24
Пицца была горячая, вкусная, приятно большая, и мы с Зямой поделили ее по-братски. К пицце само собой просилось красное вино, поэтому мы с братцем выпили бутылочку чего-то итальянского и вышли из «Мегаполиса» в более чем сносном настроении. Об истории с убийством Дашеньки Павелецкой, в которую мы вляпались по самые уши и из которой, хотелось надеяться, кое-как выпутались, даже не разговаривали.
– Сейчас я ничего не хочу об этом слышать! – предупредил Зяма, едва мы устроились за столиком. – Ясно, что у этой истории будет продолжение, но давай сделаем паузу хотя бы для приема пищи!
Я не стала возражать, и последующий час мы провели мирно, трапезничая и внушая себе, будто жизнь в целом так же гармонична, как сочетание итальянской пиццы и соплеменного ей вина.
Российская действительность нанесла первый удар по нашему идеализму примерно через час. Удар этот был солнечным. Едва мы вышли из кондиционированного здания и оказались под открытым небом, выпитое итальянское вино бурно взыграло непосредственно в кровеносных сосудах. У меня закружилась голова, коленки размягчились, как пластилиновые, а захмелевший Зяма ненормально развеселился.
Началось с того, что его почему-то ужасно рассмешило слово «гипермаркет». Ежеминутно оглядываясь на оставленный нами «Мегаполис» и от этого спотыкаясь, братишка сначала фыркал и хрюкал, а потом, устав радоваться в одиночестве, решил поделиться своим весельем со мной.
– Слышь, Дюха? А я знаю, как будет называться следующая ступень! – похвастался братец.
По его сияющей морде мне сразу стало ясно, что речь не идет о ступенях эшафота, и это, безусловно, радовало, но все-таки принадлежность неведомых ступеней нуждалась в уточнении.
– Я про маркеты! – объяснил Зяма. – Первая ступень – супермаркет. Вторая – гипермаркет. А третья – триппермаркет!
И он захохотал над своей дурацкой шуткой, вспугнув лошадиным ржанием какую-то тетеньку экзотической ближневосточной наружности. Несмотря на сорокаградусную жару, эта особа практически повсеместно, за исключением только глаз и пяток, была закутана в шелковое покрывало. При громовых раскатах Зяминого хохота закрепощенная женщина Востока отпрыгнула с нашего пути и спряталась за елочкой. Я проводила жаропрочную Шахерезаду задумчивым взглядом: что-то в ее облике показалось мне очень знакомым. К сожалению, в тот момент мои мозговые извилины были подобны молочным рекам с кисельными берегами, да еще Зяма отвлекал меня, продолжая громко и настойчиво развивать тему неприличных маркетов третьей ступени. Он как раз закончил составлять приблизительный ассортиментный перечень товаров и услуг, идеально подходящих для такого рода заведений, и даже начал планировать дизайн-проект интерьера и экстерьера (красный фонарь над входом, то-се), когда мы наконец добрались до отчего дома.
В квартире было пусто, тихо, супер-гипер-мятным македонским ладанием уже не пахло.
– А где все? – громко спросил Зяма с порога.
Ему не терпелось поделиться с родственниками по разуму новой шуткой.
– А кто – все? – неласково вопросила из своей комнаты мамуля.
У нее было темно – плотные шторы на окнах не пропускали дневной свет.
Я заглянула к родительнице и тихо ахнула – в самом центре помещения, прямо под люстрой, зависло небольшое привидение. Не обращая внимания на мамулю, склонившуюся над ноутбуком, привидение жило своей жизнью – если это слово вообще применимо к потустороннему созданию. Так или иначе, но призрак трепетал, подергивался и даже раскачивался, при этом дисциплинированно оставаясь в пределах магического круга.
– Ма! Это кто тут у тебя? – с легкой дрожью в голосе поинтересовалась я.
Я была не трезва и поэтому не усомнилась, что мамуля живописует с натуры некое инфернальное явление. Столь добросовестный подход к сочинению литературных ужастиков внушал уважение! Равно как впечатляла готовность мира призраков и привидений делегировать своего представителя для натурных работ к известной писательнице.
