покончила с собой.
– Нам надо думать о моей карьере, – услышала она торопливые объяснения Доджи. – Какое будущее нас ожидает, если мы будем слишком поспешны? Ведь Мириам, упокой, Господи, ее душу, еще, можно сказать, остыть не успела… – Он прочистил горло. – Демократы так не поступают, сладость моя.
Анжела вспомнила о том, как вели себя братья Кеннеди, и едва не расхохоталась.
– Доджи… любимый, – терпеливо сказала она, тщательно взвешивая каждое слово. – Я ведь ждала шесть… нет, почти семь долгих лет… – Она глубоко вздохнула. – Может быть, мы хотя бы назначим условную дату?.. Просто между собой. Пусть это будет нашим маленьким секретом, хорошо?
Что если до их брака он узнает о Джеки, о ее проклятом мюзикле? А ведь постановка уже шла полным ходом, и она ничего не могла с этим поделать. Как только Доджи станет об этом известно, он, без сомнения, воспользуется этим как предлогом для новых отсрочек. Черт побери его сентиментальную преданность демократическим принципам! В конце концов и она, Анжела, вправе рассчитывать на его преданность. Неужели он этого не в состоянии понять?
– Я бы очень этого хотел, сладость моя, однако… – Он передернул плечами и покачал головой.
Анжела искоса посмотрела на него, мысленно обрушивая на его голову самые ужасные проклятия, однако так ничего и не сказала. Напротив, пошире распахнула вырез своего пляжного халата.
– Ты знаешь мои чувства к тебе, – продолжал Доджи. – Ты знаешь, каким щедрым я могу быть…
Она лишь глубоко вздохнула. При этом ее пышная грудь поднялась и опустилась.
Глядя на жадно приоткрытый рот Доджи, она умело оплетала потенциального супруга тщательно выбираемыми словами, но мыслями уносилась в далекое прошлое, о котором вспоминала впервые за все эти годы.
Она вспомнила о том времени, когда Дэвид решил ее бросить. В ее памяти всплыло его симпатичное выразительное лицо. У нее болезненно защемило в груди. Она и теперь была уверена, что имела над ним абсолютную власть – легко могла его соблазнить, заставить остаться с ней…
– О, Энджи! – засопел Доджи, и она закрыла глаза.
Благодаря Джеки все эти годы Дэвид словно никуда и не исчезал из ее жизни. Она постоянно помнила о нем. Он, естественно, помогал Джеки деньгами. Кроме того, эта скромница Клэр дарила ей свои весьма дорогие изделия из керамики, и Джеки уже обладала ценной коллекцией.
– О, сладость моя!..
Она вздохнула. Будь они все прокляты!
Доджи уткнулся лицом между ее грудей, подставив взору свою плешивую макушку. Однако Анжела принялась привычными умелыми движениями поглаживать его шею.
– Ты мой любимый… – криво улыбнулась она. – Может быть, мы все-таки наметим дату нашей свадьбы? Почему бы нам этого не сделать?.. Мы бы могли отпраздновать вдвоем это маленькое событие, а?
Несколько секунд он молчал, а потом, подняв голову, улыбнулся своей идиотской улыбкой и взял ее за руку.
– Я скажу тебе, что я намерен сделать, – произнес Доджи, многозначительно похлопав ее по руке ладонью, словно собирался сообщить ей нечто необыкновенно умное. – Я подумаю о твоем предложении… – самодовольно заявил он. – Ну что, сладость моя, ты довольна?
Сложив руки на груди, Джеки стояла у окна, устремив невидящий взгляд на Чаринг-кросс- роуд, по которой медленно текли потоки автомобилей и пешеходов. Ее лицо даже осунулось, словно от какой-то внутренней боли.
