Если в окрестности трассы ещё держался худо-бедно кое-какой порядок: по крайней мере, заросли на полотне вытаптывались и выдавливались — то, отойдя в любой боковой проезд, вы попадали в настоящие джунгли: жуткого вида растения, огромные зеленопузые мухи, ядовитые сикарахи с клешнями и жалами, пятна мха-стрекала… Сохранившиеся вертикали покрывало кружево лишайников — тоже весьма едких, как заметил Вовчик, неосторожно притеревшись к какому-то чудом не рухнувшему столбу.
Они свернули с накатанного сразу за руинами моста. Мост был какой-то дурацкий: не через реку, не через яму, а так — на ровном месте.
— Слушай, подруга, — обратился Вовчик к Лизе, — а ты мне вот что скажи… Ты детей собираешься заводить?
— От тебя, что ли?
— Да нет, вообще… Ну, вот вытащим твоего…
— Ни за что! — отчеканила Лиза.
— А-а-а… Ну тогда пошли.
Они прошли ещё метров сто. Ножей пока не доставали: несмотря на свою устрашающую пышность, кусты росли довольно редко, как бы специально, чтобы можно было пройти.
— А почему? — сказал Вовчик.
— Что «почему»?
— Ну, детей не хочешь — почему?
Он вдруг представил себе: лет сорок ему, борода, седина пробивается, рядом Лиза… Домик под стеной Кремля, огород, собственный комибайн… Сын — молодой, умный парень, весь в него. «Возьми, сынку, твоё время пришло…» — и отдать потёртый рюкзак и ребристый чёрный шарик размером в два кулака…
Он часто примерял к себе отцовство (теоретически) и по незнанию предмета думал, что своего ребенка учить легко и приятно… Додумавшись даже однажды, лежа в стогу сена после соития с очередной необъятной теткой и размышляя о высоком), что цель жизни любого уважающего себя мужика заключается в том, чтобы передать потомкам всю сумму накопленных знаний и навыков, он… короче, всё ещё пребывал в этом своем заблуждении.
— Потому, — отрезала Лиза.
— А всё-таки… если не секрет?
— Иди ты!…
— Да ладно тебе…
— Я. Не. Хочу. Об. Этом. Говорить. Понял?
— Ну как хочешь… — выдохнул Вовчик.
Не хочет и не надо. Может, уже попробовала… и судя по всему, не слишком удачно.
Ещё метров через пятьсот она сказала:
— А чего ты спросил?
Вовчик замялся:
— Ну дык… радиация всё ж таки.
— Ну и что, — безразлично сказала Лиза.
По голосу было похоже, что ей действительно всё равно. Настолько всё равно, что Вовчик ужаснулся. Видел он и такое…
….А на следующий день Толян нашёл Веру на соседней поляне: она висела на перекинутом через сук сыромятном ремешке, ногами чертила по повалившейся колоде… Какое синее было у неё лицо… И ничем это тело не напоминало Верку-Пончик — смешную пухлую девчонку, какой она была всего неделю назад… Скорее то, во что она превратилась, когда не вернулся Боб…
Тут Вовчик вспомнил, что на самом деле звали его Борис, хотя Боб этого имени и не любил…
Не понравилось Вовчику это совпадение. Очень не понравилось. Фил, сволочь, как ты некстати сдох!
Аптечка у Вовчика, конечно, была, но средства в ней были в основном народные: настоящая химия стоила умопомрачительных денег, да и пользоваться он ею не умел. И время не то: медицина нынче ориентирована в основном на раневую хирургию: антибиотики, антисептики… Антидепрессант — лекарство сытых гуманистов. Не выпускается. Не сезон. А жаль.
Отчего у Лизы приключаются такие перепады настроения, Вовчик предпочитал не думать. Ему хотелось убивать драконов.
И драконы не заставили себя ждать.
«В чешуе как жар горя…»
Александр Сергеевич, хотя и по другому поводу.
Когда-то это было кладбище. Теперь, когда весь город превратился в огромный ветшающий памятник самому себе, об этом смешно говорить. Кладбище… не совсем. Братская могила. Гранитная полоса монумента. Удивительное дело, просто мистика какая-то, но этот клочок земли отказывался зарастать наравне с окрестностями. Только трава поднялась почти до пояса: сочная, мягкая, КЛАДБИЩЕНСКАЯ… Её подстригали, удобряли, холили не одну сотню лет… и она помнила это.
Сбоку ударила очередь из пулемета. Патронов не пожалели: осыпавшаяся стенка памятника взорвался бутоном рикошетов. Вовчик рухнул на бок, дёрнул за собой Лизу. Пистолет из-за пояса выпал; Вовчик неуклюже нашарил его, одновременно пытаясь вылезти из обвязки.
— Эй вы, там! — каркнул из далеких кустов слева бармалей. — Встать и руки вверх!
Вовчик не целясь засадил две ракеты в том направлении. Взрыв был впечатляющ: здание с покосившейся решетчатой башней — на ней висела на одном кронштейне помятая параболическая антенна — медленно, с достоинством осело; антенная мачта завалилась, рассыпавшись на двухметровые секции, тарелкой накрыло злополучный куст.
— Ах ты сука! — с немалой обидой крикнул бармалей, снова утапливая гашетку своей шестистволки.
— Смываемся, давай за мной. — выдохнул Вовчик и извиваясь змеей, пополз к проходу внутрь мемориала, волоча за лямку рюкзак.
Что-то, какая-то неровность рельефа, видимо, мешала бармалею понаделать в них дырок, и он знай себе садил поверху, кроша стенку.
— Ну ты! Хватит!
— Сдавайтесь, придурки!
— Тебе, что ль, пидору гнойному?
В ответ посыпались матюги. Вовчик высунулся из-за стены и выпалил, целясь на голос.
Б-бух! Ругань как отрезало, зато опять ударила бесконечная очередь. От набережной засадил скорострельно ещё один ствол. Второй бармалей спрятался за упавшим со своего постамента полководцем и палил из-под торчащей вверх руки с обломанной саблей крупной картечью из охотничьего помповика, о чем можно было догадаться по ритму: пять выстрелов — долгая пауза — снова пять выстрелов…
А вот и третий. Солнышко неумытое. С самопальной какой-то тарахтелкой. Он тоже приближался с северо-запада, пёр дуром, не укрываясь, и за минуту, что он продолжал греметь своей конструкцией из труб и фланцев, трижды заклинило подачу ленты, которой бармалей был обмотан с головы до ног. Так он и остался в памяти народной безымянным, когда маленькая оперённая ракетка, пробив насквозь жилет и титановый набрюшник, взорвалась у него в желудке, разбросав внутренности на несколько десятков метров вокруг.
Щёлкнул холостой спуск. Вовчик зачерпнул из кармана горсть патронов и принялся по одному засовывать их в магазин, от спешки промахиваясь и ругаясь. Бармалеи, не прекращая пальбу, перебежками приближались, через каждый десяток шагов падая на пузо. Тот, с бандурой, даже когда падал, всё равно был очень заметен — горбом торчал за спиной станок со старинным кислотным аккумулятором и короб подачи. Выцелить его, правда, было мудрено: над головой свистело — мизинец не просунуть.
— Убю суку! — проглотив мягкий знак, крикнул злой человек с ружьем.
Если бы Фил был в порядке, он, не колеблясь, объявил бы акцент бармалея кавказским.
Вовчик высунул ствол в трещину и не целясь выстрелил в сторону, откуда доносился тонкий визг редуктора пушки. Ракетка оказалась дефектной, но бармалей немедленно отозвался очередью. Аховое было
