кое-как одеться (вот она – армейская выучка), на нём были сапоги, куртка и большие чёрные трусы до колен. Сам Володя по-прежнему оставался совер-шенно обнажённым, и, когда мужеложец удалился на порядочное расстояние, почувствовал, как ему холодно. Ещё четверть часа на этом дереве – и можно будет упаковывать свежезамо-роженного покойничка.
Пробираться в такой ситуации в лес – верная смерть. Вернуться в казарму – там почти наверняка будет поджидать брат Василий. Куда? Куда податься?
И тут Володя (не иначе как с Божьей подачи) понял куда. Есть только одно место – до-мик КПП, в котором обитал брат Мефодий. Правда, если он, брат Мефодий, в сговоре с братом Василием, тогда… Нет, что будет тогда, у Володи просчитывать не было ни желания, ни сил. Он просто соскользнул с дерева и, стараясь двигаться как можно более бесшумно, направился к контрольно-пропускному пункту.
Добрался он минут за десять и совершенно окоченел по дороге. Но в сам домик, тоже достаточно ярко освещенный, войти сразу не рискнул, а постучался в окошко. В окошке мельк-нуло лицо брата Мефодия, а через секунду он сам вышел на крыльцо. Был он как обычно в ря-се, но без головного убора.
– Кто это балует, мать твою? – осведомился брат Мефодий грозно. Поймаю – уши надеру!
– Брат Мефодий, это я, – Володя вышел в круг света.
Брат Мефодий при виде его охнул и выдал трёхэтажную и сложную по построению фра-зу, называемую в определённых кругах 'малым боцманским загибом'.
– Ты чего, малец, мать твою, совсем ума лишился? – спросил он затем.
– Н-не-ет, – ответил Володя, стуча зубами и ёжась, – м-меня… б-брат… Василий… п-пытался… изнасиловать… а я… с-сбежал…
– Ох ты, Господи! Ну давай, заходи, заходи…
Брат Мефодий впустил Володю в домик КПП, засуетился:
– Спиртом бы тебя надо натереть. Отморозил ведь чего-нибудь, мать твою?
– Н-не на-до, – сказал Володя, подсаживаясь к электрической печке. В-вы л-лучше в г-город п- позвоните – Н-наставнику. У-у в-вас в-ведь есть т-телефон? П-пусть п-приедет. И-и од-деться д-дайте что- нибудь.
– Сейчас, сейчас, парень, – брат Мефодий покопался и отыскал Володе безразмерные треники и старый шерстяной свитер с дырками на локтях.
А в качестве обуви предложил огромные стоптанные кирзачи.
– В-вы п-позвоните, – повторил свою просьбу Володя. – Б-брат Ва-василий м-меня ищет.
– Ищет? – встрепенулся брат Мефодий. – Мать твою, как ищет?
– О-он г-гнался… за м-мной… у-убить х-хочет…
– Вот гандон штопаный, мать его! – экспрессивно охарактеризовал Василия брат Ме-фодий. – Опять за старое взялся! Ведь предупреждали же, пидора… – брат Мефодий махнул рукой и выдал в пространство 'большой боцманский загиб'.
– Не-не р-ругайтесь, – попросил Володя. – П-позвоните в г-город Н-наставнику…
– Да, мать твою, – согласился наконец брат Мефодий, – это сделаем.
Он вышел, и сквозь приоткрытую дверь потихоньку оттаивающий у печки Володя услы-шал, как брат Мефодий набирает номер, потом что-то быстро и вполголоса говорит. Володя сидел, испытанный стресс уходил, оставляя в душе Володи ощущение пустоты и безнадёжно-сти, жуткого дискомфорта, как бывает, когда ещё вчера простая, понятная и незыблемая карти-на мира вдруг даёт трещину, разваливается на куски, открывая неизведанные по сию пору тём-ные стороны действительности. Вот, например, брат Василий. Час назад казался отличным воином, мастером боевых искусств; со странностями, но верным и достойным. И что теперь? Грязный мужеложец, раб похоти, слуга Сатаны – жуть берёт. Или друг Димыч… Володя, ко-нечно, сочувствовал ему: изнасилованный этим зверем, но не смеющий признаться; а зверь приходит снова и снова тащит, срывает одежду, переворачивает на живот, наваливается… бр-р-р! Отчаяние Димыча и его страх понятны, но как понять и простить предательство, которое он совершил по отношению к Володе, отправив последнего в логово зверя вместо себя и даже не предупредив, с чем там, в логове, Володе придётся иметь дело? Откуда всё это? Откуда в лю-дях столько животной похоти? И откуда столько подлости? И почему Бог наш допускает это – и похоть, и подлость? Володя искал, но не находил ответа.
