с трудом выталкивались через плотно сжатые зубы, и в том, что они звучали чуть слышно, угадывалась такая еле сдержи-ваемая ненависть, что Айна впервые в жизни испугалась собственного мужа. Сейчас он мог даже ударить в ответ на любое неосторожно сказанное слово. Взгляд его, и тот невозможно было выдержать — Айна сжалась, опустила голову, крепко-крепко прижала к себе сына. Он один давал ей силы держаться, несмотря на только что пережитые роды. Он — слабее тебя, его некому защитить, значит, ты одна должна оберегать своего ребёнка.
— Я любил тебя, Айна… Любил до слепоты… до обожания… Я готов был даже Адамаса тебе простить… Потому, что знал, как ты хочешь иметь ребёнка… Но ты?!
Ты повела себя ещё хуже, чем эта твоя подружка, эта твоя шлюха Дариана… Она, если спит, то хотя бы не делает это в открытую… А ты… ты готова кричать об этом на каждом перекрёстке… О себе и своём любовнике… Это мерзко, Айна, мерзко…
И этот твой ребёнок, — Лидас наконец-то взглянул на новорожденного, поморщился, хмуря брови. — Готова спать даже с рабом, лишь бы стать матерью…
— Лидас, он твой! Это твой сын… Неужели не видишь?! — плача совсем беззвучно, Айна на вытянутых руках подала ребёнка мужу. Но Лидас отпрянул, на два шага отступил, выкрикнул:
— Не обманывай меня больше! Хватит!.. Любому ясно, чей он…
— Это твой сын, Лидас… Твой! — Айна очень сильно устала, а тут ещё и обвинения Лидаса, которым нечего было противопоставить. Но говорила громко, с уверен-ностью, её слова трудно было не услышать.
— Сначала ты спишь с моим же рабом… Здесь — в этой спальне, на этой же крова-ти… А теперь ещё и подсунуть мне хочешь этого… этого… — Лидас задохнулся, даже договорить не смог, горло его перехватывали сухие беззвучные рыдания. И в глазах мужа Айна видела уже не ненависть, а одно лишь презрение, разочарование, непо-нимание, протест. И боль. Всё разом! Всё, кроме любви.
Нет, он не слышал её, не мог и не хотел слушать, бесполезно сейчас хоть что-то доказывать, что-то говорить, объяснять или даже просить прощения. Айне хватало сил лишь на слёзы, они сами текли вниз по щекам, да она и не пыталась скрыть их.
Лидас отвернулся в крайнем смятении, нервно потирая подбородок, кусая костяш-ки пальцев. Заговорил не сразу, и очень тихо, шёпотом:
— Ты должна избавиться от него!.. Может, только тогда… я смогу… смогу простить тебя… со временем…
— Нет!!! — зато Айна так крикнула, что и Лидас, и младенец одновременно вздрогну-ли. Лидас голову вскинул, нетвёрдо качнувшись на пятках, а несчастный ребёнок залился диким воплем. Этот крик слушать было особенно невыносимо. — Лидас, это мой ребёнок! И я никому его не отдам! Никогда! Ни за что! И только попробуй за-брать его… Пусть только хоть кто-нибудь попробует подойти… Это мой сын!.. А твоё прощение мне ни к чему, понял! Можешь хоть к Отцу идти, хоть к Кэйдару… Пожалуйста! Требовать развода?! Казни?! Да за ради Создателя!.. Даже если меня камнями забьют, я никому его не отдам. Пускай!.. Или ты сам меня убьёшь?! Ну же, давай!!.. Меня и его — тоже!! Нас обоих!!! Меня — и сына своего!!
И откуда у неё силы брались на этот крик, на эту истерику, на это глупое сопротив-ление? Она тряслась в рыданиях, прижимая к себе свёрток с ребёнком, плотно обхва-тив его обеими руками. Так и придушить недолго…
Лидас отступился, предложил:
— Отдохни пока. Тебе нужно поспать… А потом мы поговорим… Когда ты будешь в состоянии меня слушать…
— Я ничего не скажу тебе больше! Я всё тебе уже сказала! Можешь прямо сейчас отправляться в суд. Иди жалуйся… Называй меня, как хочешь… Мне всё равно! Да, я, может быть, и ложилась добровольно под этого марага, но этот ребёнок — твой… И думаешь, от этого я буду меньше любить его? Нет! Нет, понятно тебе!.. Даже если он будет твоей копией, я буду любить его… буду, Лидас, понятно тебе?!! А ты мо-жешь…
Лидас не дослушал её, тут уж никакого терпения не хватит, чтоб всё это выслу-шать, вышел из спальни, грохнув со всей силы дверью.
