которому он тщательно готовился в течение целого года. Николай Николаевич полагал, что сумеет встретиться с Невельским и от него непосредственно узнать результаты исследований. Генерал-губернатору пришлось перед своим отправлением вмешаться еще раз в распоряжение правительства. Дело в том, что одновременно с решением Особого комитета о разрешении Невельскому производить свои исследования было также решено отправить экспедицию для осмотра русско-китайской границы под начальством подполковника Н.X. Ахте. Муравьев оставил офицера в Иркутске, справедливо полагая, что делать это неуместно, пока 'не возбуждены будут с китайцами приличные переговоры о возвращении в наше владение левого берега этой реки'. Об этом он доложил непосредственно царю.
ПО НЕОСВОЕННЫМ ПРОСТОРАМ
После встречи нового, 1849 года, в который Н.Н. Муравьев и его сподвижники вступили с новыми надеждами и энергией, началась непосредственная подготовка к такому, прямо скажем, выдающемуся событию, каким было путешествие генерал-губернатора по еще далеко не освоенным просторам Дальнего Востока с заходом на Камчатку, которая даже иным коренным сибирякам представлялась 'краем света'. Николай Николаевич мог со спокойной душой оставить Иркутск. Замещал его по гражданской части старый его сослуживец Владимир Николаевич Зарин, недавно приехавший со своей молодой женой и молоденькими племянницами — сестрами Ельчаниновыми. Военными делами распоряжался полковник П.Н. Запольский. Получили дополнительные полномочия, каждый по своей части, такие доверенные сотрудники генерал- губернатора, как начальник Горного отделения А.Н. Таскин, горный ревизор золотых промыслов В.В. Клейменов и некоторые другие.
Первоначально в состав свиты генерал-губернатора были включены: уже упоминавшийся Б.В. Струве — заведующий канцелярией, а также хозяйственной и распорядительиой частями экспедиции, Ю.И. Штубендорф — медик и естествоиспытатель, а также препаратор М. Фурман, топограф В. Ваганов, и еще один топограф, некий Литвинов, он же и астроном. В.М. Муравьев, адъютант Николая Николаевича и его дальний родственник, неожиданно скончался. Предполагалось, что вместо него генерал-губернатора будет сопровождать М.С. Корсаков, по крайней мере на обратном пути из Петропавловска, куда он, как уже говорилось, отправился с инструкциями для Невельского.
Как ни отговаривал Николай Николаевич свою жену не искушать судьбу, Екатерина Николаевна твердо решила побывать на Камчатке. А поскольку никакой женской прислуги он брать с собой не разрешал, то в качестве ее спутницы и компаньонки в дорогу отправилась гастролировавшая в то время в Иркутске известная французская виолончелистка Элиз Христиани, единственное имущество которой составляла виолончель работы Страдивари. Любые излишества Муравьев пресекал весьма строго и решительно. Он распорядился, чтобы на 16 человек (в это количество входили казаки конвоя и погонщики лошадей) было выделено всего сорок лошадей, в то время как ранее мало-мальски знатный путешественник никак не обходился менее чем полутора сотнями. И еще характерная деталь: Муравьев выделил в распоряжение Струве точно рассчитанную на все путешествие сумму денег, вручил ему соответствующую инструкцию и маршрут и запретил обращаться к себе по каким бы то ни было вопросам, касающимся снабжения, перемены лошадей, ночевок и т. п., требуя неукоснительно при этом точного соблюдения инструкций и маршрута.
Путешествие началось 15 мая 1849 года, едва только сошел лед на Лене. На Качугской пристани его участников ожидали три 'повозка'.[7] На первом шел Муравьев с супругой и мадемуазель Христиани. Здесь была столовая, в которой дважды в день — к завтраку и обеду — собиралась вся свита. Тут же стоял стол, за которым генерал работал и принимал доклады чиновников. На втором повозке разместились чиновники, топограф и лаборант-препаратор, на третьем — кухня с прислугой. Кроме 16 участников экспедиции, на повозках размещалось 30 нижних чинов, отправлявшихся в Охотск. Ими распоряжался В.В. Ваганов, и они составляли главную рабочую силу.
На остановках местные жители привозили рыбу, приходили приветствовать губернатора, вручать свои жалобы. Муравьев по пути ревизовал волостные правления, отложив ревизии Киренска, Олекминска и Якутска на обратный путь. Причем ревизии, как правило, не задерживали продвижение каравана, поскольку Николай Николаевич выезжал вперед на небольшой лодке, а затем таким же порядком догонял медленно плывущие повозки.
