Стараясь не поворачиваться к нему спиной, Сашок подергал гаражную дверь, чтобы убедиться в том, что запер ее, потом попятился, сел в машину, поспешно захлопнул дверцу и рванул с места, как на гонках.
– Господи, во что же я вляпался? – прошептал он, на скорости судорожно выкручивая руль с риском не войти в поворот.
Зловеще усмехнувшись, Ваня Сиротенко проводил взглядом удаляющуюся машину и достал из кармана карандаш и блокнот, чтобы срисовать особняк и составить план местности. Так, на всякий случай.
– Филимонов, – мимоходом заглянув в кабинет к капитану, сказал начальник отдела. – Ты, я вижу, дурью маешься? Ладно, тогда у меня для тебя заданьице найдется.
Филимонов поспешно трансформировал просторный зевок в страдальческий вздох.
До появления начальства капитан сидел за рабочим столом, лениво почесывая телефонной трубкой между лопатками. С широко раскрытым ртом и горлом, туго перехваченным собственным локтем, он здорово смахивал на удавленника, равно как и на оболтуса и бездельника, но на самом деле честно пытался думать о работе. А именно о том, есть ли какое-нибудь рациональное зерно в домыслах повернутого на поимке шпионов Лизкиного братца. По всему выходило, что Ванькины подозрения – полная бредятина, хотя чем черт не шутит…
– Вот тебе телефончик, а вот тебе адресочек, – сказал начальник, положив на филимоновский стол вырванный из блокнота исписанный листок. – С этого номерочка кто-то, живущий по этому адресу, стукнул нам об афере с экзотическим животным. Бес его знает, о каком зверье речь, заявитель, судя по голосу, старикан допотопный, не исключен коктейль из склероза с маразмом, но, сам понимаешь, сигнал поступил – нужно проверить. Дедуся наплел какую-то чушь, дежурный толком не вник, хорошо хоть отследил звонок, так что смогли определить и номер аппарата, и его координаты. Тип этот, правда, другой адресок назвал, на Гагарина, вроде именно там живут аферисты, которые вытворяют какие-то непотребства с экзотической живностью. А заявитель этот смутный в Липках проживает. Хочешь, с него начни, хочешь, сразу с животноводов этих. На твое усмотрение.
– Так мы же не занимаемся животными, – попытался возразить капитан. – Есть же специальный отдел…
– Специальный сегодня в разгоне, – ухмыльнувшись, сообщил начальник. – Ты что, не в курсе? На таможне задержали партию нелегальных крокодильчиков! В океанариум их без справок о здоровье не берут, зоопарк на ремонте, цирк уехал, так что ребята разобрали аллигаторов по домам и сидят с ними, нянчатся. Еще и получили в кассе суточные – по полтиннику на рыло для посильного прокорма рептилий! Ладно, все, разбирайся, мне с тобой некогда!
Дверь закрылась. Капитан опустил глаза, поискал на основательно заваленном макулатурой столе оставленную начальником бумажку, сразу не нашел и с укором посмотрел на издевательский рукописный плакатик, пристроенный кем-то из коллег над его рабочим местом: «Чистый стол – признак скудного ума!» Оказалось, что клетчатая бумажка с адресами и телефоном спорхнула на пол. Филимонов поднял ее, набрал номер – благо все еще держал в руке телефонную трубку, послушал короткие гудки, свидетельствующие о том, что линия занята, положил трубку на рычаг, встал из-за стола и с хрустом потянулся.
Ладно, в самом-то деле, отчего бы не прогуляться? Погода прекрасная, лето на дворе, спрашивается, зачем, как приклеенному, сидеть в пыльном кабинете, пока другие вдали от начальственных глаз на просторе собственных квартир тетешкаются с крокодильцами? Итак, куда податься – в загазованный центр, на улицу Гагарина или в милые сердцу Липки?
Филимонов раздумывал недолго. В Липках у него проживала старушка мама, к которой капитан заглядывал нечасто. А тут такая оказия! И с делом можно разобраться, и маму проведать, и домашнего супчику похлебать – как раз время обеденное!
Капитан запомнил адрес бестолкового заявителя, сунул сложенную бумажку в карман и, насвистывая, вышел из кабинета.
