– Предлагаю начать с дома! – Горин вопросительно посмотрел на меня.
– Не возражаю, – кивнула я, подумав, что сарайчики и конюшни редко меблируют антикварными шкафами.
– Дверь сломаем или как? – Зяма вновь напряг свои дизайнерские мускулы.
– Какой ты, Зямка, нудный! – посетовала я. – Заладил: сломаем да сломаем! Зачем ломать, если окошко открыто? Сейчас мы влезем в него и милым делом обойдемся без взлома!
Подавая пример своей команде, я решительно направилась к окошечку в обрамлении серых от времени резных наличников.
– Не раздави петунии! – заволновался любитель живой природы Горин.
Слово «петунии» было мне незнакомо, но звучало оно как-то неприятно, поэтому я на всякий случай приостановилась и внимательно посмотрела на сиротскую клумбочку под окном. Вся она помещалась в старой автомобильной покрышке.
– Питоны? – не по возрасту глуховатый Зяма подозрительно уставился на черную поверхность лысой резины, действительно похожей на кольцо свернувшейся змеи.
– Где змеи? – Горин тоже насторожился. – Я, ребята, змей жутко боюсь! Прошлым летом, в турпоходе, мы ночевали на поляне, и мне прямо в штаны заполз уж!
– И что? – заинтересовался Зяма.
В другое время я тоже с удовольствием послушала бы этот увлекательный эротический ужастик, но сейчас мне было не до того. Очень хотелось поставить точку в затянувшейся истории с «Хельгой» и отправиться домой, к маме, папе и горячему ужину.
– А ну, быстро полезли в окно! А не то я вас сама, без всяких питонов, передушу! – зашипела я, как настоящая змея.
Один за другим мы забрались в чужой дом и выстроились рядком на дощатом полу, покрытом самовязаными тряпичными половиками. Обстановка в жилище была, мягко говоря, скромная.
– Эстетика минимализма! – пробормотал Горин – дипломированный специалист по интерьерам.
Это было красивое определение слегка приукрашенной нищеты, которая предстала перед нашими глазами. Мебель в доме была древняя, времен царя Берендея, и, кажется, самодельная. На узкой высокой тумбочке, исцарапанной так, словно об нее драли когти многие поколения кошек, высился совершенно ископаемый ламповый телевизор – с подслеповатым экранчиком размером с ладонь и динамиком, закрытым пластмассовой решеточкой.
– Эпоха квадроченто! – сказал Зяма, с детским интересом таращась на допотопную радиолу.
Она действительно имела отчетливую квадратную форму. Я не сдержалась и хихикнула, вспомнив, как мой художественно образованный братец выбирал себе в мебельном салоне тахту. «Этот диван я не возьму, он совершенно брутальный! – приговаривал он, морща породистый нос. – А в этой софе слишком много экспрессии!» Продавец-консультант, следовавший за переборчивым покупателем по пятам, помалкивал и потихоньку записывал в маленький блокнотик Зямины комментарии. Наверное, потом он использовал эти тексты для рекламы брутального дивана и экспрессивной софы.
– Я вижу, «Хельги» здесь нет! – сказала я.
Это замечание оживило почтительно притихших дизайнеров, они стряхнули с себя оцепенение и быстренько пробежались по всем каморкам сумрачного домишки. «Хельги» действительно нигде не было, зато в кухне нашелся новехонький двухкамерный холодильник. Бок о бок с заляпанной жиром двухконфорочной газовой плитой на высоких чугунных ножках он смотрелся примерно так же, как я рядом с дураком и уродом Хомкиным – словно дивно прекрасное и немыслимо совершенное создание.
– Ага! – обрадованно вскричал Зяма, увидев самодовольно урчащий «Самсунг».
– Угу! – кивнула я.
А Горин молча открыл дверцу холодильного агрегата и пристально посмотрел на одинокую алюминиевую кастрюлю без крышки. Емкость была наполнена серой жижей, на поверхности которой островками белели крупные клочья пены.
– Кажется, это суп? – грустно спросил Зяма.
Вид и запах у кастрюльного содержимого был такой, словно в посудине постирали носки.