«Однако сильна мамуля! – восхитился мой внутренний голос. – Чтобы дерзнуть скрестить соцреализм с махровой мистикой – это я не знаю, кем надо быть! Типа, мичуринцем пера!»
– Это у меня прототип Авдотьи, – ответила между тем знатная мичуринка от беллетристики.
Об Авдотье я знала понаслышке, и этого мне было вполне достаточно. Авдотью мамуля придумала в прошлом году, валяясь в постели с гриппом, который она предпочитала красиво называть инфлюэнцей. Температура у больной зашкаливала за тридцать девять градусов, и воспаленный мозг генерировал первостатейные ужасы. Авдотья примстилась мамуле юной деревенской красавицей, которую суровый отец принудил венчаться с нелюбимым. Обвенчаться-то Авдотья обвенчалась, но на этом все ее дочернее послушание закончилось, ибо ритуальную фразу «и только смерть разлучит вас» простодушная дева поняла как прямое руководство к действию. Первым и единственным энергичным актом, совершенным ею в супружеской постели, было удушение зазевавшегося супруга кружевным чулком. В принципе, на этом она могла бы уже остановиться, но Авдотья была максималисткой. Досрочно разлучив себя с постылым мужем, она живо залезла на ближайшую колокольню и сиганула с нее вниз – в одном чулке, фате и пышных юбках... Думаю, это был эффектный полет. Не он ли впоследствии привел к изобретению парашюта? Так или иначе, но упокоиться грешной душе Авдотьи не удалось, и теперь она бродит по страницам мамулиных рукописей, предпочитая те из них, где действие разворачивается в высотных сооружениях: на крепостных стенах, в теремах, замковых башнях и небоскребах. В появлении Авдотьи у нас на седьмом этаже просматривалась четкая логика.
– А что это вы тут делаете, в темноте? – спросил Зяма, протягивая руку к выключателю.
Воссиявший электрический свет убил чудо. Стало видно, что в роли Авдотьи выступает полупрозрачное полотнище, подвешенное на шнурке к рожку люстры и оживляемое поставленным внизу вентилятором.
– Никак ты нашла применение бабулиному приданому? – засмеялся Зяма, узнав мануфактурное изделие.
В свое время любящие родители выдали нашу бабулю замуж в полном соответствии с вековыми традициями. В частности, невесту снабдили сундуком с приданым, в составе коего имелась белая кисейная накидка. Предполагалось, что она будет укрывать собой башню из пяти-шести подушек на кровати с никелированными шишечками. Как сказал мне Зяма, дипломированный специалист по дизайну обитаемых пространств, во времена бабулиной юности это был моднейший предмет интерьера, но в нашем вполне современном жилище места ему не нашлось. То есть не находилось, пока мамуле не вздумалось анимировать модель привидения.
– Бабкино покрывало, точно! – Я хлопнула себя ладонью по лбу, вспомнив, почему мне показалась знакомой шелковая чадра пугливой дочери Востока.
Расцветкой она один в один походила на диванную накидку бабулиной любимой подружки Раисы Павловны. Я сто раз, не меньше, видела это цветастое полотнище в гостиной у Солоушкиных.
– Попрошу не критиковать мои методы! – обиделась мамуля, которой показалось, что мы не оценили ее изобретательность. – Сами-то хороши! Где вы шляетесь? И почему телефоны с собой не берете?
– А что случилось? – Зяма обеспокоенно взглянул на мамулю, а потом и вовсе тревожно на меня. – Что еще стряслось?
Это его «еще» живо напомнило мне тему, на которую мы с братцем наложили табу, что, впрочем, не могло удержать события от дальнейшего развития. У меня возникло дурное предчувствие, и мамулины слова подтвердили худшие подозрения:
– Я так поняла, кого-то убили, и доброе имя Кузнецовых оказалось под угрозой! – пафосно возвестила мамуля. – Точнее не скажу, они шептались на балконе, и я мало что разобрала.
«Они», как выяснилось, носили звучные и даже рифмующиеся имена Борис и Денис и лично мне приходились отцом и будущим мужем соответственно. Пока мы с Зямой запихивались пиццей и наливались вином в супермаркете второй ступени, в наш мирный дом прямиком из своего милицейского управления примчался капитан Кулебякин. Денис поднял по тревоге нашего дорогого полковника, служивые экстренно