Нужный дом оказался пятиэтажной «хрущобой» в тихом зеленом дворике в Липках. Филимонов поднялся на второй этаж, остановился у двери с номером 27 и внимательно ее рассмотрел.
Дверь была аккуратненькая, обитая красным дерматином с медными кнопками. Кнопки весело блестели, светло сиял прозрачный «глазок», пуговка звонка, желтая на белом, как миниатюрная яичница- глазунья, словно подмигивала капитану. Филимонов позвонил, склонил голову набок и прислушался: за дверью послышались тихие шаги. Капитан позвонил еще раз, и солнечный лучик в «глазке» закрыла тень, но дверь оставалась закрытой.
– Понятненько, – вполголоса пробормотал капитан, доставая из кармана потертое на углах и сгибе служебное удостоверение, чтобы закрыть им «глазок» со своей стороны.
Ситуация уравновесилась и некоторое время не менялась, потом с той стороны двери раздался звон цепочки, лязг щеколды, двойной щелчок замка, бряканье крючка. Наконец дверь открылась, и на пороге появился благообразный аккуратненький старичок в спортивном костюме с надписью «Адидас» поперек хилой груди.
– Вызывали? – Опустив приветствие, капитан Филимонов бесцеремонно шагнул в прихожую. Эту породу тихих аккуратненьких старичков он знал хорошо, их хлебом не корми, дай настучать на ближнего!
– Простите, мон шер, я что-то не понимаю, – растерянно проблеял Никанор Иванович.
– Ля капитан Филимонов, мон шер, – поправил незваный гость. – Ну, вызывали же? С вашего телефона нам звонили, что-то там неладное с экзотическими животными. И где животные-то?
– Животные? Какие животные? – Никанор Иванович широко развел руки в стороны, словно готовясь к выполнению утренней гимнастики. – Простите великодушно, боюсь, тут ошибочка вышла!
Опытным глазом Филимонов бегло осмотрел единственную комнату – аккуратненькую, с интерьером в стиле минимализма-примитивизма, заглянул в аккуратненькую кухню, потом в аккуратненький санузел. Всюду было чистенько и довольно пустенько, никакими животными не пахло, ни в прямом, ни в переносном смысле. Капитан остановился посреди крошечного (вполне аккуратненького) коридорчика, поднял руку и побарабанил по закрытым аккуратненькими дверцами антресолям, единственному месту, где можно было бы при желании спрятать хоть какое-нибудь экзотическое животное – не особенно крупное, не больше юного крокодильчика.
– Что у вас там? – спросил он у старичка, следящего за перемещениями гостя с плохо скрытым беспокойством.
– Ничего, – поспешно ответил Никанор Иванович. – Всякий хлам, домашний скарб. Эти, как их… банки!
– А в банках деньги? – тупо пошутил Филимонов.
Галочкин побледнел и схватился за сердце.
– Эй, отец, ты чего?! Тебе что, плохо? – забеспокоился незлой по натуре капитан, враз по-простецки переходя на «ты». – Сердце, что ли? Тьфу ты черт! Валидол у тебя есть? Или нитроглицерин? Подать? Ну, где у тебя лекарства?
Никанор Иванович слабо взмахнул рукой, отказываясь от помощи, но Филимонов истолковал этот жест по-своему:
– Наверху аптечка, да? Ну, ты нашел где спрятать! Ладно, я сейчас достану, – рослый капитан встал на цыпочки и подергал плотно закрытые дверцы антресолей. – Ты погоди, батя, не суетись, постой спокойно, тут заклинило, но я сейчас открою, не сомневайся!
Не сомневающийся в том, что бесцеремонный незваный гость сейчас обнаружит на антресолях его сокровище, Галочкин закрыл глаза и несуетно сполз по стеночке на пол. Капитан оставил в покое антресоли, перепрыгнул через старичка, сбегал в кухню за водой и щедро полил ею благородные седины Никанора Ивановича.
– Извините, милый друг, – слабым голосом сказал Галочкин, приходя в себя. Приоткрыв один глаз, он проверил целостность антресольных дверок. – Ваш визит меня взволновал… Видите ли, я человек тихий, мирный, с силовыми структурами никогда не пересекался…
«Ага, рассказывай!» – подумал про себя многоопытный капитан Филимонов, но вслух произнес совсем
