хватит на это денег. Что-нибудь аристократическое, я полагаю… – Она сделала паузу. – Ты же понимаешь, что за деньги в Европе можно купить самое звонкое имя и титул…
Может быть, она сделается баронессой. Или даже графиней. А потом напишет воспоминания. Да такие, что Доджи хватит кондрашка.
Не веря своим ушам, Дрю смотрел на нее в немом удивлении. Язык отказывался его слушаться.
– Скажи же что-нибудь, черт возьми! – воскликнула Анжела.
Но на этот раз ее голос был тихим, грудным. Почти счастливым.
– Я сделаю все, что ты хочешь.
Она внимательно посмотрела на него, а потом с улыбкой пригласила:
– Ну тогда входи…
Он поднял свой чемодан и переступил через порог, а Анжела закрыла за ним дверь. Несколько мгновений она рассматривала инициалы на его чемодане.
– Так как же тебя зовут, Дрю? – спросила Анжела. – Говори правду!
Он тихо и тоскливо вздохнул. В его памяти мгновенно возникла фигура старого забулдыги-индейца.
– Смит.
Она рассмеялась, помогая ему снять пиджак.
– Мог бы придумать что-нибудь и пооригинальнее!
– Но я действительно Смит, – солгал он.
– Честно?
Дрю кивнул и начал расстегивать ее блузку.
Он никогда в жизни не расскажет ей всей правды. Даже через сто лет. В школе его дразнили «краснокожей задницей» и «ублюдком в перьях». Это были самые ужасные времена в его жизни. Он и теперь содрогался при воспоминании о них.
Дрю закрыл глаза. Губы Анжелы знали свое дело. Он был готов отдать ей все, что у него было. Всю оставшуюся жизнь… Но только не свое настоящее имя.
Бледный солнечный свет, лившийся сквозь стекло, серебрил воду в бассейне. Джемми сидел у маленького столика рядом с громадным окном, из которого открывался вид на Хампстид. Последние несколько месяцев, когда ему хотелось побыть одному, он приходил сюда.
Он услышал за спиной шаги и, повернувшись, увидел Джеки, которая несла две чашки кофе. На ней были джинсы, сапожки и белая шелковая блузка. Ее тяжелые светлые волосы были свободно распущены по плечам. Пока она подходила, он успел подумать, что любит ее. И, кажется, любил всегда.
И все-таки она была права, когда еще несколько недель назад сказала, что они принадлежат разным мирам. Здесь он никогда не будет счастлив, по крайней мере в полном смысле этого слова. Ни в Лондоне, ни в другом большом городе. Кроме того, он никогда не сможет полюбить театр так, как любит его она. Как ни старался, он не находил в театре ни сказочного очарования, ни волшебной красоты. Он так хотел убедить себя в этом – ради нее, ради их любви. Но, увы, тоска по родине с каждым днем становилась все сильнее, и он уже едва мог переносить ее. Он находил утешение лишь в объятиях Джеки.
Несмотря на молодость, он понимал, что ее любовь в конце концов превратится в тяжелое бремя. Джеки почувствует, что несчастлива. Они начнут отдаляться друг от друга. Джеки понимала это так же хорошо, как и он, и не делала никаких попыток уговорить его остаться. Однако в глубине души ему хотелось, чтобы она все же попыталась.
– О чем ты думаешь? – спросила Джеки.
– Если коротко, то о том, что мне не хочется уезжать, но я не вижу другого выхода.
Она протянула ему руку. Он нежно взял ее в свои ладони и погладил.
– Ты можешь остаться, – сказала Джеки.
– Но что я буду делать, если останусь?
– Что-нибудь себе подыщешь…
– Мне совершенно нечем заняться, и я не представляю себе, чем бы я мог быть тебе полезен.
Она не знала, что сказать, потому что все, что говорил Джемми, было правдой. Однако он смотрел на нее, словно умолял, чтобы она все-таки нашла какие-то слова, хотя и знал, что это невозможно.
– А кроме всего прочего, – продолжал он, глядя в окно, – после моего отца кое-что осталось. С этим нужно разобраться. Осталось поместье недалеко от Марсабита… И нужно срочно что-то решать.
– А у меня здесь дела, которые я никак не могу оставить… – проговорила она дрогнувшим голосом. – И еще отец…
– Я все понимаю.
– Но ты никогда не рассказывал мне, что же тебя по-настоящему интересует! – воскликнула Джеки с оттенком раздражения.
Даже свои собственные деньги, которые он вложил в постановку «Мэрилин», не представляли для него особого интереса. Дело в том, что Джемми и был тем загадочным «канадским спонсором». Клэр поведала ей это под большим секретом, и Джеки пообещала никогда не выдавать ее. До чего ж это было трудное обещание!
– Я и сам еще не очень в этом уверен… – ответил Джемми. – Но мне хочется снова увидеть родные места, почувствовать раздолье этого огромного пространства… Ну а потом я, может быть, засяду и что- нибудь такое напишу…
– Напишешь?
Он застенчиво улыбнулся.
– Иногда мне кажется, что я скучаю по Марсабиту всю жизнь. Когда меня посылали учиться, я начинал набрасывать коротенькие заметки, в которых описывал и гору, и дикую жизнь у ее подножия… Что-то в этом роде… – В его голосе зазвучало неподдельное воодушевление. – Это странное и очень красивое место. Огромная гора вулканического происхождения, покрытая лесами до самой вершины и окутанная туманом. В впадинах кратеров образовались озера. Одно такое озеро называется Райским. С вершины горы открывается вид на десятки километров…
– Неудивительно, что тебя туда так тянет.
– С одной стороны, я, конечно, снова хочу увидеть всю эту красоту… Но с другой, ведь там полным- полно настоящей работы. Например, защищать слонов от варварского уничтожения…
– В этом твоем райском саду есть, наверное, и змей.
На губах Джемми заиграла улыбка.
– Вообще-то змея можно отыскать в любом саду. Если только хорошенько поискать.
Она с грустью посмотрела на него.
– Почему ты не хочешь, чтобы я поехала провожать тебя в аэропорт?
Избегая ее взгляда, он отрицательно покачал головой.
– Я не люблю долгих прощаний…
Они долго сидели, взявшись за руки, и молчали, пока Клэр не напомнила им о времени.
Такси развернулось и отъехало, шурша шинами по гравию дороги. Джемми коротко махнул им рукой из окна машины. Джеки не отрываясь смотрела вслед удаляющемуся автомобилю, но Джемми так больше и не обернулся.
Когда дорога опустела, она все еще не уходила и крепко сжимала руку отца. По ее щекам катились слезы.
– Пойдем, – нежно сказал отец.
Дэвид смотрел на ее искаженное страданием лицо и чувствовал, как у него самого разрывается сердце. Он нежно обнял ее. Что еще он мог для нее сделать?.. Он утирал ее слезы, гладил по волосам, снова и снова повторял ее имя. А она, несмотря на всю свою печаль, вслушивалась в глуховатый тембр его голоса, такого знакомого и родного.
Этот голос запомнился ей с их первой встречи, когда маленькой девочкой она увидела высокого стройного человека, который заговорил с ней таким необыкновенно красивым голосом…
– Съемки продлятся еще каких-нибудь три недели, – сказал Дэвид.
Когда они вернулись в дом, Дэвид настоял, чтобы она налила себе побольше бренди, и теперь, сделав глоток, Джеки смотрела, как он подошел к окну и остановился, глядя вдаль. Это было его любимое место. Он похудел еще больше, если это только вообще было возможно. Кожа болезненно пожелтела. Джеки
