обертку и достал из нее маленькую прямоугольную коробочку. Внутри на бархатной подушечке лежал, поблескивая, снайперский значок армии США. Бальдероне побледнел как смерть и почти беззвучно прошептал:
— Ах, черт!..
До позиции наблюдателей было не больше ста метров. Высокий мужчина, сидя в надраенной до блеска машине из бюро проката, с нескрываемым интересом разглядывал в бинокль лица людей, суетившихся возле ангаров на площадке технического обслуживания самолетов. Его особое внимание привлекал плотный человек, которому пилот передал пакет. Человек с биноклем удовлетворенно улыбнулся, заметив потрясение и растерянность, отразившиеся на лице объекта наблюдения при виде содержимого пакета. Вдоволь налюбовавшись этим зрелищем, мужчина отложил бинокль в сторону, закурил и стал терпеливо ждать продолжения спектакля. На лбу у него еще виднелся легкий след от кожаного ободка, украшавшего его голову всего несколько минут тому назад, а на подбородке — там, где раньше красовалась татуировка, — осталось едва заметное пятнышко от синего химического карандаша.
Служебная машина, стоявшая возле ангаров, тронулась и подъехала к зданию службы обеспечения полетов. Человек с плохо отмытым подбородком тут же завел свою машину, по-прежнему не сводя глаз с коренастого крепыша, который пересаживался в «линкольн» и призывно махал руками, собирая своих людей.
Небольшой караван с «линкольном» во главе выехал через служебные ворота и свернул к автомагистрали, ведущей в город.
Сидя в бюро начальника службы обеспечения частных полетов, пилот «Сессны» рассказывал ему о своем странном приключении.
— …и нанял меня, чтобы добраться до Майами. Но когда до Нового Орлеана оставалось всего десять минут лета, он сказал, что хочет совершить посадку в Джэксонвилле, чтобы сделать срочный звонок. После этого он дал мне точное время прибытия в Майами… Короче, за дополнительные услуги я взял с него на сто долларов больше обычного тарифа. Думаю, что в этом нет ничего плохого… Но вы видели того типа, который взял у меня пакет? Бр-р-р… Настоящий головорез. Хотелось бы мне знать, в какое дерьмо я вляпался и стоят ли того мои лишние сто долларов?..
На платформе, доминирующей над проснувшимся аэропортом, два «фотографа» упаковывали свое оборудование. Взволнованные люди, одетые в сшитые на заказ костюмы, методично осматривали все залы, салоны и туалеты аэропорта, не пропуская в поисках иллюзорной жертвы ни одного закоулка.
Микроавтобус с музыкантами резво мчался в Майами, в одном из пригородов которого проходил очередной рок-фестиваль. Члены группы, кое-как устроившись в тесном салоне, оживленно обсуждали неожиданное «приключение».
Одна из девушек с круглыми от волнения глазами сбивчиво выразила свое мнение:
— Вы знаете… нам бы следовало выяснить, кто он и почему прячется… Короче, я хочу сказать, что он может быть черт знает кем…
— Иногда следует прислушиваться к своему внутреннему голосу, — заметил бородач — лидер группы. — Это все равно, что с девчонками. Нужно исходить из того, как они на тебя смотрят, понимаете? Короче, я ему сказал: «Конечно, старик, можешь нести мою гитару…» Должен сказать, что мне он понравился, хотя явно замешан в темных делишках.
Тот самый тип, о котором говорили музыканты, в это время направлялся в Майами Бич, следуя на безопасной дистанции за вереницей машин, набитых мафиози — его кровными врагами. Палачу удался план скрытого проникновения в Майами…
Глава 4
Мак Болан не считал себя суперменом, он просто умел реально оценивать свои возможности. В школе смерти, какой стали для его поколения душные джунгли Вьетнама, он крепко-накрепко усвоил, что знания в сочетании с решительными действиями и безграничной самоотверженностью возводят любого человека в ранг высших существ. Сверхчеловек? Нет. Совершенная боевая машина? Пожалуй. Таков был сержант Мак Болан. Его ремеслом стала война, война особая, в котле которой человек либо умирает, либо приобретает новые, исключительные качества. Сержант выжил и на всю жизнь запомнил уроки, преподанные войной на полях сражений в юго-восточной Азии. И теперь он вернулся, чтобы практиковать свое ремесло в джунглях преступности, на этот раз американских.