Всю ночь она не сомкнула глаз и приехала в студию раньше всех. Сцена с Дрю снова и снова прокручивалась в ее памяти. Как он упрашивал и умолял ее не бросать его! Он понял, что совершил непоправимую ошибку, и его мольбы звучали почти искренне. И тем не менее он продолжал нагромождать одну ложь на другую…
Джемми, подчинившись ее желанию, ушел, и вечер был безнадежно испорчен. В конце концов ушел и Дрю. Пришлось пригрозить, что она вызовет полицию…
Джеки очнулась от воспоминаний, когда в кабинет вошел Брайн, художник-постановщик. Он нес на маленьком подносе три стаканчика с кофе.
– Ивонн сейчас подойдет, – объяснил он, кивая на поднос.
– Боюсь, что Макс задержится на полчаса, – сказала она и, благодарно кивнув, взяла стаканчик горячего кофе.
– Как тебе моя идея? – спросил Брайн, указав на макет, который он соорудил для того, чтобы они могли легче ориентироваться в переменах декораций между сценами.
Вращающийся подиум был построен специально для сцены праздничного салюта в «Мэдисон-сквер Гарден». На это пришлось вбухать кучу денег, и теперь, рассматривая декорацию, Джеки размышляла о том, что было бы неплохо, учитывая дороговизну, использовать ее еще в каких-нибудь сценах спектакля.
Брайн предложил повернуть подиум другой стороной и использовать его в том эпизоде, в котором рассказывалось о начале карьеры Монро и в котором звучала единственная во всем мюзикле не оригинальная песня под названием «Люблю я бриллианты». Эту песню никак нельзя было исключить, поскольку она прекрасно вписывалась в историю о роковой судьбе кинодивы.
– Что ж, – сказала Джеки, – если это удастся сделать, эффект будет что надо.
– Я разработал для этого довольно сложные декорации…
– Ну, я думаю, если бы в данном конкретном случае декорации были попроще, мы бы избавились от проблем с их изготовлением, а во время спектакля было бы легче с ними управляться… – Она покачала головой и вдруг пробормотала: – Господи, когда это все кончится!..
– Не беспокойся! – засмеялся Брайн. – Все будет в полном порядке! Мне обещали, что вся декорация будет обязательно готова как раз к премьере.
– Я надеюсь…
– Джеки, ты сама не своя, – заметил он, внимательно глядя на нее. – Что-нибудь случилось?
– Просто устала, Брайн, – быстро ответила она. – Вот и все.
– Привет! – с широкой улыбкой сказала появившаяся на пороге Ивонн. – Простите, что опоздала.
– Ничего, мы только что начали, – ответила Джеки, обрадовавшись возможности отвлечься от своих невеселых мыслей.
Ивонн придвинула к себе стул.
– Кажется, Брайн должен сделать эту штуку черно-белой, – сказала она, кивая на макет.
– Наша божественная костюмерша имеет в виду то, о чем говорил со мной Макс, – отозвался Брайн с притворным недовольством. – Два акта из трех декорации должны быть сплошь черными. Или, наоборот, целиком белыми. Соответственно белыми или черными должны быть костюмы.
– В первом и последнем акте, – уточнила Джеки, переводя утомленный взгляд с Брайна на Ивонн.
Сейчас главное – взять себя в руки. Над своими чувствами она поразмыслит позднее. Если, конечно, сможет. Нельзя допустить, чтобы все происшедшее, касающееся Дрю и ее матери, мешало работе над спектаклем.
– Макс уже говорил с тобой об этом? – спросил Брайн.
Джеки кивнула.
– В первой сцене, когда Монро помещают в психиатрическую лечебницу, декорации будут белыми. Не забудь, Брайн, что в этой сцене мы используем вращающийся подиум из финала. Норма Джин разлучается со своей матерью…
– Если я правильно понимаю, то в этой сцене люди, взявшие Норму Джин на воспитание, и те, кто сыграл роль в ее детстве и юности, располагаются парами по всему подиуму, вращение которого символизирует течение времени, когда Норма Джин как бы переходит из рук в руки. Так?
– Именно так.
– И все костюмы выполнены по моде 30-х годов?
– Да.
– Прекрасно.
В дверь постучали, и в кабинет заглянул Джемми.
– Телефон!
– Я же просила: никаких звонков.