____________________
Ничего не видя вокруг, никого не замечая, Лидас без сил рухнул на первый же стул. Сгорбился, как старик, локти упёрлись в колени, ладони тесно сдавили виски. Зажмурился, зубы стиснул. Так боль обычно терпят. Но против боли в сердце это не помогало.
Как она могла?! Как она вообще пошла на ТАКОЕ?!! Она — дочь Воплощённого?! Она — твоя жена! Твоя Айна!.. Как она могла?!
И дело даже не в том, что раб оказался её любовником, всё дело в обмане, в ничем не прикрытой наглой лжи. Как она была уверена в моей слепоте! Целый год — даже больше! — спала с другим за моей спиной, особо не прячась, почти не таясь. Выряжа-лась в эти яркие тряпки, горы золота на руках. Открыто флиртовала с ним. А я? Я вёл себя как последний дурак… Я доверял ей! Я доверял своему телохранителю… А они смеялись надо мной. Держали меня за дурачка, за простофилю.
Разве такое можно простить? Разве можно забыть это унижение?
Она ведь даже не стыдится смотреть мне в глаза. И ещё суёт мне этого ублюдка. Любому же ясно, кто его отец. Любому! Последний раб в этом доме смеётся над тобой… А ты? Неужели ты и это собираешься терпеть дальше? Никогда на свете!
Развод и суд!!! Только так! Пусть сам Отец судит эту развратницу!
Айна! Как я любил тебя! Как любил!.. Если б ты только знала… Но ты просто посмеялась надо мной и моими чувствами… Раб тебе дороже меня… Ты предала меня! Мою любовь, моё доверие!.. Разве можно забыть такое?!
От обиды, от жалости к самому себе хотелось расплакаться, но слёз не было, глаза оставались предательски сухими, только голова разболелась.
Как жить теперь? Для кого и ради кого? Ты же хотел после рождения ребёнка перебраться в новое поместье… А как же сейчас? Сможешь ли терпеть рядом эту женщину? Айна, как ты могла? Ты лишила меня всего! Смысла моего существова-ния… Ради тебя, ради одной твоей улыбки я готов был муки ада терпеть. А сейчас? Сейчас, наоборот, жизнь без тебя станет для меня адом. Но стоит ли страдать, стоит ли мучиться? Ради кого? Ради чего?
Кто-то осторожно положил ладонь ему на низко склонившуюся голову. Осторож-ное, очень ласковое прикосновение. В нём и забота, и понимание, и сочувствие.
Стифоя!
Лидас выпрямился порывисто, встретился с девушкой глазами. Откуда она здесь, в обеденном зале?
Она, наверно, уже тоже знает всё?
Но во взгляде лагадки не было насмешки, ничего такого, одна лишь бесконечная нежность и нескрываемая любовь. Просто она впервые не таила от него своих чувств, наоборот, делилась ими с ним, неосознанно пыталась помочь, взять часть боли и страдания на себя.
— Милая моя… Милая…
Лидас со стоном притянул Стифою к себе, обхватил обеими руками, прижался щекой к животу. Ребёнок внутри с силой толкнулся, и Лидас почувствовав этот толчок, не сумел сдержать улыбки, слабой, но обнадёживающей.
— Сти-фо-я… — он пел её имя, одновременно жалуясь и требуя её заботы. Как он сейчас нуждался в этом. В простом понимании. Без громких слов, без признаний и лживого сочувствия.
И его Стифоя будто понимала, она молчала, смотрела на него сверху даже без улыбки, только в изломе бровей было что-то ласковое, и в прикосновении пальцев, перебирающих на затылке взлохмаченные волосы.
* * *
— …Да? И какие меры ты принял? Ты — будущий Император?! Что ты сделал? — Таласий остановился напротив Кэйдара. Высох Он, как полынный куст. Вот только в росте нисколько не убавился, всё также
