слилось в моих глазах в один разноцветный круг: красные куртки пожарников, темно-синяя униформа прибывших сразу за ними полицейских, холодный свет фар пожарных машин. Пожарники быстро очертили периметр безопасности, но, как бы быстро они ни работали, все было слишком поздно: передо мной вились лишь черные клубы дыма, тянувшиеся к небу между стеной Пер-Лашез и фасадом похоронного бюро Летру. Мужчина с обнаженным торсом таял на глазах вместе с продолжавшей плавиться рекламной тумбой.
А надо было еще заняться детьми, подбегавшими к пепелищу.
Жереми закричал первым:
– Тереза! Где Тереза?! Где она?
Малыш стоял молча, словно только что пробудился от ночного кошмара.
– Симон, хватай детей и тащи их домой!
Симон ушел, схватив в охапку брыкающихся Малыша и Жереми, а я взглянул на Клару. Она замерла на месте, уставившись на автоприцеп, точнее говоря, на то, что от него осталось; как всегда, она держала фотоаппарат, но на сей раз у нее не поднималась рука фотографировать, нет, на сей раз она не решалась это сделать.
– Клара, иди с ними, займись мальчишками.
Жюли взяла меня за руку:
– Ты не ранен?
– Жюли, уведи их домой, всех!
Все. Конец. Ничего не осталось, ничего, кроме почерневших кузовов машин, кипящей пузырящейся краски, расплавленной пластмассы, в которую превратился автоприцеп, последних голубоватых капель, падавших с рекламной тумбы на потрескивающий от жара асфальт, воя сирены машины скорой помощи, увозившей обоженного таксиста, полицейских и врачей, обступивших обугленное тело. На которое я хотел взглянуть.
– Пропустите, это ее брат!
– Вы ее брат?
Но был ли я по-прежнему братом этой обугленной вещи, от которой остались лишь острые углы?
– Она пришла, чтобы погасить Йеманжи.
– Йеманжи?
– Кто этот парень?
– Это брат погибшей.
– Ее звали Йеманжи?
И голос Хадуша:
– Бен, как ты, в порядке? Бен, ты меня слышишь?
– Он должен пройти с нами в машину.
– Да он же в шоке, он не может давать показания.
– Он должен пройти с нами!
В конце концов фараоны добились, чтобы я рассказал им все, что мне было известно. Они даже притащили Жюли, Клару и мальчишек.
А Верден? А Это-Ангел? А Господин Малоссен? Кто остался с ними?
– Малыши? Кто приглядывает за малышами?
Ясмина, успокоил меня Хадуш, осталась с маленькими.
– Не волнуйся, Бен. Моя мать уложила их в вашей спальне. Она спит вместе с ними.
Они заставили нас рассказать все, что делала – по минутам – Тереза, вернувшись домой. Допрашивали нас отдельно, по одному. Сначала в полицейском автобусе, затем в комиссариате на улице Рампонно. В спокойной, размеренной манере: короткие вопросы, мягкий вкрадчивый голос, мелькание пальцев по клавиатуре компьютера, глубокое почтение к трауру, и в конце – подписи, наши немые подписи под протоколами. Когда мы покинули участок, заря уже занималась. Было, наверное, около пяти-шести утра. Занималась заря, заря, пахнувшая бензином, горелой пластмассой, раскаленным асфальтом, кипящей краской, горелой плотью – холодная заря застывшей смерти. Амар, Хадуш, Рашида, Мо и Симон ждали нас на улице у выхода из комиссариата. Помню, Рашида набросила шаль на плечи Клары и мы все потянулись к дому.
На пути домой нас встретил Жозеф Силистри – один из друзей нашего племени, инспектор Силистри, или, как говорят сегодня, «лейтенант полиции».
– Малоссен, можно тебя на минуту?
Он отвел меня в сторону, дав знак другим двигаться дальше. Видно, он очень спешил, поскольку отдышался не сразу.
– Извини, я приехал слишком поздно. Титюс только что разбудил меня.
Инспектор Титюс – правая рука инспектора Силистри, второй представитель тандема Титюс – Силистри. Татарин и уроженец Антильских островов из Уголовной бригады.
– Это дело поручено нам, Малоссен.
Так быстро? Неужели они уже в курсе? Но мне не хотелось задавать им этот вопрос.
