Тереза выдала мне, вращая горящими зрачками:
– Зачем ты, Бенжамен, мешаешь мне осуществить мамину мечту? Там, где у нее не получилось, могу преуспеть я. Она будет гордиться мною.
Вот тут я и сложил оружие. Во-первых, потому что не почувствовал и намека на иронию в голосе Терезы и, во-вторых, потому что поля любви поистине непредсказуемы и на них не дождешься всходов от каких бы то ни было советов, раз уж даже наша мать, эта стахановка на любовном фронте, в своих молодых мечтаниях представляла брак в виде ежемесячного совокупления.
И когда я засыпал на кровати Терезы, мне, не знаю почему, упрямо лез в голову последний отрывок из книги «Женщина – хранительница семейного очага. Практические советы для вступающих в брак», на сей раз касающийся ухода за волосами: «Частая стрижка волос вместо укрепления волосяного покрова отрицательно сказывается на его густоте. Возможно, что именно она является главной причиной облысения у представителей мужского пола». (Мамаша подчеркнула «у представителей мужского пола» и поставила рядом «где» с вопросительным знаком.) Погружаясь в сон, я видел перед собой Мари-Кольбера с такой длинной и густой шевелюрой, что Тереза легко плела из нее косички, как у певцов рэгги, укладывая их в красно-золотисто-зеленую шапочку растафари.
– Я могу лечь на свою кровать?
Кто-то задавал мне этот вопрос из глубины моего сна.
– Бенжамен, я могу лечь на свою кровать?
Кто-то с очень знакомым голосом.
– Проснись, Бенжамен, мне надо спать. Давай!
Кто-то, не церемонясь, тряс меня за плечи.
Когда я открыл глаза, передо мной стояла Тереза. Когда я открыл рот, заговорила она.
– Нет, это не сон, я вернулась. Прощай, замужество. Давай, верни мне мою кровать, я хочу спать.
Пятясь, я направился к двери. Скользнув под одеяло, Тереза повернулась лицом к стене:
– Поговорим об этом позже.
Кроме Терезы, в нашей скобяной лавке была лишь Жюли. Лауна отправилась на три дня на дежурство в больницу. Клара пошла подменить Жервезу в «Плоды страсти», а остальные разбрелись по своим делам. Жюли сидела в столовой за большим обеденным столом и раскладывала документы из досье Роберваля.
– Ни о чем не спрашивай меня, Бенжамен, я знаю не больше твоего. Она пришла минуту назад и прошла в спальню, не сказав ни слова. Хочешь кофе?
– И покрепче.
(В субботу вышла замуж, в понедельник утром вернулась в отчий дом.)
– Который час?
– Половина десятого.
(…вернулась в понедельник утром в девять тридцать.)
Жюли дала пенке подняться два раза к краю джезвы, в которой готовился мой кофе по-турецки.
– И обещай мне не разыгрывать из себя брата-мстителя, пока не изучишь досконально все дело.
Легко сказать – изучить дело! Тереза продрыхла весь день. С наступлением вечера, когда наша скобяная лавка стала наполняться народом, был отдан приказ ходить по дому на цыпочках и затыкать рот мелюзге, если та начнет орать. Когда, около девяти часов (21 часа), Тереза наконец-то пробудилась ото сна, на плите ее ждал теплый ужин, к которому она даже не притронулась. Встав с постели, она прошла через весь дом, глядя прямо перед собой. И лишь обронила на прощанье:
– Я схожу погасить Йеманжи и заберу кое-что из вещей.
Даже Жереми не задавал вопросов.
И она вышла из дома.
Ладно.
Я спросил:
– Ты идешь, Джулиус?
Пес Джулиус всегда готов идти со мной.
Тем более что наступало время добавить кое-что к памятнику, который он возводил во славу Мартена Лежоли.
Итак, идем на улицу.
«Я схожу погасить Йеманжи». На закодированном языке это означало: брачная ночь состоялась. Ergo[22]: потеря дара ясновидения. Йеманжи больше не понадобится. Чешский автоприцеп закрывается, понятно. Но что же произошло? И так быстро? А Мари-Кольбер тоже вернулся в Париж? Что-то подсказывало мне не пытаться искать ответы на эти вопросы до тех пор, пока я не услышу объяснений Терезы. Я и так слишком часто проявлял инициативу в этом деле, и все без толку. Но подумать только, вот так Цюрих… Неужели этому городу хватило всего одного дня, чтобы разбить пару новобрачных? И какую пару!
Стоял один из тех жарких душных вечеров, когда, распахнув свои окна, Бельвиль выплескивал наружу все, что обсуждалось в стенах его домов. Стоило мне немного прислушаться, и я мог следить за нитью всех разговоров, что велись в домах, находящихся в границах улиц Сен-Мор, Бельвиль, Пиренеи и Менильмонтан. Очень скоро эти голоса будут муссировать лишь одну-единственную тему, и мне казалось, что я уже слышу, как судачит о моей сестренке весь район. «Тереза
