — и сама не услышала. — Нет… — Заколотилась в рыданиях, в рыданиях, уже лишённых слёз. Но этот плач был лишь продолжением творящегося кошмара, спасти от которого было некому.
* * *
Шира принёс эту новость от кухонной прислуги, подавая воду для умывания, заме-тил:
— Такой переполох поднялся, господин… Такая новость хорошая… Госпожа Аль-вита уже и за врачом послала…
Что ж, у Айна начались роды. Когда-то это должно было случиться, думал Кэйдар, стирая с лица воду полотенцем с вышитыми васильками. Надо, пожалуй, справиться, как дела, посмотреть, что Лидас. Он-то, верно, места себе не находит.
Но Лидас узнал даже позже Кэйдара. Бледный до нездорового, с разлохмаченной головой и остановившимся взглядом неподвижных глаз, он оказался перед спальней жены позже Кэйдара. Сразу же толкнулся в двери, но Альвита, появившаяся на поро-ге, загородила собой дверной проём:
— Нельзя, господин!.. Лил уже там, и повитуха — тоже… Там есть все, кто нужен… Вам там делать пока нечего…
— Мне только узнать…
— Ещё рано, господин… Мне пока нечем вас обрадовать… Подождите, я сообщу вам сразу же…
Лидас не отступил, смотрел на управительницу огромными глазами, и их глубина не была наполнена радостью, переживанием, тревогой. В этом взгляде скрывалось что-то другое, что-то тревожное, что заставило Кэйдара вмешаться:
— Пойдём, отойдём лучше. Здесь и вправду справятся без нас… — взял зятя под руку, бережно и крепко, повёл за собой по коридору, мимо толпящейся прислуги. Довёл Лидаса до обеденного зала, сам налил вина в бокал, неразбавленного, чтоб быстрее помогло успокоиться, подавая, потрепал по плечу, попытался пошутить:- Ты так выглядишь, будто что-то сверхважное случилось… Все женщины рожают… Другого способа ещё никто не придумал…
— Айна… Она этой ночью… Я не знаю даже, что думать… — Лидас вздохнул судо-рожно, посмотрел на кубок в своей руке так, будто понятия не имел, что с ним де-лать.
— Да не волнуйся ты так за Айну! — Кэйдар рассмеялся. — Родит она его спокойно!.. Она куда крепче, чем ты о ней думаешь…
— Ты не знаешь, да? — Лидас перевёл на него глаза, смотрел, не моргая, будто в душу заглядывая.
— Чего я не знаю? — Кэйдар ответил вопросом на вопрос, а сам почувствовал вдруг обострённым чутьём военного: что-то неприятное случилось этой ночью.
— Её надзиратель нашёл… Внизу… В тюрьме подземной… В камере у нашего марага… — Лидас говорил едва слышно, так, будто слова эти ему с трудом давались. — Она была у него этой ночью!.. Зачем, Кэйдар?.. Зачем?..
— А сама она сказала что-нибудь? Как она сама объясняет своё поведение? — Кэйдар ожидал от сестры подобной глупости, опрометчивости даже, но чтоб такого?! Чем она думала? Это ж надо быть такой дурой!
— У неё роды начались прямо там… В этой грязи… Прямо у ног этого…
— Ты спрашивал её, что она там делала? — перебил Лидаса Кэйдар. — Ты говорил с ней…
— Она пыталась отпустить его… Перевязала ему руки… Она ходила к нему… — Лидас зажмурился, зубы стиснул так, кто кожа на скулах красными пятнами пошла. Продолжал шептать невнятно:- Пошла одна… Тайно ночью пошла… К нему, пони-маешь?!.. Пошла к Виэлу…