В Якутске задержались на трое суток. И то только затем, чтобы подготовиться к вьючному путешествию по Охотскому тракту. Путь лежал к Амгинской слободе, а оттуда по тропам и узким горным дорогам через горный перевал — к Охотску. И уже после первого двадцатипятиверстного перехода Екатерина Николаевна почувствовала себя настолько разбитой и уставшей, что отказывалась без отдыха ехать дальше. Последовало объяснение на французском языке, после которого Муравьев возвратился к каравану и распорядился отправить жену в сопровождении камердинера обратно в Якутск, где она вольна возвратиться в Иркутск или же ожидать его возвращения с Камчатки.
И едва была дана команда трогаться, как показалась заплаканная молодая генеральша и стала просить, чтобы ей помогли взобраться на лошадь. Муравьев рассчитал правильно, по-военному: уступи он один раз, такое продолжалось, быть может, каждый день, и все равно супруга не привыкла бы к тяготам путешествия; а тут, переборов себя раз-два, она в дальнейшем уже была весела и сама смеялась над своей слабостью. Испытать же пришлось многое — не только бездорожье, но еще разливы рек, проливные дожди и беспощадные нападения гнуса — мелких комаров, от которых не было никакого спасения, несмотря на различные приспособления и ухищрения.
25 июня генерал-губернатор прибыл в Охотский порт, где был встречен начальником порта И.В. Воилярлярским, командиром транспорта 'Иртыш' капитаном второго ранга В.К. Поплонским, тем самым, который два года назад открыл залив Константина, другими офицерами и чиновниками. Порт произвел на Муравьева такое отвратительное впечатление, что он не стал тут долго задерживаться, разрешив своим спутникам лишь немного отдохнуть. А затем молебен, переселение на борт 'Иртыша' и… неудачный выход в море. Охотск подтверждал свою дурную репутацию: 'Иртыш' выбросило на бар. [8] Только 7 июля удалось, наконец, покинуть порт.
Переход на Камчатку также не был легким. Тихоход-транспорт еле справлялся с встречным ветром. Особенно трудным оказался переход по проливу между островами Онекотан и Парамушир, когда по выходе в Тихий океан едва избежали крушения у мыса Васильева. Тут же сумели оказать помощь французскому китобою, с которым вместе и добрались до Авачинской губы. 'Я много видел портов в России и в Европе, — писал 7 августа Муравьев Перовскому, — но ничего подобного Авачинской губе не встречал. Англии стоит сделать умышленно двухнедельный разрыв с Россиею, чтобы завладеть ею и потом заключить мир, но уж Авачинской губы она нам не отдаст и если б даже заплатила нам миллион фунтов за нее при заключении мира, то выручит его в самое короткое время от китобойства в Охотском и Беринговом морях. Англия, разумеется, никого не пустит в эти моря беспошлинно'. Оснований для беспокойства было достаточно: и во время плавания на Камчатку, и особенно на обратном пути, вблизи Сахалина, Муравьев и его спутники видели часто иностранных китобоев.
В Петропаловске Николай Николаевич узнал о невероятно смелом, почти доходящем до дерзости, поступке Г.И. Невельского. Начальник Камчатки капитан первого I ранга Р.Г. Машин сообщил, что Геннадий Иванович с 'Байкалом' прибыл сюда 12 мая, поспешно разгрузил транспорт, некоторое время ожидал обещанной инструкции из Петербурга и, наконец, решил выйти в море лишь с теми заданиями, которые дал ему от себя Муравьев. Иными словами, вышел в плавание, не имея утвержденных царем полномочий. Николаю Николаевичу было известно, что царь утвердил их, но Невельской этого не знал. Генерал- губернатор прекрасно понимал, чем такое может грозить командиру 'Байкала'. Беспокойство его возросло еще и потому, что вышедший ранее из Охотского порта на боте 'Кадьяк' М.С. Корсаков вместе с командиром бота Н.И. Шарыповым в Петропавловске не появлялся. Можно было предположить, что Корсаков ищет Невельского там, где может оказаться транспорт 'Байкал': в Сахалинском заливе или возле Шантарских островов. Муравьеву ничего не оставалось иного, как, решив все вопросы в Петропавловске, самому отправиться на поиски неуловимого Невельского.
Перед отплытием Николай Николаевич тщательно осмотрел берега Петропавловской гавани и сам
