Местное руководство молча село в машины и уехало.
Генерал также сообщил радостную новость. В ближайшее время поступят 3 вертолета Ми-8, один с советским экипажем из Рязани будет обслуживать Президента страны, два пополнят ВВС, будут выполнять не только транспортные задания, но и боевые вылеты. На них уже заканчивают подготовку в Союзе два мозамбикских экипажа, прибудет и наш летчик с опытом боевого применения вертолетов.
Тогда же он рассказал об обстоятельствах гибели четверых наших военных специалистов из бригады, расположенной в Бейре. Якобы они самовольно приехали из района боевых действий в город проведать жен и при возвращении попали в засаду. Позднее боевые товарищи погибших рассказали совсем другую историю. В Бейру наши офицеры прибыли на совещание, которое проводил командующий округом. Назад отправились вместе с мозамбикским командованием на двух УАЗах, но одна машина, где и находились четверо наших, заехала по предложению начальника штаба бригады за дополнительным комплектом карт района боевых действий. В итоге интервал между машинами составил минут 25-30. Первая проскочила благополучно, а вторая уже далеко за городом попала в засаду юаровских наемников, высаженных с вертолета. Они подбили УАЗ из гранатомета, а затем расстреляли всех находившихся в нем из автоматов.
Именно такой плакат висел перед въездом на авиабазу. По согласованию с Президентом Мозамбика, Главный военный советник распорядился разместить в Бейре основную авиационную группировку, так как отсюда авиация могла нанести удар по любой точке внутри страны. Еще при первом нашем знакомстве А.К. Черевко поставил вопрос ребром: не хотят выполнять задание ваши подсоветные, выполняйте вы, но чтобы дело не страдало. В общем, работала советская система: победили – это наша совместная победа, проиграли – виноваты только мы. А еще Главный советник настаивал, чтобы мы не допустили присутствия китайских специалистов. И надо сказать, что в авиации были только советские специалисты и наша техника.
Сама авиабаза Бейра выглядела очень солидно, включала всю необходимую инфраструктуру авиационного военного гарнизона. Административно-штабной корпус, многочисленные казармы, столовая, госпиталь, огромный ангар, в котором с помощью наших специалистов уже развернули техническую часть для обслуживания самолетов. Руководил этим процессом м-р Николай Дрозд, который проявил в работе хорошие организаторские способности и предприимчивость. В ста метрах от ВПП параллельно ей протянулась на 600 м стоянка самолетов вместе с центральной заправочной. По инициативе советника по авиации В.Л. Языкова строители соорудили земляные обвалования вокруг стоянки каждого самолета для их защиты от снарядов при нападении и от злого глаза. От палящего солнца на старте спасал полуоткрытый павильон с баром, креслами, столиками. Это сооружение имело две крыши, между которыми оставалось свободное продуваемое пространство, и солнце нагревало лишь верхнюю, а внизу получалась прохлада. Также на авиабазе находился корпус парашютно-десантной службы с помещениями для хранения, сушки и укладки парашютов, а также площадка для тренировок. Организацией парашютно-спасательной службы занимался Виктор Докучаев, мастер спорта по парашютному спорту, имевший более 2000 прыжков.
Руководство полетами осуществляли с командного пункта аэропорта. Стандартная для таких аэродромов пятиэтажная вышка использовалась совместно с гражданским руководителем полетов. Хотя, по нашему представлению, такое определение для местных специалистов – слишком почетно. Больше подходит слово наблюдатель. Связь с экипажами он имел, но в воздушную обстановку не вмешивался, как хронометражист записывал время взлетов и посадок, о чем сообщал на первый этаж диспетчеру. Вся ответственность лежала на командирах экипажей. Согласно требованиям ИКАО, гражданские «борта» вели радиообмен с «землей» только на английском языке, но по акценту выходившего на связь пилота легко можно было угадать принадлежность самолета. Военные мозамбикские летчики целый год вели радиообмен на русском языке и никак не хотели переходить на португальский, который официально считался государственным. Объясняли они это просто – с авиацией впервые познакомились в СССР и до сих пор понятия не имеют об особенностях радиообмена на португальском языке. Однако в конце концов нашли таблицы радиообмена и плавно перешли на португальский. Почему плавно? Да потому, что при возникновении внештатной ситуации в воздухе сразу возвращались к русскому. «Весело» было нашему руководителю полетов работать на вышке вместе с гражданским коллегой. Приходилось разговаривать на трех языках: английском, португальском и русском. Средств радиолокационного наблюдения в аэропорту не было. Зато у нас работали РЛС, позволявшие контролировать воздушную обстановку, и мы подсказывали гражданским о приближении их «бортов».
С городом аэропорт связывала прямая, как стрела, дорога, покрытая нетающим в жару асфальтом. Вообще же дорог в стране было мало, и связывали они только относительно крупные населенные пункты. Поэтому активно использовалось воздушное сообщение. Возле каждого, даже совсем маленького селения, как правило, находилась небольшая посадочная площадка.
Мы начали интенсивно обживать новое постоянное место базирования. Местность здесь, в центре страны, представляла собой саванну с пологими холмами, болотами, зарослями высокой травы. Встречались небольшие пальмовые рощи да как статуи торчащие голые скалы.
Поселили всех наших специалистов возле центра города в одной из двух стоявших рядом 12-этажек. Лифта не было, вместо него – провал на всю высоту дома. Зато – вода, санузлы, электричество. Самая необходимая мебель: кровать, диван, два кресла и журнальный столик. На этаже находились две 6- комнатные квартиры, в каждую из которых поселили по две семьи. В центре квартиры располагалась большая общая кухня, от нее в стороны расходились по 3 комнаты с разными выходами на лестничную площадку.
За домом мы организовали волейбольную и детскую площадки. По воскресеньям устраивали волейбольные турниры, даже международные, с участием городских команд и моряков с заходивших в порт кораблей. Вечерами смотрели фильмы, взятые с тех же кораблей. По большим государственным праздникам в холле нашего дома проходили торжественные собрания, на которые приглашали городские власти, командование и аккредитованных в стране представителей социалистических стран. Был и банкет по полной программе, а на площадке – танцы в свете зеленых и красных прожекторов разрешения и запрещения посадки, которые из-за отсутствия в программе подготовки ночных полетов мы предусмотрительно увезли с аэродрома. В доме на входе стояла круглосуточная охрана из пяти солдат с автоматами. Правда, надежды на них было мало, так как не раз приходилось подбирать забытые ими во время обеда «Калашниковы».
Вооружение составивших основу парка авиатехники ВВС НРМ истребителей МиГ-17 состояло из одной 37-мм пушки Н-37Д (боекомплект 40 патронов) и двух 23-мм НР-23 (по 80 патронов), кроме того, под крылом вместо ПТБ можно было подвесить две 250-кг бомбы. Существовали модификации и с четырьмя точками подвески для блоков УБ-16 с неуправляемыми ракетами С-5. Довольно неожиданно для нас очень эффективным средством оказались зажигательные баки ЗАБ-100. Причем не с точки зрения боевой результативности, а чисто с психологической. Первый раз их сбросили для обозначения противника, но разгорелся большущий пожар, продолжавшийся целую неделю, ну, и вся партизанская бригада со страху разбежалась. Местное командование распорядилось в последующих вылетах преимущественно использовать зажигательные баки. Такая демонстрация силы позволяла минимизировать потери среди