Он не считал себя ни крестоносцем, ни патриотом. Его совсем не вдохновляла новая роль строгого воспитателя нашкодившей мафии.
До того, как Болан объявил войну мафии, его близкие друзья отзывались о нем как о человеке дружелюбном, предупредительном и мягком. Если не принимать в расчет характер его заданий в юго- восточной Азии, то не было никаких оснований полагать, что под его внешней оболочкой кроется натура холодная и жестокая. Во Вьетнаме Болан не скрывал своей «специальности» ни от журналистов, ни от историков. Он им просто заявил, что не выпрашивал разрешения на убийства — ему отдавали соответствующие приказы.
Теперь Мак не питал никаких иллюзий относительно своей американской «специальности». Условия остались прежними, изменились только место и враг. Война продолжалась…
Ясным ноябрьским утром Мак Болан лежал на балконе одной из квартир десятого этажа высотного жилого дома, каких немало выросло за последнее время вдоль всего пляжа. Через оптику мощного карабина, нацеленного на внутренний дворик отдаленного здания, он спокойно изучал лицо человека, удачно вписавшееся в сетку прицела.
Болан чуть-чуть подвернул верньер оптического прицела, вводя последнюю поправку, и еще раз внимательно смерил взглядом расстояние до цели, затем вздохнул и пробормотал:
— Ну, вот и ты, наконец…
Мак не был лично знаком с человеком, которого собирался убить, но его репутация была ему хорошо известна. Его имя часто произносилось в доме Диджордже в Палм-Спрингсе — одном из звеньев длинной цепочки контрабанды наркотиков между Мексикой и Соединенными Штатами. Сам Болан не имел никаких претензий к Джонни «Музыканту», зато тысячи молодых парней и девчат, попавших в порочный круг сомнительных и дорогостоящих наслаждений, за которые потом приходилось расплачиваться жизнью, имели веские причины желать скорейшей кончины человеку, который находился в перекрестье оптического прицела Палача.
Болан взял ручку и на страничке блокнота произвел короткий расчет, затем снова припал к окуляру прицела и тщательно осмотрел площадку вокруг цели. Он вовсе не хотел, чтобы при казни присутствовали посторонние свидетели. Мак снова ввел поправку и испытующе посмотрел на флаг, лениво полощущийся на флагштоке вышки для прыжков в воду, — он хотел убедиться, что ветер не изменил направление. Ручка снова побежала по странице блокнота, оставляя за собой неровную цепочку цифр. Расчет был закончен, а Болан готов к акции. Судьба же доделает все остальное.
Порточчи уютно устроился в шезлонге на краю бассейна. В одной руке он держал запотевший стакан, другой рассеянно поглаживал волосатую грудь. Он лежал, закинув ногу на ногу, и пальцами одной из них отбивал ритм неслышной мелодии.
Напротив него на складном алюминиевом стульчике сидела очаровательная молодая женщина в цветастом бикини. Грациозно подняв руки, она поправляла свою сложную прическу. Порточчи не обращал на нее никакого внимания, зато с явным неудовольствием смотрел на коренастого человека, стоявшего у шезлонга.
— А теперь послушай меня, Джонни, — сказал Бальдероне, — я не собираюсь выслушивать твои оскорбления и не потерплю их. Если тебе не нравится, как я организовал засаду на Болана, занимайся этим сам. Только не говори мне…
— А-а! Хватит, Винни, — проворчал Порточчи, потягивая из стакана коктейль. — Ты не первый, кого
