вертолетчика, чтобы мог не то чтобы сесть, а даже зависнуть в проходном дворе-колодце. То есть, конечно, попробовать можно… Но только один раз.
И уж совсем тяжело себе представить какую-нибудь чешуйчатую дрянь с крыльями, живой планер из джунглей, пикирующую на недокормленную лошадь в узком глубоком колодце. Представить… То-то. Черт из знает, этих крылатых, может, они вообще левитируют временами. Под настроение. Или когда закусить охота. Лошадью…
Вовчик внимательно осмотрел стены, будто надеялся обнаружить где-нибудь между дырами на уровне третьего этажа продольные засечки от лопастей или крыльев. Конечно, ничего подобного там не было, да и как заметишь: оббитые кирпичи с выкрошившимся раствором, дыры вместо окон, свисающие сгнившие обломки рам и трухлявые карнизы… Ржавый рай на переломе третьего тысячелетия.
— Ну и дальше что? — спросила Лиза,
— Уйди. На фиг! — Вовчик ещё раз тщательнейшим образом обшарил весь двор; разрезал себе колено о торчащий из земли кусок стекла и два раза вляпался в чьи-то засохшие кучки.
Ни капли крови, ни клочка волос из нечесаного хвоста. Если бы не взрыхленная земля, можно было подумать, что «такой же, только с крыльями» взял и упорхнул. Как лепрехун. Пегас, понимаете ли, обструганный. Псиса.
— Фил! — позвал Вовчик,
— Да?
— Чего скажешь умного?
— Ничего не скажу. Одно могу утверждать ответственно: птиц таких не бывает, а вертолет я бы ночью услышал, даже если сударыня в это время спала.
— Ни черта я не спала, понял, ты?!
— Всё-всё-всё, молчу.
— Собирайся, — сказал Вовчик. — Уходить будем.
— Нервничаешь, — шепнул ему на ухо Фил. — Расслабься. Как пойдем?
— А ты говорил, что на левом берегу дряни нет.
— Ну, говорил. Мало ли что я говорил? Значит, раньше не было, а теперь вот появилась. По воздуху.
— Бред собачий! — повторился Вовчик.
— У лошадёв нет крыльё… ё… ё… аш-ш… аш-ш… у-у-у… — Фил исполнил партию останавливающейся циркульной пилы.
— Фил, ты что?! Ты… да ты… — Вовчик бросился к мешку, разрыл кучу вещей и вытащил из-под самого низа упакованный комп.
На индикаторе отсека питания мигал красный светодиод «Battery low» [85].
— Ф-фу, напугал, — сказал Вовчик.
Запасные аккумуляторы относились к тем вещам, которыми Вовчик не пренебрегал никогда. Хоть оно и называется «память энергонезависимая» с гордым «джозефсоновская логика» на крышке, а бережёного бог бережёт.
— Убоище!
Филька нарисовал всё, что полагается при перезапуске…
— Мля, ещё один бэд[86], — сказал он, когда всё закончилось. — Пора на свалку.
— Ну, первый, что ли? — успокоил Вовчик. — Вернёмся, я тебя на стенд поставлю. Что ж ты, чудило на букву «м», не предупредил-то, а?
— Дык, как-то оно внезапно… Я, наверное, много чуши напорол? Ничего политического?
— Да не особо. Странно, однако: я эту батарею три недели назад поставил. Совсем ещё свежая…
Лиза заглянула в пролом двери:
— Ну, как там?
— Нормально.
— Да, знаете ли, во всем теле легкость какая-то неимоверная… — к удивлению (и некоторому испугу) Вовчика Фил исполнил несколько тактов из венского вальса, после чего снова проиграл соло на пиле и умолк.
— Да что ж это за ёб твою мать! — крикнул Вовчик.
Запасных батарей у него было две, обе он зарядил до упора перед выходом из Новгорода; но если одна из них сдохла сразу… Через пять минут выяснилось, что и вторая тоже. Да-а… В таком дерьме Вовчик ещё не плавал. Конечно, всё поправимо, по спецификации Филькина память без питания должна жить ещё лет тысячу, достать бы свежий аккумулятор… Только вот где?..
Вовчик попытался вспомнить, подключен ли Питер хоть к какой-нибудь энергосистеме, и не смог. Теоретически, конечно, должен: все-таки зона влияния; как же будешь влиять, если некому перекрыть крантик при случае? Только вот теории эти… С востока один, с севера другой, а погонный метр силового кабеля стоит о-го-го сколько — такое искушение, наверняка кто-нибудь отрежет; а друг другу-то свинью подложить — вообще первое дело. Что ж теперь, назад идти?
— Нет уж, фиг вам, — сказал Вовчик. — Дальше пойдем. Справимся сами… Если, конечно, ты…
— Я? Я иду.
— Думаешь, надо?..
Лиза нехорошо изменилась в лице, и Вовчик поспешил замять тему:
— Ладно, заметано. А-э… кстати, всё забываю спросить: ты раньше в Питере не бывала?
— Ну… на самом деле, один раз только мы как-то залезли в Мемориал… Это если по южной дороге идти. А в самом городе — нет.
— Мемориал, мемориал… не помню. А что там?
— Да ничего интересного. Когда-то большая каменная палка стояла: Борис говорил, за победу в Войне, только вся осыпалась уже, оставалось метров пять всего. Ну и вокруг что-то было понакручено. Тоже всё развалилось…
— За победу? А что, кто-то тогда победил?
— А как же!? Раз война, значит кто-то победил. Нас же не захватили, стало быть, наша победа.
Вовчик почесал в затылке.
— А если захватили?
— То есть как?
— А вообще, с кем мы воевали-то?
— Ну ты скажешь тоже!
— А все-таки?
— Ну уж не с Боровом, я думаю.
— С кем?
— Ну, с Боровом. Который в Бору.
— Понятно… Ты монатки собрала?
— Давно уж, дяденька. Так мы идём или где?
— Пошли, — Вовчик пристроился под рюкзак.
Тот полегчал за последнее время: всё-таки ели они от пуза — но всё равно было в нем не меньше двух пудов; ничего себе вес для не слишком крепкогона вид молодого человека.
На самом деле он утянул бы два таких мешка: практика всё же; а с обвязкой было вообще легко и свободно — рюкзак плотно облегает спину, нигде не жмёт, не давит, всё отрегулировано — лепота!
Выйдя на трассу, Вовчик обошел кругом расплющенное тело, чем-то неуловимо напоминавшее собаку, ковырнул носком ботинка блеснувший между осколков черепа крестовичок стабилизатора.
— Классно стреляешь, подруга. А патроны — дерьмо, не взорвались. Вот ведь сука! — помянул Вовчик продавца, вытащил пистолет и вогнал для очистки совести пулю в стену дома напротив.
Грохнуло, стена — полтора этажа, три кирпича в толщину — плавно осела, подняв кучу пыли.
— Н-да. Ладно, поверим.
