План был хорош, но реализовать его можно было только с поправкой. Оказалось, что кровать Никиты отнюдь не пустует, на ней расположился Тверской-Хацумото, выдворенный с диванчика. Зато пустовало ложе самого Славика. Рассудив, что поиски угнанного автобуса, общение с гаишниками и вероятные ремонтные работы надолго лишат нашего водителя сна и отдыха, я нахально залезла в его постель. Впрочем, для пущего своего спокойствия я предварительно заперла дверь на крючок, который хозяйственный Шульц успел приспособить вместо сломанного замка.
– Утро вечера мудренее! – изрекла я, припав к подушке.
Увы, хороший план перечеркнула нервная бессонница. Таинственное исчезновение золота не давало мне покоя. В мозгу хаотично и бешено, как вермишель в кастрюле, крутились обрывки мыслей. Казалось, еще чуть-чуть – и моя бедная голова взорвется, как перегретый котел! Спустить пар можно было только одним способом: как следует обдумать происходящее и найти разгадку тайны, связав разрозненные вермишелины в подобие путеводной нити.
Я вылезла из постели, села за стол, обхватила голову руками и стала думать. Внутренние голоса против интеллектуальных игр не возражали, но просили конкретизировать задачу.
– С чего начнем? – спросила Тяпа. – От какой печки будем плясать?
Я пригляделась к круговерти своих недоваренных идей и предложила сплясать от другого предмета:
– От чемоданчика!
– От какого именно? – спросила дотошная Нюня. – Их в этой истории как минимум два: один с золотом, другой с живописью передвижников.
– Их больше, чем два, – обдумав сказанное, возразила я. – Вспомните: о каком-то черном чемоданчике говорили еще соседи-алкаши. Якобы некто из проживающих в гостинице украл на стройке кирпичи и унес их оттуда в чемоданчике. Значит, первый чемоданчик – с золотом, второй – с альбомом, третий – с кирпичами.
Чемодан номер один принес с собой в автобус Чукча, притворившийся японцем. Номер два во время эвакуации забыл в «Икарусе» пьяный переводчик. Насчет третьего чемодана, правда, непонятно, чей он может быть?
– Напоминаю – кто-то из японцев купил в магазинчике Шульца чемоданчик из искусственной кожи черного цвета! – оживилась Тяпа. – Уж не он ли этот «третий номер»?
– Как-то глупо покупать чемодан для того, чтобы носить в нем кирпичи, – заметила Нюня.
– Возможно, его купили не для кирпичей? – я перспективно задумалась, но Тяпа сбила меня с мысли ироническим замечанием:
– Тут поразительный спрос на черные чемоданчики! Их и покупают, и воруют! Может, это японских рук дело? Какая-то самурайская традиция – любым путем прибирать к рукам каждый черный чемоданчик, оказывающийся в поле зрения?
– Что-то в этом есть, – признала я.
Меня живо заинтересовало утверждение Чукчи, будто чемоданчик с золотом у него украли в «Либер Муттер». За последнюю пару дней в гостинице и окрест нее много чего пропало, и это придавало утверждению Чукчи определенную убедительность. Версию, что преступник просто припрятал золотишко в секретном месте, я отвергла как нелепую. Стал бы Чукча с применением оружия отнимать чемодан у Никиты, если бы знал, что золота в нем нет? Ясное дело – не стал бы.
– Да и Никита не стал бы отнимать у тебя чемодан, зная, что в нем альбом передвижников! – вставила Тяпа.
– Почему же, – неуверенно возразила Нюнечка – большая ценительница сокровищ культуры. – Это великолепное издание с прекрасными иллюстрациями, я уж не говорю о том, что на репродукциях представлены шедевры отечественной живописи.
– Да ладно! – оборвала ее Тяпа. – Чтобы два бандита устроили перестрелку из-за книжки, это должна быть пухлая сберкнижка на предъявителя!
Предмет дискуссии в красивой резной коробке лежал перед нами на столе. Я машинально придвинула ее к себе, достала альбом и раскрыла его. Страницы сами собой распались там, где между ними лежала белая картонка.