– Отставить разговоры о жратве! – распорядилась я, громкими словами заглушив голодное урчание в собственном желудке. – Продолжаем поиски нашего шкафа!
Мы закончили обыск дома, не пропустив даже чердак и земляной подвал, потом осмотрели флигель, конюшню и два сарая, один из которых оказался подобием столярной мастерской. «Хельги» не было нигде!
– Как же так? – разволновался Зяма. – Куда они ее подевали?
– Возможно, это не единственное бандитское логово, – предположила я. – Не исключено, что у мерзавцев есть другая база, и «Хельгу» следует искать там. Надо навести у местных жителей справочки о хозяевах этой берлоги.
– В соседнем огороде торчит какая-то баба с поливальным шлангом! – оживился Зяма.
– Вперед! – скомандовала я.
Брат не заставил себя уговаривать и перелез через низкий штакетник в соседний двор. Никакая баба, хоть со шлангом, хоть без, не могла устоять против сокрушительного обаяния Зямы, когда он хотел быть сокрушительно обаятельным. Мелодичное журчание воды сошло на нет, вместо него забубнили голоса. Я не прислушивалась, зная, что братец доложит мне результаты соцопроса женского населения в лучшем виде. Сидела и думала о своей личной жизни, складывающейся с переменным успехом. Забыла узнать у Дениса, не ругал ли его мой загадочный телефонный двойник так же, как он костерил Максима Смеловского и гадкого Хомкина? За Хомкина, впрочем, спасибо, я и сама с удовольствием сказала бы ему пару-тройку неласковых слов… Все равно, мне очень интересна природа появления собственного второго «я»! Откуда взялось это альтер эго, ругающее моих поклонников? И зачем оно это делает? Неужто хочет лишить меня всяких кавалеров?
– Ага, и в отсутствие конкурентов стать твоим лучшим и единственным партнером! – скептически усмехнулся мой внутренний голос. – Вдвоем вы даже сможете написать книгу из серии «Для вас, женщины». Я прямо вижу красочную обложку! «Индия Кузнецова и ее второе «я»: шизоидное раздвоение личности как способ создать идеальную пару!»
– Брысь! – шикнула я на разболтавшийся внутренний голос.
С шумом порскнул в кусты облезлый кот, принявший реплику на свой счет.
– Киса, я это не тебе! – извиняющимся голосом произнесла я.
Шорох не прекращался, он даже стал заметно громче. Я бы испугалась, но источник шума от меня удалялся, перемещаясь строго по периметру двора, заваленного мусором и заросшего бурьяном. Достигнув дальнего угла, шорох внезапно превратился в осмысленный возглас:
– Нашел! – негромко, но с большой радостью вскричал Горин.
– Неужто нашел?! – восхитилась я, решив, что Ванька отыскал наш дорогой шкаф. Оступаясь на кочках, я поспешила на голос. – Ванечка, солнышко, где же он?
– Вот он! – Горин торжественно указал мне на дощатую будку, в щелястой двери которой было прорезано кривобокое сердечко.
– Это же сортир!
– Он самый! – Горин окинул будку любовным взглядом и потянулся к двери.
По кривой тропинке я прошла в огород и присела на низкую скамеечку у какого-то пепелища: в лунном свете трагически чернели обугленные палки.
– А ну, подвинься! – потребовал Зяма, чертом выпрыгнувший из темноты.
– Эта хлипкая скамья двоих не выдержит, – возразила я. – Очень ненадежная конструкция – просто тонкая доска на двух чурбачках.
– Тогда встань, у меня ноги устали! – бесцеремонно заявил братец.
– От реверансов? – съязвила я, уступая сидячее место.
– Ага, – кивнул Зяма. – Я там вокруг этой бабы скакал козликом! Трудный случай – тетка полуслепая, меня почти не видит, пришлось брать ее флюидами. Поддалась, но с трудом.
– Не выдавай мне свои секреты охмурения трудных теток, – отмахнулась я, заодно разогнав стайку голодных комаров. – Скажи лучше, поведала ли она тебе что-нибудь интересное?