Через пять минут брат Мефодий вернулся. Володя зашевелился на своём месте, вопро-сительно глядя на него.
– Сиди, сиди, парень, – поспешил остановить его брат Мефодий. – Через час они бу-дут здесь.
– Кто 'они'? – уточнил Володя уже вполне твёрдым голосом.
– Наставник и… – брат Мефодий почему-то замялся, – и другие, мать их. Ничего, прие-дут – разберёмся.
– А если он… брат Василий… придёт сюда? – заволновался Володя.
– Если придёт, мать его, у меня найдётся чем его попотчевать, пообещал брат Ме-фодий с мрачной усмешкой.
А потом вдруг самым неприличным образом задрал рясу, и Володя увидел, что под ря-сой у брата Мефодия надеты толстые ватные штаны, а на поясе, на ремне, висит огромная чёрная кобура. Брат Мефодий расстегнул кобуру и извлёк на свет божий пистолет, в котором Володя без труда опознал 'парабеллум': модель 08, калибр – 9 миллиметров, длина ствола – 100 миллиметров, сконструирован Георгом Люгером аж в 1990-ом году, выпускается в Гер-мании до сих пор, название происходит от второй части латинской пословицы: 'Хочешь мира – готовься к войне', по этой причине 'парабеллум' среди профессионалов-оружейников на-зывают ещё и 'Миротворцем'. Володя восхитился. С таким оружием (если, конечно, брат Ме-фодий умеет им пользоваться) можно чувствовать себя в относительной безопасности.
– А мне… – сказал всё-таки Володя, – мне можно что-нибудь такое же?..
– Обойдёшься, – отрезал брат Мефодий. – Маловат ещё, мать твою.
Володя обиделся:
– Я умею стрелять из 'парабеллума'.
Брат Мефодий в ответ на это скривился, словно свежим лимоном закусил, и сказал:
– Знаю, что умеешь. По неподвижным мишеням. А брат Василий, мать его, стоять на месте не будет.
И будто в подтверждение его слов о том, что брат Василий стоять на месте не будет, раз-дались твёрдые шаги и дверь с грохотом распахнулась. Брат Василий, полностью одетый и с широко улыбаясь, возник на пороге. Володя в ужасе отпрянул к дальней стенке.
– Ага! – сказал брат Василий. – Вот ты, оказывается, где. Умно.
Брат Мефодий развернулся ему навстречу, навёл пистолет.
– Стоять, мать твою! – сказал брат Мефодий и выдал 'средний боцманский загиб'.
Улыбка на лице брата Василия несколько увяла.
– Чего это ты, брат? – спросил он у Мефодия. – Не признал с перепою?
– Руки! Подними руки! На уровень плеч! Быстро, мать твою!
– Шутки шутишь? – брат Василий сделал маленький шажок, переступил порог.
Грохнул выстрел. Пуля вжикнула и проделала отверстие в косяке справа от брата Васи-лия.
– Назад, мать твою! – рявкнул брат Мефодий. – Я не шучу, и это было последнее пре-дупреждение.
– Ай-ай, – брат Василий отступил и поднял пустые руки. – Что теперь?
– Убирайся, – приказал брат Мефодий.
– Чего он тебе нагородил? – спросил брат Василий. – Он провинился сегодня днём, и я поставил его на 'тумбочку' вне очереди. А он, сука, сбежал…
– Голого поставил? – брат Мефодий будто засомневался.
– Голого, – брат Василий врал, не краснея. – А почему нет? Дай, думаю, голый посто-ит. Лучше запомнит.
– Убирайся, мать твою, – повторил свой приказ брат Мефодий. – Буду стрелять.
– Ну как знаешь, – сказал брат Василий, пятясь; лицо его жутко перекосилось. – Как знаешь…
Он ушёл, а брат Мефодий закрыл за ним дверь.
– Ждём, – сказал брат Мефодий Володе.
