Хирург улыбнулся:
— Это не слишком трудно.
— Ты понимаешь, о чем я говорю, Джим. Мои «приятели» терпеть не могут третьих лиц.
Брантзен провел ночного гостя через пустынный холл в свою небольшую холостяцкую квартиру, расположенную тут же, при клинике.
— Своими приятелями ты занимайся сам, — сказал он. — А я займусь твоим лицом. Кому ты хочешь понравиться, Мак? Старухам или юным красоткам?
Болан вздохнул.
— Неужели это так важно?
Хирург улыбнулся, взял со стола пачку эскизов и бросил их Болану на колени.
— Я сделал их, как только узнал, что тебя занесло в наши края. Я могу дать тебе любое из этих лиц. Выбирай.
Болан внимательно изучал рисунки. Один из них привлек его внимание, и он улыбнулся, разглядывая его, затем отложил в сторону. Однако он не закончил рассматривать остальные эскизы, а вернулся к тому, который вызвал его улыбку.
Мак рассмеялся и постучал по эскизу пальцем.
— Ты нарисовал его по памяти или это случайное совпадение?
Брантзен подался вперед, чтобы лучше видеть рисунок. Он потер подбородок и произнес:
— Действительно, похоже на… на…
— На моего однополчанина, — закончил Болан. — Причем сходство поразительное! Ты, действительно, можешь сделать меня похожим на него?
Хирург серьезно кивнул головой.
— Это не самый красивый эскиз из всей колоды, Мак, но ты сделал логичный выбор. Я бы сказал даже, что это наилучший вариант из всех возможных.
— Когда ты можешь приступить? — спросил Болан, пристально разглядывая рисунок.
— Если я позвоню прямо сейчас, ассистентка появится через пять часов, — ответил Брантзен. — В шесть часов мы уже будем в операционной.
Болан медленно покачал головой.
— Чем раньше, тем лучше, — пробормотал он. — А через сколько времени я смогу выйти отсюда?
— Операцию можно сделать без общего наркоза, только с местной анестезией, — ответил Брантзен. — Тебе даже не придется ложиться, если не хочешь, но при условии, что ты достаточно крепок. Я бы предпочел подержать тебя здесь несколько дней для послеоперационного наблюдения.
Болан обдумал это предложение и ответил:
— Я уже был ранен, Джим. Не думаю, что на этот раз будет больнее. Только мне бы не хотелось застрять у тебя надолго. Мне нужно постоянно быть в движении.
— Думаю, что с этим у тебя проблем не будет, — задумчиво ответил Брантзен. — Особенно, если ты хорошо перенесешь операцию.
— Через сколько времени исчезнут шрамы?
Брантзен улыбнулся.
— Метод, который я применяю, оставляет только маленькие, едва заметные следы тут и там, — хирург коснулся пальцем указанных мест и продолжил:
— Эти участки зарубцуются последними, кроме, быть может, носа. Сроки заживления у каждого человека индивидуальны, но я думаю, ты будешь иметь презентабельный вид уже через несколько дней, самое позднее — через неделю. Но болеть будет гораздо дольше. А поскольку я работаю с пластиком, могут возникнуть проблемы с отторжением.
Болан мельком взглянул на часы.
— Ты сказал, что можно начать в шесть часов. А нельзя ли пораньше?
— Что, Мак, свора бежит по следу? — мягко спросил хирург.
Болан криво усмехнулся.
— Они не очень далеко. Я не могу оставаться здесь больше нескольких часов. К утру я уже должен быть на ногах.
— Будет больно, — предупредил Брантзен.
— Ничего, я уже свыкся с болью.
— Да, я в этом не сомневаюсь. Ну, ладно… Я потороплю Мардж, но мне бы не хотелось, чтобы у нее возникли какие-либо подозрения. Уж больно хорошо твое лицо известно сейчас публике. Лучше, конечно, если к ее приходу ты уже будешь подготовлен к операции. Тогда она нипочем тебя не узнает.
— А мы бы не смогли обойтись без нее? — тихо, почти нежно спросил Болан.
— Ну… — заколебался хирург. — То есть…
— Я видел, как ты в одиночку оперировал вьетконговца. Помнишь, он еще орал диким голосом.
— То был экстренный случай, особые условия, — возразил Брантзен.
— А теперь разве нет? — с улыбкой спросил Болан.
Хирург задумчиво посмотрел на Мака, потом едва заметно улыбнулся и заявил:
— Согласен, сержант. Пошли готовить жертву. Пошли, старик, да поживей!
Болан встал и протянул рисунок Брантзену:
— Жертва готова и ждет указаний, доктор.
Глава 6
Бывший горняцкий поселок, откуда шахтеры ездили на работу в Долину Смерти — Палм-Вилледж, со временем стал торговым центром у самого края пустыни, обслуживающим весь этот небогатый сельскохозяйственный район. Сам поселок, удаленный от автострад и прогресса двадцатого века, вновь обрел известность в пятидесятых-шестидесятых годах, когда торговцы недвижимостью чуть было не превратили это спокойное место во второй Палм-Спрингс. Муниципальный совет положил конец этому буму, призвав на помощь законодательство штата, и тем самым охладил энтузиазм спекулянтов. В результате Палм-Вилледж значительно вырос, сохранив, однако, свой прежний шарм, и превратился в город пенсионеров и любителей пустыни. И лишь старый район города — Лоудтаун — решительно сопротивлялся вторжению двадцатого века.
В нем было полно салунов и старинных пивных, которые посещали ковбои и фермеры со всей округи. Большинство правонарушений в Палм-Вилледж происходило тоже здесь, чаще всего по субботам, когда народ надирался и вел себя чересчур шумно. Но, как правило, все дело ограничивалось парой неловких зуботычин. Кроме того, Лоудтаун мог гордиться тем, что приютил местных проституток, давно, впрочем, известных полиции. Всех их регулярно — каждое воскресенье — арестовывали, жрицы любви платили штраф — 21 доллар 20 центов с головы, после чего их всех отпускали. Такая процедура отличалась эффективностью, вполне устраивала девиц, представителей закона и муниципальный совет. Более того, штрафы полностью покрывали расходы на поддержание порядка в Лоудтауне.
Роберт Канн, по прозвищу Чингиз, казалось, был неподвластен возрасту и в свои пятьдесят два года отличался завидной силой и атлетической фигурой. Лицом, словно вырубленным топором, и высоким ростом он напоминал типичного героя-шерифа в исполнении Гарри Купера. Собственно говоря, им-то и был Канн. Он командовал местной полицией, а свою карьеру начал еще в конце второй мировой войны. Он закончил полицейскую академию в Лос-Анджелесе и какое-то время служил там. Потом его перевели помощником шерифа в графство Орандж, где он работал до самого призыва в армию в связи с началом корейского конфликта. Вернувшись из Кореи, Канн получил назначение в Палм-Вилледж на должность начальника полиции, вместо своего предшественника, уходящего на пенсию.
Конечно, это было не лучшее место для такого энергичного, честолюбивого офицера, как Канн. Город на краю пустыни отличался спокойствием и тишиной. Карьеры в нем не сделаешь, и никто лучше самого
