– Это сам Парсон! – обернувшись ко мне, с волнением в голосе сказал Зяма. – Очень известный американский абстракционист!
– Отлично, – я пожала плечами. – Значит, можно считать, что я все-таки сходила на вернисаж!
– Бэнкси, Парсон, Хохлачев! – бормотал мой художественно образованный братец на бегу в гостиную, где обнаружилась какая-то жуткая конструкция из размолотых в щепу досок, стальной проволоки и стеклянных шариков – точь-в-точь контрабас, убитый прямым попаданием авиабомбы и посмертно расстрелянный из пейнтбольных ружей. – А это Потоцкий! А это! Боже! Мама родная! Дюха!!!
Вслед за криком послышался грохот, подозрительно напоминающий шум падения.
– Ох уж эти мне художники! – Я закатила глаза и покрутила головой, удивляясь, сколь впечатлительна тонкая творческая натура моего братца-дизайнера.
Я почти не сомневалась, что Зяма рухнул ниц, наткнувшись в своих странствиях по квартире Дашеньки на некий священный артефакт. Причем, судя по звуку, шедевральный предмет имел скульптурные формы, был изваян из твердых пород дерева и наткнулся на него Зяма в буквальном смысле.
– Ты там живой? – недовольно спросила я неловкого братца, углубляясь в VIP-жилище, чрезмерно похожее на музей современного искусства.
– Я-то да... – прошелестел в ответ Зяма.
Он преклонил колено на пороге комнаты, убранство которой выдавало в ней будуар прекрасной дамы. Не лишенная романтики поза Зямы была продиктована отнюдь не переизбытком рыцарских чувств: поначалу я решила, что он поскользнулся на зеркальном паркете. Стоя на одном колене, братец размеренным круговым движение потирал второе, болезненно морщился и при этом неотрывно смотрел в глубь комнаты. Лишь подойдя поближе, я поняла, что причиной падения Зямы стал шок, далекий от культурного. Я и сама едва не рухнула, когда увидела хозяйку дома!
Наверное, зря мы не предупредили ее о своем визите заранее. Хотели сделать сюрприз, но удивились – и далеко не приятно – сами. Очевидно, сообщение привратника о прибытии незваных гостей застало Дашеньку в момент расслабленного утреннего чаепития. Сменить прелестное «утреннее» неглиже на более приличный наряд она то ли не успела, то ли не захотела, чашку и блюдечко с лимонными дольками с глаз долой не убрала, только развернула к двери кресло, в котором с удобством вкушала легкий завтрак. Чтобы, значит, сразу же продемонстрировать новому дусе Зяме товар лицом и телом.
Продемонстрировала, ничего не скажешь!
Переоценить впечатление, производимое на неподготовленного зрителя полуобнаженной красавицей, было невозможно. Однако я уверена, что это было совсем не то впечатление, которого желала добиться Дашенька. Спору нет, гладкие плечики, высокая грудь и стройные ножки, закинутые одна на другую, выглядели весьма соблазнительно, но все портила голова, запрокинутая за спинку кресла под таким углом, которого человеческая анатомия не предполагает. С одного взгляда было ясно, что шея прелестной Дашеньки сломана. Я испытала острый приступ жалости... в первую очередь к нам с Зямой.
– Вот влипли! – в отчаянии воскликнула я.
И тут же прикрыла рот ладошкой, сообразив, что Дашенька не могла совершить смертельный акробатический этюд самостоятельно. Сто процентов, ей кто-то помог, и этот кто-то не мог уйти далеко – ведь привратник разговаривал с хозяйкой квартиры никак не больше пяти минут назад.
Зяма, наверное, подумал о том же самом.
– Стой здесь! – крикнул он мне – и пустился бежать по коридору, оскальзываясь на гладком паркете.
Я прямо растрогалась: какой заботливый у меня брат! Побежал еднолично ловить убийцу, а младшей сестренке велел оставаться подальше от процесса, в безопасности!
Потом до меня дошло, что ловить убийцу уже поздно.
– Зяма, вернись! – гаркнула я вдогонку улепетывающему братцу непререкаемым командным голосом, унаследованным от родного папы-полковника.
