– Зачем ты завела будильник на такую рань? – недовольно спросила я, вылезая из-под дивана. – Зяма спит до десяти!
– Мне нужно подстеречь Василису Микулишну, – скороговоркой ответила Трошкина.
Она быстро надела спортивный костюм.
– Вы с Василисой договорились вместе делать утреннюю зарядку? – поинтересовалась я.
– У меня это будет утренняя разрядка, – ответила подружка, красноречиво взмахнув в воздухе красной пластмассовой мухобойкой. – Я сейчас самовольно присвою себе родительские функции и устрою маленькому негодяю воспитательную порку!
– А повод? – спросила я, поднимаясь с пола, чтобы нервничающая Алка не наступила на меня, и неохотно принимаясь одеваться.
Джинсы помялись, майку неплохо бы сменить на свежую, но все мои вещи были дома, двумя этажами выше. Я грустно посмотрела на потолок и перевела взгляд на Алкин платяной шкаф.
– Слушай, ты не одолжишь мне один из своих сиротских сарафанчиков? – спросила я подружку.
– Нет! – Трошкина подпрыгнула и затопала ногами.
– Ладно, если тебе жалко, как-нибудь обойдусь. – Я неприятно удивилась, но не стала настаивать.
– Да не жалко мне! Вот, смотри! – Алка подскочила к шкафу, распахнула створки и вывалила на пол мягкий ком. – Видишь?
Она затрясла перед моим лицом серой тряпицей, густо усеянной коричневыми пятнышками, похожими на веснушки.
– Это что? – не поняла я.
– Это водный раствор марганцовки! – Алка отбросила в сторону веснушчатое серое платьице и схватила веснушчатое желтое. – И вот раствор марганцовки, и вот, и вот!
– Ты решила освежить расцветку?
– Это не я! – Разбушевавшаяся Трошкина сердитыми пинками затолкала крапчатые одежки под диван. – Я просто выстирала свои экологические наряды и вывесила их за балкон сушиться, а какая-то зараза прямо на веревках расстреляла их из водяного пистолета, заправленного крепким раствором марганцовки!
– Думаешь, это Василиса напакостил? – сочувственно спросила я.
– А кто же еще? Других таких вредителей в нашем подъезде нет!
На лестничной площадке громко хлопнула дверь, и Алка с мухобойкой наперевес понеслась в прихожую, торопясь осуществить перехват Василисы, который поскакал в школу. Через несколько секунд с лестницы послышались разноголосые вопли и звонкие шлепки.
– Нашла время нарушать режим молчания! – посетовала я, опасаясь, что воспитательная порка Василисы разбудит весь дом и привлечет к Алкиной квартире внимание тех, от кого я тут прячусь.
Через пару минут Трошкина вернулась, неся перед собой мухобойку, согнутую кочергой как надломленный цветок.
– Паршивец клянется, что он тут ни при чем! – сообщила она, сдув с глаз локон, выбившийся из-под косынки.
– Ты ему поверила? – хмыкнула я.
– Нет! Но мухобойка сломалась, а шлепать Ваську просто так я не смогла, – с сожалением сказала Алка. – У меня на ребенка рука не поднимается!
– С мухобойкой поднимается, а без мухобойки – нет? – не поверила я. – Какая интересная позиция!
Что-то такое зашевелилось в голове, насчет детей, на которых рука поднимается с ограничениями, но я не додумала мысль до конца. Слишком уж она была сырая.
– Завтракать будем? – отправив сломанную мухобойку в мусорное ведро, спросила Алка.
– А что в меню? – оживилась я.
– Холодные отбивные, я их вчера нажарила, как на свадьбу, – напомнила Трошкина.
– Давай отбивные, – согласилась я.
За завтраком мы вернулись к насущному.
– А вот скажи-ка мне, Трошкина, – как бы между прочим, спросила я, – запомнила ли ты адрес регистрации по месту жительства гражданки Коврижкиной?
– Еще бы не запомнить! У нее адрес такой, что его один раз увидишь – век не забудешь: улица Независимости, дом семнадцать, квартира семьдесят шесть!
Я перестала жевать и озадаченно посмотрела на подружку. Кто как, а я бы такой адрес забыла в один момент! Улица Независимости, дом семь… Или семнадцать? Уже не помню!
– Что же в нем такого незабываемого, в этом адресе? – осторожно поинтересовалась я.
– Ты что, школьный курс мировой истории забыла? – упрекнула меня бывшая отличница.
Я подавилась отбивной и воспользовалась этим, чтобы уйти от ответа. Мировую историю я в школе, конечно, проходила… Мимо проходила!
– В одна тысяча семьсот семьдесят шестом году была провозглашена независимость Соединенных Штатов Америки! – назидательно поведала мне противная зубрилка Трошкина.
– Америка-то тут при чем?!
– Ну ты, Кузнецова, дуб! – посетовала Алка. – Совсем не врубаешься? Улица Независимости, семнадцать семьдесят шесть! Как одна тысяча семьсот семьдесят шестой год!
– А-а-а, вот оно что! – протянула я. – Да, Алка, ты голова!
– Кстати, о моей прическе! Как тебе? – Трошкина сдернула с головы косынку, и на ее остренькие плечи упала лавина кудрей.
– Ой! Откуда это?! – изумилась я.
– Из парикмахерской, откуда же еще, – ответила Алка, отбрасывая новоприобретенную гриву за спину. – Не привыкла я еще к этим кудрям, все время в лицо лезут, пришлось даже в косынке спать…
– Трошкина, зачем тебе столько волос?
– Я же сказала, что решила окончательно и бесповоротно отойди от жалкого природничества! – рассердилась Алка. – Это ты со своими натуральными внешними данными можешь ратовать за естественную прелесть, а в моем случае глупо отказываться от могучих средств, накопившихся в арсенале современной индустрии красоты!
– Что это значит? Говори проще! – попросила я.
– Я лучше покажу, – ответила Алка. – Ты уже дожевала? Пойдем-ка!
Подружка притащила меня в комнату, открыла прикроватную тумбочку и вывалила на покрывало кучу интересных вещей и вещиц. Там была новая косметика в широком ассортименте, коробочки с контактными цветными линзами для глаз, накладные ногти и ресницы, два бюстгальтера с силиконовыми вставками, платиновый парик и пара совершенно чумовых маечек такой расцветки, что при взгляде на них ослепли бы не только среднерусские природники, но и их африканские собратья, привычные к пестрому разноцветью джунглей.
– Блондинистый парик я купила еще до того, как зашла в парикмахерский салон и нарастила волосы, – болтала Алка. – Но ничего, для разнообразия сгодится! А ресницы и ногти я, пожалуй, клеить не стану, тоже наращу в парикмахерской, вчера просто не успела, с волосами долго возились.
– А это? – Я подняла за лямочку грудастый бюстгальтер.
– А это альтернатива пластической операции, – вздохнула Алка, рисуя себе новой стойкой помадой алые вампирские губы. – Все-таки хирургического вмешательства я побаиваюсь, да и денег на пластику у меня нет. Но насчет перманентного макияжа я еще подумаю, может, и сделаю.
– Да, а где ты на все это деньги взяла? – Я вспомнила, что вчера забрала у подружки последний стольник.
– Выгодный заказ подвернулся, буду шить прогулочный костюм для шарпея, взяла аванс, – равнодушно ответила Алка, любуясь собой в зеркальце пудреницы.
– Что ты будешь шить?! – Я подумала, что ослышалась.
– Прогулочный костюм для щенка шарпея, лиловый, из натурального шелка, с французскими кружевами и жабо.
