глупо. Он жив, в безопасности и, во всяком случае, телесно здоров. Ладно, пойдем потихоньку спать, и если приступ бреда не повторится, забудем о нем.
Он поднялся на террасу и снова замер.
На балюстраде сидела какая-то темноволосая девица и с большим интересом смотрела на него. Баязид счел бы ее следующей галлюцинацией, если бы неожиданно ее не опознал.
Новая пассия шалопая-племянника. Видел вчера мельком в гостинице, когда в очередной раз прочищал мозги голубчику Карелу. Кто он у нас теперь? Конрад? Вот глупость-то не мерянная!
— Добрый вечер, мейнхеер Якоб, — сказала девица, голос низкий, приятный. — Пожалуйста, не пугайтесь. Я сейчас все объясню.
— Буду весьма признателен. Приятно было бы также узнать, с кем имею честь беседовать.
Ничего необъяснимого в ее пребывании на террасе не было. Баязид никогда не нанимал суперменов- телохранителей. Что-то глубоко противное виделось ему в этом. Вот и поплатился. Не дом, а постоялый двор. Баязиду вовсе не улыбалось выслушивать слезные рассказы о бедственном положении племянника, а потому он стал оскорбительно вежлив.
— Меня зовут Рида Ларсен, господин Баязид. И я пришла к вам, чтобы продать себя подороже, — она выдержала трехсекундную паузу и добавила с улыбкой. — Я — не то, о чем вы сейчас подумали. Я — мастер иллюзий.
Якоб о мастерах слышал. А потому любезно спросил:
— Значит тот легкий дурдом в моем парке с золотом и обезьянками ваших рук дело?
— Да. И это действительно игрушка. Я могу создать практически любую иллюзию с любой степенью достоверности. Кроме того, я могу читать чужие сновидения и манипулировать ими. Говоря громко и красиво, если вы наймете меня, ваши враги или… — она снова улыбнулась — …друзья будут думать то, что закажете вы.
— Хорошо сказано, йонгфру Рида. Но если вы действительно можете все, что обещаете, почему бы вам не использовать эти возможности для себя? Почему вы хотите непременно себя продать?
— Потому что женщин и эсперов всегда, в конце концов, продают, не спрашивая их согласия. Я обладаю некой силой. Что можно сделать со мной? Купить или убить. Что могу сделать я? Бегать ото всех, кто на меня положит глаз? Но такая жизнь не для меня. Скрывать свои способности? Но это все равно, что прятать лисенка под одеждой. Поэтому я решила сама себя продать тому, кому захочу.
— И почему же вашим избранником оказался я?
— Потому что мне это представляется самым разумным. Понимаете, джокер никогда не борется с течениями, формирующими мир. Напротив, он старается следовать внутренней логике событий.
А сейчас эта логика требует, чтобы в Арженте началось восстание. Причины те же, что заставили всю планету двести лет назад добиваться независимости. Никто и никогда не найдет в шахтах Аржента серебра, пока они принадлежат всем и никому. У этой земли должен быть хозяин.
А еще логика требует, чтоб поводья в руках держали вы и я. У вас есть соответствующего рода ум, выдержка и чутье. Вам не хватает только волшебного меча. И этим мечом буду я.
Для Аржента это единственный шанс обрести независимость, для меня свободу, для вас — реализоваться до конца. Думаю, вы и сами знаете, что до сих пор жили вполсилы.
— Скажите, Рида, прежде чем прийти сюда, вы уже покопались в моих мыслях?
— Нет. Все, что я сказала, ясно и так, без моего искусства. Но я могу «покопаться в ваших мыслях» в любой момент. Вас это пугает? Возмущает?
— Не имею таких привычек.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПУСТОТА
На солнце быстро наползала туча, синяя и свирепая, как многорукий Шива. Рида глядела на нее с мрачным удовольствием.
«А ну-ка хлестни дождем, да как следует! Может мне полегчает…
Пикколо, чертушка, щелкунчик, совесть моя!
