– Алло? – почти сразу же откликнулся Максим.
Голос у него был усталый, но не сонный.
– Максимка, это я! – жалобно сказала я. – Мне твоя помощь нужна, очень-очень, просто позарез!
– Хочешь, чтобы я снова изобразил ревнивого мужа, вернувшегося из командировки? – напрягся он.
Была однажды такая история, я опрометчиво поехала на нашу дачу в Бурково с малознакомым парнем. Уж так он мне понравился! То есть поначалу, в шумной компании, понравился, а потом, когда мы остались вдвоем в дачном уединении, быстро разонравился. В компании-то он молчал, только прожигал меня страстными взглядами, а тет-а-тет распоясался, начал рассказывать сальные анекдоты, хохотать, как гамадрил, и бесцеремонно хватать меня за разные места, приговаривая всякие гадости. Я улучила минутку, чтобы позвонить верному Максу. Он примчался в Бурково среди ночи и устроил феерический спектакль – новое прочтение трагедии «Отелло».
– Странно, что ты не хочешь повторить то шоу, я думала, тебе понравилось, – удивилась я.
Макс выразительно промолчал.
– Впрочем, сегодня художественная самодеятельность не нужна, я хочу попросить тебя заняться извозом.
– Нужно тебя отвезти? – Макс заговорил спокойнее. – Когда, куда и откуда?
– Прямо сейчас из горбольницы домой, – ответила я.
– Ты в больнице? А что случилось? – всполошился Смеловский.
– Не я в больнице, а мамуля, у нее пищевое отравление, но легкое, все будет в порядке.
– Я всегда знал, что Борис Акимыч со своими экспериментами однажды кого-нибудь серьезно отравит, – пробурчал Максим. – Впрочем, это его наверняка не остановит.
Как я уже говорила, Макс известный пессимист и склонен делать соответствующие прогнозы.
– Оставь в покое папулю, он ни в чем не виноват! – я вступилась за родителя. – Скажи лучше, ты приедешь за мной или мне придется пешком идти через весь город?
– О чем ты говоришь? Я уже еду! – ответил верный рыцарь.
– Максимка, я тебя обожаю! Ты лучше всех! – Я звонко поцеловала трубку и сразу же выключила ее, чтобы не нарваться на продолжение беседы в эротическом ключе.
– Пока! – сказала я фонарю и побежала к больничному корпусу.
Под балконом своей палаты я быстренько стянула с себя казеную ночную сорочку – под ней на мне были джинсы и майка. Наволочкой, которая послужила мне капюшоном, кое-как стерла с лица крахмал и потрясла головой, очищая волосы. Тряпки свернула в узел и точным баскетбольным броском забросила его на балкон, а бабкину клюку зацепила за прут ограждения.
Встречая у больничных ворот машину Максима, я выглядела более или менее прилично. Правда, с волос моих то и дело скатывались комочки крахмала, но это могло сойти за перхоть.
– Тебе нужен «Хэд энд шолдерс», – сказал Смеловский, заметив, что я мараю крахмалом чехол сиденья.
– Ты занимаешься рекламой даже в свободное от работы время? – съехидничала я.
– У меня ненормированный рабочий день, – напомнил Максим. – Кстати, когда ты позвонила, я как раз был в студии.
Он широко зевнул и проехал на красный свет. Впрочем, улица в этот час была совершенно пуста.
– В четыре часа утра ты был на работе? – удивилась я. – Макс, ты меня пугаешь! В последний раз ночная запись у тебя была в прошлом году, когда в городе случился дворцовый переворот и нужно было срочно представить телезрителям нового мэра! А что случилось на этот раз?
– Да уж лучше бы снова мэра сменили! – вздохнул Смеловский. – Он мне ничуть не дорог, а вот пацаненка жаль до слез!
Я начала теребить его, требуя объяснений и подробностей, и Макс рассказал мне следующее.
Сегодня ночью его разбудили по тревоге знакомые ребята из пресс-службу Главного управления внутренних дел края. Вечером в городе произошло кошмарное ЧП – украли ребенка.