Рядовой Зяма подчинился без вопросов и возражений.
– Не иначе это именно он, подлый Дашенькин убийца, ехал в лифте вниз, когда мы с тобой поднимались, – объяснила я необычно послушному братцу.
– Очень может быть, – согласился он, созерцая полуобнаженную натуру красавицы-брюнетки без того удовольствия, которое испытал бы при других обстоятельствах. – И что теперь?
– Что теперь? – повторила я. – Теперь, рыбонька моя, все. Аллес. Цигель, цигель, ай-лю-лю на цугундер! С вещами на нары! Убийца смылся, и за жабры возьмут нас с тобой! Кого же еще?
Зяма машинально потрогал то место, где у других рыбонек бывают жабры, и с тоской сказал:
– Поганое дело. Думаешь, мы влипли?
Это был очень важный вопрос, и я честно постаралась его обдумать.
– Вспоминай, ты тут что-нибудь трогал?
– Я? Ничего! – Зяма даже перекрестился.
– Не мусолил жадными ручками полотна, не трогал рамы, не щупал статуи? – настойчиво допытывалась я.
– Чего это я буду статуи щупать? Мне больше пощупать некого, что ли? – обиделся Зяма.
– Ее тоже не щупал? – на всякий случай, уточнила я, кивнув на покойницу.
– Боже сохрани!
– Это хорошо, – безрадостно сказала я и огляделась, изо всех сил стараясь, чтобы выражение моего лица не соответствовало моим же чувствам.
В этот момент я была крайне близка к отчаянию. Мой внутренний голос криком кричал: «Беги, спасайся, уноси ноги!», и Зяма, судя по его мимике, набирал в грудь воздуха для аналогичного крика.
– Тихо! – Я вовремя пресекла нарастающую панику. – Мы не можем просто так удрать. Привратник знает, что мы были последними гостями Дашеньки, и сдаст нас ментам как вероятных убийц.
– Думаешь, мы сами должны вызвать милицию? – по голосу братца чувствовалось, что этот вариант развития событий ему не слишком симпатичен.
– Либо так, либо...
Я задумалась.
– Ну? – с нескрываемой надеждой спросил Зяма.
Я осторожно переступила порог будуара и с расстояния в пару метров внимательно осмотрела тело в кресле.
Дашенька устроилась с комфортом (конечно, если не считать свернутой шеи). На подлокотнике кресла покоился лаково-блестящий румяный тост с откушенным уголком, в руке у нее был мобильник. Кулачок разжался, но телефон из него не выпал – странно... На полу рядом с креслом стояла чайная чашка, налитая почти до краев. В янтарно-коричневой жидкости плавал золотистый ломтик лимона – в качестве утреннего напитка красавица предпочитала не кофе, а чай.
– Давай рассуждать спокойно, – предложил мой внутренний голос, благоразумно раздумав панически орать. – Значит, красавица только-только начала завтракать, когда ей позвонил привратник. Чтобы ответить, она поставила на пол чашку и взяла мобильный телефон.
– Разве привратник стал бы звонить ей на мобильный? – усомнилась я. – Я видела, в прихожей есть стационарный аппарат!
– Так ведь прихожая далеко, – напомнил внутренний голос. – Можно предположить, что дамочка поленилась топать по коридору и... Слушай, а что это за экранчик?
Озираясь в поисках телефона в спальне, я заметила на стене небольшую темную панель, похожую на жидкокристаллический монитор компьютера. Правда, никакого системного блока вблизи не наблюдалось.
– Экранчик? Где? – переспросил Зяма, вообразив, будто я беседую с ним. – Это? О, Дюха, это шикарнейшая вещица!
Братишка – большой любитель вещиц разной степени шикарности – оживился.
– Это, май систер, зримое свидетельство финансовой состоятельности хозяев данной квартиры!
– Еще одно произведение искусства? – Я критично прищурилась на черный прямоугольник. – Работа Казимира Малевича?
– Окстись, басурманка! – рассердился Зяма. – Не упоминай имя тезки моего всуе! При чем тут