Пустота-то какая, какое бездомье!..
Еще один давний-давний наш разговор. Лежим на траве, где-то рядом пасутся наши лошадки.
— А я думала, тебе все равно, как ты выглядишь.
— Чушь все это, Рида Светлая. Может кому-то и удается забыть, что у него на спине, но не мне.
— Тогда прими мое восхищение. Ты здорово это скрываешь.
— Может быть. Только, как ты думаешь, почему я при тебе? Оттого, что если сравнивать с тобой, все будут горбатыми.
…Здорово я тебя разочаровала, а?
Не вздумай жалеть себя, это смерть, говорят джокеры.
Ну что ж, ты жива и здорова, только кому ты тут нужна такая, преисполненная жалости?
Кому ты можешь помочь?»
И когда в дорожную пыль упали первые тяжелые капли, Рида бросилась бежать, сама не зная, от дождя ли? От Пикколо? От себя?
До дома было далековато, и она спряталась в охотничьем павильоне на самой границе парка. Здесь было пусто, заброшено. Половицы угрожающе похрипывали, прогибались под ногами. В углах валялись какие-то бумажки, осколки, куски извести, остро пахло кошачьей мочой.
Дождь стучал в треснувшие стекла, заливал узкие подоконники. Со стен сорвали штофные обои, и странно было видеть голую, покрытую желтоватыми разводами штукатурку.
Стоп. Рида, сидевшая у стены и глядевшая на запустение, поднялась. Элегической грусти как не бывало. Что-то уж больно тщательно здесь убирали. Просто невероятно тщательно. Ни одного разломанного стула, ни одной потерянной ложки, ни куска тряпки. Только пыль и мелкий мусор.
Ну ладно, может Юзеф у нас был сверхбережливым хозяином, но плитку-то от камина зачем отдирать? Она точно уже больше ни на что не годна.
Рида обошла и комнату, и кухню, и все кладовки, слазила на чердак, но не нашла ничего подозрительного, кроме все той же, бьющей в глаза, неестественной пустоты.
Она хотела уже спуститься вниз, но тут ей показалось, что неподалеку в кустах что-то блеснуло.
Забыв о дожде, Рида бросилась туда. Съехала по мокрой земле в небольшой овражек, приподняла ветки, обдавшие ее брызгами, и узрела.
Вот они: все пропавшие сокровища — портьеры, разломанная, полусгнившая мебель, покрывала, битая посуда, изразцы камина. Даже шахматная доска здесь. А выдали этот тайник осколки голубого стеклянного светильника, украшавшего некогда вход.
«Ну, ничего себе! Это уже полное безумие. Так педантично собирать все вещи только для того, чтоб бросить их истлевать под ближайшим кустом? Зачем? Ради чего?».
Но, пока она выбиралась наверх, ответ пришел сам собой. Эти предметы представляли опасность только в руках джокера. Он мог бы определить всех людей, которые когда-либо дотрагивались до них. И более того, джокер мог соткать живую ниточку, которая привела бы его к любому, кто хоть раз их касался. Теперь же солнце, снег и дождь окончательно обезвредили вещи, сделали их нечитаемыми.
«Следовательно, кто-то очень не хотел, чтобы я знала о его визитах сюда. Ох, до чего же мне хочется познакомиться с этим кем-то!»
Дождь скоро кончился, и вечернее солнце снова выпростало красные лучи из-за туч. Рида вернулась домой. И отправилась искать Ламме. Только сейчас ей пришло в голову, что и зверек может кое-что рассказать. Ведь через него текли мысли всех обитателей дома.
Но большого проку ей все равно добиться не удалось. Во-первых, Ламме упрямо не желал ничего вспоминать, а вместо этого то и дело лез лизаться. Во-вторых, понять его было нелегко.
Разумеется, настоящим телепатом Ламме не был. Он не мог читать и передавать чужие мысли,