– Это еще что такое? – я взяла плотный квадратик, перевернула и увидела, что это мгновенный снимок, сделанный фотоаппаратом «Полароид».
Такие камеры были очень популярны лет пятнадцать назад, когда еще не появились цифровые фотоаппараты. Моментальные «Полароиды» ценились выше пленочных «мыльниц», но были громоздкими и давали неважное качество картинки, а потому вымерли как вид на рубеже веков. Впрочем, кое-где эти раритетные аппараты еще сохранились. Совсем недавно я видела такую бандуру в комнате отдыха при сауне гостиницы «Москва» и еще подумала – зачем тут этот фотореквизит?
Отдернув занавеску, чтобы в комнате стало посветлее, я взглянула на моментальный снимок и сразу поняла, зачем в сауне «Полароид». Да для того, чтобы расшалившиеся гости могли запечатлеть наиболее яркие моменты своего отдыха, оставаясь при этом в полной уверенности, что каждый снимок уникален и существует в единственном экземпляре!
– То есть нет ни негатива, с которого нетрудно распечатать копию, ни электронного файла, так что никто не сможет компрометировать или даже шантажировать героев фотосессии, – бормотала я, рассматривая пикантное фото, запечатлевшее мелкорослого узкоглазого брюнета в объятиях дородной веснушчатой девы с распущенными русыми волосами.
И русская красавица, и ее азиатский кавалер позировали фотографу голышом, так что на официальную встречу делегатов разных стран контакт не тянул. Хотя обстановка в зоне рандеву, несомненно, была теплой и дружественной. Помимо основных героев эротического шоу, в кадре фрагментарно присутствовали другие участники мероприятия: в правом нижнем углу снимка виднелись чьи- то вытянутые ноги в непарных носках, а в левом верхнем – рука, сжимающая вилку с наколотым на нее помидорчиком.
– Перестань смотреть на эту гадость! – заволновалась моя Нюня. – Как не стыдно, Таня! Классика русской живописи тебе неинтересна, а от гнусной порнографии глаз не оторвешь!
– Классика мне тоже интересна, – успокоила я ее и действительно с большим интересом рассмотрела репродукции картин на развороте альбома.
Пикантную фотографию не случайно оставили именно на этих страницах: девица на снимке была поразительно похожа на пышнотелых красоток, вдохновлявших Кустодиева.
– Да и голыш-азиат мне кого-то напоминает, – прищурилась Тяпа. – Ба! Это же наш друг Чихара-сан!
– Опаньки! – пробормотала я.
И вермишелины в моей голове прекратили кружение и стали сами собой склеиваться в ровненькую веревочку.
Минут через пять я вышла из ступора, тряхнула головой, и путеводная ниточка смоталась в аккуратный клубочек. Я уже не нуждалась в подсказках. Сложившаяся версия объясняла все. Абсолютно все! Правда, она нуждалась в подтверждении фактами, которыми я не располагала. Зато они были известны кому-то другому, и этот «кто-то» находился совсем недалеко от меня.
– Гаврила, подъем! – веселым и злым голосом армейского старшины (интонации я подслушала у Славика), вскричала я, широко шагнув к кровати переводчика.
Гаврила не хотел просыпаться, но я сдернула с него одеяло, а потом тем же одеялом, скрученным на манер шинели-скатки, выбила пыль из Гаврилиной пижамы.
– В чем дело? Татьяна, ты чего? – забормотал Тверской-Хацумото, растирая кулаками припухшие глаза.
– Знаешь, Гаврик, а ведь я могу нажаловаться нашему начальству, что ты беспробудно пил, преступно пренебрегая своими прямыми обязанностями! – ласково сказала я.
– Татьяна, ты этого не сделаешь! – заныл переводчик. – Татьяна, ты же нормальный человек! Ты тоже коньяк пьешь, я знаю! Мы же с тобой в «Москве» на брудершафт пили, помнишь?
– Это я, Гаврик, помню, – кивнула я. – А чего не помню или не знаю, то ты мне сейчас расскажешь. Ну-ка, признавайся, чем вы с нашими японскими друзьями занимались после того, как мы с Танюшкой сдали