– Няня, дурочка молоденькая, оставила мальчика в коляске и зашла в супермаркет за какой-то ерундой, думала – на минуточку, а там очередь, – откровенно злился Максим. – Через пять минут вышла – а коляски с ребенком уже нет! Кинулись искать, милицию вызвали, те начали свидетелей опрашивать, они показали, что видели бомжеватого мужика с дорогой коляской. Через час мужика нашли – на травке возле речки, пьяного до невменяемости.
– А ребенок?
– А ребенка не нашли! Все обыскали, даже в речке шарили, вытащили из воды ту самую коляску, а в ней камни. – Максим с силой ударил себя кулаком по коленке. – Алкаша в ментовке начали трясти, а он возьми да и загнись в крендель! Закуской отравился, можешь себе представить?
– Какой закуской? – машинально спросила я.
– Да грибочками маринованными, будь они неладны! В общем, пацана по-прежнему ищут, а мы в студии среди ночи делали тревожный репортаж и объявление типа «Кто видел, кто знает?». Завтра с утра в эфир пойдет, только сомневаюсь я, что от этого польза будет. На сознательность наших граждан рассчитывать не стоит. Между прочим, если бы девчонку-няньку в магазине пропустили без очереди с этими несчастными детскими салфетками, ничего бы и не случилось! Но как же, пропустят они! Какая-то стерва, говорят, на весь магазин орала: «Не пропущу вперед себя, пусть постоит, молодая еще!» – возмущался Макс.
– Погоди, Макс, не части! – взмолилась я. – Ты говоришь, что мужик, который украл коляску с ребенком, насмерть отравился маринованными грибами?! А как его фамилия, ты не знаешь?
– Да на фиг мне нужна его фамилия? – сердито удивился Макс. – Я ему эпитафию писать не собираюсь! Сдох и сдох, мерзавец, жалко только, допросить его не успели! Вот фамилию пацана знаю – Рыжиков, Саша Рыжиков, двух лет, глаза голубые, волосы светлые, лицо круглое, был одет в трикотажный костюм в зеленую и розовую полоску… Что это с тобой?
Я вытаращила глаза, разинула рот и забыла дышать.
– Поперхнулась? – забеспокоился Макс.
Он снял руку с руля и крепко похлопал меня по спине. Я шумно выдохнула и сцепила руки в замок.
– Вижу, ты неважно себя чувствуешь, а я тебя еще страхами и ужасами гружу, – сочувственно сказал Максим. – О маме беспокоишься?
– Моя родная мамочка! – пробормотала я.
Это не был ответ на вопрос. Просто восклицание, в самой малой степени передающее мою растерянность и испуг.
Боже, во что же я вляпалась на этот раз?!
Макс проводил меня до лифта и тихо попрощался, даже не сделав попытки поцеловать. Это о многом говорило! Видимо, выглядела я так, что не вызывала эротичных мыслей даже у безнадежно влюбленного.
Мне и в самом деле было не до межличностного общения. Единственным человеком, с которым я хотела вступить в контакт, была Алка Трошкина. Я должна была узнать у подружки, запомнила ли она паспортные данные гражданки Коврижкиной. Ведь Алка листала ксерокопию паспорта, а память у нее всегда была замечательная, в школе Трошкина легко запоминала наизусть целые параграфы скучных текстов из учебников.
Впрочем, я думала вовсе не о том, как бы закончить поиски «модельки» Коврижкиной и отрапортовать Броничу о выполненной работе. Я шла к Трошкиной просто потому, что боялась появиться в собственной квартире. Что, если менты, о которых предупредил Зяма, никуда не ушли и ждут меня дома? Не приведи бог, повяжут без долгих разговоров, а я еще даже не успела толком сообразить, в чем виновата!
В половине пятого утра дверь двадцать первой квартиры была, как и следовало предполагать, заперта, и я порадовалась, что вытребовала себе собственный ключ от Алкиного нового замка. Пришлось, правда, немного повозиться, потому что Трошкина оставила ключ в замке с другой стороны, и он мне мешал, но я все-таки справилась и проникла в квартиру, даже не разбудив спящую хозяйку.
Алка дрыхла на диване, с головой спрятавшись под простынку. Это неприятно напомнило мне укрытое белой холстиной мертвое тело на больничной каталке, и я поняла, что сегодня уже не усну. Даже если
